Жизнь в зеленом цвете - 7
Шрифт:
Никакого.
Точнее, мне НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ никакого дела, а на самом деле оно есть.
Если откинуть его вечно спутанные волосы со лба и пригладить, будут ли они мягкими под пальцами? Они наверняка жёсткие, мягкие волосы не могут так лохматиться, они должны лежать послушно и ровно.
О чём я думаю?
О Поттере, о нём, конечно. Я больше ни о чём не думаю в последнее время. Слагхорн даже решил, что я влюбился в кого-то, и этак снисходительно заметил, что любовь, сражающая юные сердца, лишает разумения и окрыляет. Между прочим, я всё-таки не запорол
Ещё немного, и я на самом деле пойду извиняться. И Поттер размажет меня Ступефаем по стенке, и высушит мокрое пятно, которое от меня останется, и я наконец успокоюсь и упокоюсь, аминь.
20.11.
Даже не знаю, что написать. Просто ничего не укладывается в слова, мысли, как бешеные кузнечики… Попробую написать по порядку.
Сегодня у команды Гриффиндора опять была тренировка, и я зачем-то пошёл наблюдать за ними. Невидимый, конечно.
Сама тренировка закончилась быстро - следующий матч у Гриффиндора ещё нескоро; все ушли в душевую, а Поттер остался гоняться за снитчем. Делать ему больше нечего?..
Он долго летал. Минут двадцать, не меньше. А потом я взял да и снял невидимость; и Поттер, нарезая очередной круг над трибунами, увидел меня. Вот только что меня не было, и вот он я есть.
Нет, я не ожидал, что он кинется на меня с объятиями… но этот придурок вообще не нашёл ничего лучше, чем взять и брякнуться с метлы! С высоты метров этак в пять, на деревянные скамейки; долго пришлось бы собирать его кости по всей трибуне…
– Wingardium Leviosa!
– ору я истошно, как будто пролил катализатор в нестабильное зелье.
Поттер завис в паре сантиметров над скамейкой; я подошёл поближе и отменил заклинание - с высоты в два сантиметра падать нестрашно.
– Хреновый, - говорю, - из тебя игрок в квиддич. Какого чёрта ты на метле удержаться не можешь?
Поттер смотрит на меня, и глаза у него - каждый с галлеон. Наверно, заговори снитч и скажи, что он не хочет, чтобы его ловили, реакция была бы примерно такая же.
– Послушай… - начинаю. И затыкаюсь сразу же.
Что я ему скажу? Как я ему это скажу?
– Я… я подумал…
– Ты что тут делаешь?
– перебивает меня Поттер.
Ну хоть не через пару лет очнулся, и то хлеб.
– Спасаю твою шкуру, - фыркаю.
– А то с метлы упадёшь, расшибёшься…
– Зачем ты сюда пришёл?
– настойчиво долдонит Поттер. Глаза у него блестят так лихорадочно, что мне впервые приходит в голову: может, он просто спятил?
– Ты же не знал, что я упаду с метлы!.. Или знал?
Я искренне кручу пальцем у виска.
– Что я - совсем идиот, убивать тебя вот так вот? Сам подумай, сколько дыр в таком плане… откуда мне было знать, что ты при виде меня навернёшься с метлы, как слабонервная девица?
Поттер краснеет, но как-то странно: на скулах выступают лихорадочные пятна, такие яркие, словно кто-то их нарисовал, а вся остальная кожа бледная-бледная.
–
Я не ждал, что ты здесь будешь! Знаешь, тебе бы так оторопеть… Я же знаю, что тебе нечего делать у нас на тренировке! Ты вообще квиддич не любишь!– Не люблю. Но на ваши тренировки хожу…
– Зачем?
– задаёт Поттер всё тот же вопрос.
Я пожимаю плечами. Если бы я сам ещё знал…
– Я хотел… я подумал, что…
– Что ты подумал?
– неожиданно мягко спрашивает Поттер.
– Я думал о том разговоре…
– И что надумал?
Я молчу. Что бы я сам ещё знал, что я такого надумал!..
Поттер, не дождавшись ответа, тихонько вздыхает, снимает очки, кладёт их на скамейку и трёт виски. Белки глаз у него исчерчены красными линиями лопнувших сосудов - чем, ну чем он занимается по ночам, явно ведь не спит?!
Я, не удержавшись, протягиваю руку и откидываю назад упавшие ему на лоб волосы.
Оказывается, они мягкие, как пух; нежные, гладкие, лёгкие, они обвивают мои пальцы упругими кольцами. Они на самом деле послушные - достаточно любить их, беречь их, нежить - и они сами лягут ровно и аккуратно, чтобы через минуту растрепаться снова и этим напроситься на новую ласку.
Поттер улыбается. Чему он так рад, хотел бы я знать?!!
– Я… - начинаю я снова, так беспомощно, что лучше бы молчал.
И Поттер, кажется, понимает, что мне лучше молчать. Во всяком случае, он говорит:
– Ш-ш!
– и наклоняется поцеловать меня в губы.
У его губ привкус горького крепкого чая; свежесть и терпкость, тепло и нежность. Сердце бьётся сильно-сильно, и я не могу уже понять - его это сердце, или моё, и мне нет решительно никакой разницы. Тяжёлая горячая волна проходит по телу и оседает внизу живота - и я задыхаюсь от этой волны, прижимаясь бёдрами к Поттеру, и он прижимается в ответ, обнимает меня, целует, жадно, отчаянно; он пьёт с моих губ весь мой стыд, все мои муторные мысли, все мои сомнения и мучительные попытки подобрать слова.
Я пью его боль, его глухую обиду, его бешенство из-за навязчивой идеи; выцеловываю из него терзания и угрюмость, бессонные ночи и вопросы без ответа.
Он умеет целоваться; он ведёт, решительно и бережно, и я подчиняюсь, отдавая всё, что могу отдать, и принимая всё, что могу принять. Я никогда никого не целовал, кроме него.
Поттер прерывает поцелуй и прячет буквально пылающее лицо у меня на плече - я чувствую жар его дыхания сквозь всю одежду.
– Какой… ты… - шепчет он.
– Какой?
– переспрашиваю я машинально.
– Чудесный, - говорит Поттер, и по голосу я понимаю, что он улыбается.
Мы долго стоим молча, обнявшись; негреющее зимнее солнце освещает нас. Ярко-красный и золотой цвета квиддичной мантии Поттера почти слепят; его тонкие пальцы лежат на моих плечах, и я совершенно не хочу что-либо менять. Мне ещё никогда не нравился этот мир до такой степени, как сейчас.
– Джеймс!
– кричит кто-то издалека.
– Сохатый!!
– Сириус меня ищет, - Поттер размыкает объятия и отступает на шаг.