Жизнь...собачья

– Ты прав. Как бы я себя не обманывал, что ничего жене Козлова и его дочери не обещал, они ждут его полного оправдания. И скоро нам предстоит испытать на себе их полное в нас с тобой разочарование.

Пес глубоко вздохнул. Ладно, мол хозяин, ты свою работу делай, дави на следака, расшатывай обвинение. Не мне тебя учить. Пусть хоть увидят, что ты сделал всё, что смог. Может это и поможет? Выступишь с блестящей речью в прениях, распишешь все достоинства местного алкоголика Козлова, осудишь работу следаков. Может, судья и засомневается?

– Вряд ли, - ответил я, - так что экзекуции от Козловых нам не избежать. И ничего нам не поможет. Даже ссылки на федеральный закон об адвокатуре, где прописано, что заключаем мы соглашение с клиентом для оказания квалифицированной юридической помощи, а не для достижения конкретного результата.

– Не горюй, хозяин, - лизнул мне руку Собакин, - пока следствие идет, потом суд, уже и зима начнется. Мы с тобой в город переберемся, а Козловы здесь останутся. А на следующий год, может что и изменится, может страсти поутихнут. Я так думаю. Только пообещай, что больше не будешь изменять нашим принципам, даже за большие деньги.

– Обещаю, - погладил я пса по голове.

История 10. Депутат

Лето давно закончилось: и обычное календарное, и даже бабье. Мы с Собакиным возвратились с дачи в город. Здесь мы живем в зимний период, в двухкомнатной "хрущевке". В деревне, конечно же, лучше: и просторнее, и воздух свежий, и не беспокоит никто. Но зимой там с ума сойдешь, даже в компании моего верного пса.

Сегодня мы с моим верным псом, как обычно, прогуливались перед сном. Рич бежал трусцой впереди, периодически задирая заднюю ногу на столбы и деревья, а я шёл следом поёживаясь от неприятного холодного ветра. Мы продвигались по тротуару вдоль главной улицы города в сторону нашего дома. Тут из потока машин на проспекте выделился большой черный "Мерседес" и, заехав на обочину напротив меня, остановился. Из машины, причем с пассажирского места, вылез Вадик Акимов, и мы через пару секунд мы уже приветствовали друг друга рукопожатием и похлопыванием по спине. Вадика я знал давно, бывали времена, когда мы были закадычными приятелями: выпили не одно ведро водки, вместе участвовали во многих любовных приключениях. Потом Вадик стал стремительно делать карьеру сначала в "пожарке", в местной администрации. Лет пятнадцать назад потянуло Вадика в большую политику и там он тоже не затерялся. Одним словом, стоял напротив меня располневший, ухоженный, в прекрасном плаще заморского производства депутат Государственной Думы двух последних созывов. Работал и жил он, понятно, в столице, но и в родной город наведывался часто.

– Ну, как дела? Как Москва?
– спросил я Вадика.

– Нормально всё, - успокоил меня депутат, - хорошеет столица.

– На выборы-то пойдёшь?
– поинтересовался я. Через два месяца предстояли очередные выборы в Государственную Думу.

– Пойду.

– А возраст тебя не останавливает? Хоть и выглядишь ты прекрасно, но я помню, что ты старше меня на шесть лет. А я, вот, если судебное заседание длится свыше двух часов, уже с трудом воспринимаю происходящее. Устаю. Как же ты целый день законы принимаешь?

– Может ты и прав, - достал сигарету Вадик, - за два срока я всё уже сделал. Бизнес свой организовал, наладил и развил. Дочку и зятя пристроил. Денег заработал. Так что, если больше не выберут, сильно расстраиваться не буду. Тыл у меня прекрасный.

Тут к нам подошёл Рич и присел возле моих ног.

– Твой?
– спросил Вадик.

Я кивнул.

– Узнаю тебя, нисколько ты не меняешься. Ну завел бы себе настоящую, боевую собаку. От нее хоть польза будет. А от пуделя какой прок?

Я промолчал.

