Жизнь замечательных Блонди

— С каких это пор бытовые пожары… — начал было Эмиль, но Джефферсон успел вставить несколько слов.

— Хозяин дома утверждает, что это поджог, — невозмутимо сказал он. — Соседи, кстати, видели подозрительного человека…

— Вот видишь! Это как раз по твоей части! — довольно улыбнулся Эмиль, и в этот момент заголосил его коммуникатор. — Слушаю… Что?

— Пожар на Малой Академической, господин Кан! — отрапортовал один из его подчиненных.

— И при чем тут я? — не понял Эмиль.

— Крайне странная ситуация, — сообщил подчиненный. — Есть подозрение, что там были использованы отравляющие химические вещества… Возможно, пожар понадобился, чтобы замести следы какой-то преступной деятельности.

— Ясно. Еду.

Эмиль отключил коммуникатор и посмотрел на Вернера. Тот, надо думать, слышал большую часть разговора.

— Поехали, что смотришь! — сказал он. — Похоже, это наше общее дело!

— Да уж… — Вернер неохотно встал из-за стола и встряхнул кота за загривок: — Остаешься за старшего, ясно?

Кот что-то неразборчиво мяукнул и прикрыл зеленущие глаза с самым независимым видом. Иногда Эмиля так и подмывало разузнать, не таскал ли Вернер это животное к Раулю в лабораторию и не проводили ли над котом каких-нибудь манипуляций: уж больно разумным порой выглядело его поведение!

— Эмиль, что застрял, едем, а то без нас все сгорит!.. — раздалось от дверей, и Эмиль, очнувшись от раздумий, отправился за коллегой…

…Столб дыма был виден издалека. Несколько пожарных расчетов сбили пламя, но что-то упорно продолжало тлеть. Машины «чрезвычайников» и полицейские автомобили стояли на порядочном отдалении, микрорайон был оцеплен, зеваки сюда не допускались, словом, все как обычно.

— Господин Кан, — кинулся к начальнику один из «чрезвычайников». Голос его звучал немного гнусаво сквозь респиратор.

— В чем дело? — спросил Эмиль. — Выяснили?

— Пока нет, господин Кан, — развел руками «чрезвычайник». — Разрешите доложить?

— Докладывайте, — кивнул Эмиль, принюхиваясь. Ветер поутих, дым уходил вверх, но в воздухе все равно чувствовался его запах, странный, сладковатый вроде бы.

— А что тут было? Склад? — встрял Вернер, оглядывая обширное выгоревшее пространство.

— Никак нет, оранжерея! — ответил «чрезвычайник». — Судя по всему, поджог, господин Дирк, потому что самовозгораться там было нечему, разве только удобрениям. Но хозяин уверял, что удобрения хранились в специально оборудованном подвале, мы проверили — так и есть…

— Так что произошло? — поторопил Эмиль. — Почему вас вызвали?

— Сперва полыхало очень сильно, плюс ветер — дым по земле стелился, — пустился в объяснения «чрезвычайник». — Разумеется, выставили оцепление, пожарные занялись своим делом, очаг возгорания удалось локализовать, на соседние дома огонь не перекинулся. Повезло еще, что ветер утих…

— Короче!!! — не выдержал Вернер.

— Те, кто стоял в оцеплении, стали вести себя… странно! — выпалил парень. — Настолько странно, что есть подозрение на воздействие каких-то отравляющих веществ! Сейчас прибыла полевая лаборатория, делают анализы…

— Они что, без респираторов в оцеплении стояли? — брюзгливо спросил Вернер.

«Чрезвычайник» снова развел руками и сокрушенно вздохнул: такие вот, мол, разгильдяи трудятся в вашем, господин Дирк, департаменте!

— Похоже на то, — сказал он. — И надышались чем-то… С пожарными — они ведь все в масках — все в полном порядке.

— Покажите-ка мне пострадавших, — велел Эмиль и, пройдя вслед за подчиненным, остановился в глубокой задумчивости. — Да-а… А с виду и не скажешь, что им плохо!

— Скорее, наоборот, — согласился в кои-то веки Вернер, разглядывая нескольких парней.

В самом деле, они не походили ни на отравленных, ни на угоревших. Один примостился на подножке автомобиля, раскачиваясь из стороны в сторону, и счастливо улыбался, глядя куда-то в облака. Окружающее его определенно не волновало. Другой с восхищением разглядывал собственные руки и видно было, что от этого зрелища его оторвать не получится, так оно его занимает. С другой стороны автомобиля кто-то орал и отбивался от полицейских, утверждая, что те пришли разобрать его на органы. Еще двое сидели прямо на асфальте, привалившись друг к другу и устало хихикали. Похоже, приступы смеха вызывало у них решительно все, что попадало в поле их зрения. Вот и сейчас: один уставился на возвышающегося над ним Эмиля, округлил глаза и вдруг залился радостным смехом, тыча в Блонди пальцем и пихая приятеля локтем в бок, видимо, чтобы тот мог присоединиться к веселью. Второму Эмиль, видимо, показался вовсе уж невероятно забавным, потому что он взвыл и повалился на спину, дрыгая ногами в воздухе и пытаясь выговорить что-то сквозь смех.

— А ну прекратить немедленно! — рявкнул на них полицейский. — Встать, живо! Вы что, не видите, кто перед вами?!

Он попробовал было поднять одного из смеющихся парней, но тот в буквальном смысле не стоял на ногах, так его разбирало. Отчаявшись, полицейский отпустил бедолагу, и тот пополз на четвереньках, по-прежнему хохоча в голос. Ему определенно было очень и очень хорошо…

Сильный порыв ветра колыхнул столб дыма, теперь тот снова стелился по земле, и незнакомый, но не неприятный сладковатый запах чувствовался теперь совсем отчетливо.

— Что-то не похожи они на сильно пострадавших, — сказал Вернер. Голос его звучал глухо из-за респиратора, услужливо подсунутого кем-то из полицейских. — Больше на пьяных… А что анализы?

— Пока ничего конкретного, — отозвался сотрудник передвижной лаборатории. — Обнаружены следы дельта-9-тетрагидроканнабинола и некоторых других психоактивных веществ, но откуда им тут взяться? Нарочно кто-то распылил, что ли?

— Диверсия? — нахмурился Вернер. — Эмиль, ты что думаешь?

— Я думаю… — Эмиль посмотрел по сторонам. — Погоди, мелькнула одна мысль… Что, говорите, тут было? Оранжерея? А где владелец?

— Вот он, — подтолкнул к нему «чрезвычайник» тощенького человечка в закопченной и местами порванной одежде, в старомодном противогазе. К груди человечек прижимал, как младенца, какое-то растение, выдранное из земли с корнями. — Саймон Хэмп.

— Все погибло, все погибло… — причитал тот и, видимо, даже плакал, поскольку маска противогаза заметно запотела. — Мои растения, дело моей жизни…