Жизнь за ангела

– Вы смерти моей хотите? У меня жена и двое детей. Мою редакцию закроют, лишив меня последнего куска хлеба вдобавок уничтожат меня и всю мою семью. Неужели вы сами не боитесь? Вас же могут забрать в гестапо. Послушайте, вы очень смелый и умный молодой человек, но вы еще слишком молоды и наивны. Или вы пишите то, о чем можно писать, излагаете правильную точку зрения, либо я вас просто уволю…

Все, что происходило в Германии, мне определенно не нравилось, но что-либо поделать с этим и выступать открыто я не мог. В университете, нас студентов, подвергали всяческой идеологической обработке, настраивали против евреев, большевиков, и давали рекомендации по поводу написания идеологически правильно выдержанных статей. Приветствовались также различного рода карикатуры, которые всячески высмеивали коммунистов и евреев. Большевиков нам представляли, как отсталых, малообразованных, туповатых крестьян, жестоких и деспотичных варваров под предводительством тирана Сталина, который сажал народ в тюрьмы и лагеря. При этом внушали, что цель большевиков – это завоевание мира и насаждения своего режима, идеологии всем остальным. Стоит ли удивляться тому, что после того, что говорил о большевиках мой дед я легко этому верил? Евреев же обвиняли во всех грехах, каких только можно, представляя их паразитами и грязными свиньями, расово неполноценными, которые должны были быть изгнаны из Германии. Но все же, столь звериной жестокости по отношению к этой нации я толком не понимал.

В добавок ко всему мой отчим также изрядно действовал мне на мозг своей пропагандой, и агитировал вступить в эту самую нацистскую партию. Тем самым, он раздражал меня еще больше и мне хотелось делать ему назло.

Живот у Инги округлился, беременность становилась все заметнее, ребенок начал шевелиться, толкаться и для меня это было каким-то чудом! Я впервые стал осознавать свою ответственность и привыкать к этой мысли, что стану отцом. Мы часто разговаривали, думали кто у нас будет и как мы его назовем. Мне конечно хотелось мальчика, и я хотел назвать его Пауль. Инге хотелось девочку, и мы решили, что назовем ее Эльзой.

Глава 11

До родов оставалось еще две-три недели, когда Инга внезапно почувствовала боли похожие на схватки. Она плакала, а мы с фрау Мартой как могли, успокаивали ее. Боли не прекращались, и мы решили отвезти Ингу в клинику, где ее наблюдал врач. Мою жену сразу же положили на каталку и направили в операционную. Перед этим я успел пожать ей руку, а она последний раз посмотрела на меня. Потянулись долгие часы ожидания, после чего вышел врач, с очень уставшим видом.

– У вас девочка. – сообщил он и опустил глаза.

– А Инга, что с ней?

Врач не в силах был что-либо ответить.

– Отвечайте же! Почему вы молчите?

– Мы сделали все, что могли, у вашей жены было слабое сердце. Самой рожать ей было нельзя, это был единственный шанс. Мы дали ей наркоз, но она его не выдержала.

– Нет! Этого не может быть! Это лучшая клиника! За что мы вам платили такие деньги! Вы же обещали! – со мной случилась истерика, я начал рыдать. Фрау Марта тоже залилась слезами.

То, что у Инги было слабое сердце выяснилось только во время беременности, во второй ее половине. У нее кружилась голова, иногда появлялась одышка, очень часто она уставала и у нее отекали ноги. Срок был уже большой, и врач решил довести беременность до конца, разрешив ее кесаревым сечением. В целом, к абортам в нацистской Германии относились неодобрительно, если это касалось именно немцев.

Ребенка забрали домой, как и хотела Инга, мы назвали девочку Эльзой. Дочка была такой маленькой, что поначалу я боялся брать ее в руки! Материнского молока не хватало, а от искусственных смесей и коровьего молока у ребенка болел живот и мучили колики – это был настоящий кошмар! По ночам я, конечно, не высыпался, но при этом с утра надо было быть в университете вовремя и еще успевать подрабатывать в свободное время. Хорошо, что фрау марта брала на себя многие заботы.

Первого сентября, 1939 года я был дома, у мамы, еще не успел уехать на занятия, решив остаться на выходные. Из сообщения по радио мы узнали, что Германия напала на Польшу – началась вторая мировая война. Не скажу, что это известие меня обрадовало. В Польше остались родственники, и я за них переживал, а мама боялась за брата и за меня.

– Что случилось? Что происходит? Ты слышал? – мама явно была встревожена.

– Мама, немцы в Польшу вошли – это война.

– Война? Господи! Там мой брат! Что с ним будет?

– А если меня в армию заберут? Что делать?

– Не знаю сынок. Мне некуда тебя спрятать, теперь даже в Польшу нам не сбежать. – не выдержав, мама заплакала.

– Мама не плачь, может все еще обойдется. Он учится еще не закончил, ему же еще не исполнилось двадцать. – моя сестра попыталась ее успокоить.

– Говорят, в Берлине есть еще коммунисты, в Польше наверняка ополчение соберут.

– Ты погибнуть хочешь? Упекут же в гестапо, отчим первый тебя продаст. Ради Бога, не связывайся ты с ним!

– Где он?

– Не знаю, с утра куда-то ушел. На работу, сегодня пятница.

– Мама, я послезавтра в Берлин, на занятия надо, да и дочку свою не видел. Инга умерла, а я про нее забываю.

– Только будь осторожен, я очень тебя прошу! Не связывайся ни с кем!

– Хорошо, не буду. Честное слово! – пообещал я.

Вскоре, 17 сентября в Польшу вошли и советские войска. То, что Польша была оккупирована и разделена, определенно мне никакой радости не доставляло. Успокаивало только одно, что в районе оккупации советских войск военных действий не велось, все было сделано мирно, под видом не допустить дальнейшего продолжения конфликта, а также защитить население западной Украины и Белоруссии. Ранее, 23 августа 39-го между Германией и СССР был заключен мирный договор, пакт Молотова-Риббентропа, что все же вселяло определенную надежду, но слухи о том, что война между СССР и Германией может начаться все же ходили. Опасаясь за безопасность северных границ, в Районе финского залива и Ленинграда, Советское правительство объявило войну Финляндии, поскольку та отказалась добровольно отодвинуть свои границы.

9 апреля 40-го года Германия вторглась в Данию и Норвегию, 10 мая оккупировала Бельгию. 14 июня германские войска без боя взяли Париж, а 22 июня Франция капитулировала. До вторжения на территорию СССР оставался еще год. Не успел еще закончиться первый передел мира, как начался следующий.

Если раньше призыв в немецкую армию был добровольным, то с 16 марта 35-года, он был уже обязательным, была введена всеобщая воинская обязанность. Призывались лица начиная с 20-ти лет, а срок службы составлял 2 года.

В 40-м году я должен был окончить университет и мне предстояло сдать заключительные экзамены. Уже в июле, незадолго до октября месяца я должен был явиться на призывной пункт и пройти врачебную комиссию, о чем на адрес по месту моего проживания было выслано соответствующее уведомление. Проходить ту самую комиссию я, конечно, не очень-то торопился. Отчим же к тому времени перешёл работать в гестапо (в отдел политической полиции), где занимался именно всеми инакомыслящими и неугодными нацистскому режиму. Зная это, до определенного времени, я предпочитал с ним не связываться и особо ему не перечить. Вначале, пока работал криминальным следователем, до того, как к власти пришел Гитлер, к моей матери он относился довольно терпимо. Но чем дальше, тем хуже. Рихард все чаще стал выпивать и до нас доходили слухи, что у него есть любовницы. Мама была для него всего лишь прислугой, которая должна была выполнять каждую его прихоть, а он предъявлял претензии по каждому поводу, и терпел исключительно ради дочери.