– Я чего к тебе подошел-то, - Вадик бросил окурок под ноги, - мне в избирательном штабе человек нужен из местных, не лишенный дара убеждения и литературных способностей. Пойдешь ко мне? В твой палате адвокатской я договорюсь, чтобы закрыли глаза на твою подработку. Зарплата будет не большой, но если изберут, то обещаю тебя с собой в Москву взять. Будешь помощником, это совсем другие деньги и возможности, не то что по судам бегать. На "Мерине" будешь ездить....

– Не пойду, - ответил я, - и вообще пора нам, загулялись уже. Успехов тебе....

Я хлопнул его по плечу и мы с Собакиным продолжили свой маршрут.

– Ну и дурак, - услышал вслед.

Уже дома, поужинав, и устроившись перед телевизором я сказал своему верному псу:

– Помнишь того мужика, с которым я разговаривал сегодня на улице?

Пес выразил согласие, мол, конечно, он помнит.

– Это Вадик Акимов депутат Государственной Думы. Он собирается в третий раз стать депутатом. Власть он всегда любил и это не самый большой порок, за который его следовало бы осуждать. Если это вообще можно назвать пороком. Беда в другом. Он мне поведал, что за два срока депутатства наладил свой бизнес, пристроил родственников и сделал много других полезных для себя дел. Один "Мерседес" чего стоит. Ну, ты видел его машину. И, понимаешь, Собакин, он этими своими достижениями гордился. При этом он не упомянул хотя бы один закон в интересах граждан, его избравших, в разработке и продвижении которого, он бы участвовал. Ему это просто не надо. Он шел в депутаты совсем с другими целями. Этих целей он достиг и поэтому просидел в Думе два срока не зря. Теперь вот еще и на третий срок собирается.

Собакин громко фыркнул, что означало:

– Хозяин, ты с Луны свалился? Или тебе заранее было неизвестно зачем и для чего идут в депутаты? Тебе озвучить? Пожалуйста. Отбить то, что потрачено на избирательную компанию, получить иммунитет по отношению к закону, наладить и укрепить свой бизнес, пристроить нужных людей и наконец, подзаработать. Как видишь ни о каком электорате, или о народе, чьим избранником он является, речь не идет. Тебе это было неизвестно?

– Известно, - согласился я, - но, когда это где-то далеко, то относишься с этому спокойно. Если же этот здоровый цинизм произносят тебе прямо в глаза и не стыдятся, более того, даже не понимают, почему надо стыдится - это производит более глубокое впечатление.

Рич негромко тявкнул, что дома с ним случалось крайне редко.

– Ты хочешь сказать, что и мне должно быть стыдно?
– спросил я у Ричарда, - стыдно, что не сказал ему всё, что думаю относительно его "законотворческой" деятельности? У меня, Собакин, есть смягчающее обстоятельство. Я не пошел в его избирательный штаб.

Пес поднялся с ковра и подошел ко мне вплотную.

– Эх, хозяин, я восхищен твоим поступком. Только толку от этого нет никакого. Не пошел ты в его штаб, пойдет другой. Я не думаю, что твой отказ работать на депутата освобождает тебя от угрызений совести за твое молчание по поводу его откровений. Почему не освобождает? Он подумал, что ты не согласился с его предложением не потому, что мы с тобой в принципе презираем его деятельность на посту народного избранника. Он подумал, что у тебя на это есть другие причины: чисто меркантильные, например. Или, что меня тебе не с кем оставить? Я хоть и никчемный пес, но все-таки живое существо? Если бы был я ротвейлером, меня можно было пристроить в хорошие руки, а кому пудель сдался? Одни убытки...

– Ты и это слышал?

Пес тихонько заскулил, что означало:

– И на это ты тоже промолчал, хозяин. Поэтому нам с тобой строить из себя великомучеников как-то нехорошо. Мы с тобой тоже виноваты, что у нас всё так, как есть....

– Ну, я, ладно, а ты-то в чем виноват?
– спросил я Собакина.

Пес лязгнул зубами и глухо заворчал. Мол, я мог его тяпнуть, хотя бы слегка, а вместо этого смирно сидел и слушал про себя оскорбительные речи. Поэтому, прав твой депутат, никчемный я пёс.

Рич глубоко вздохнул и закрыл глаза. Я погладил его голове и ласковым голосом запричитал:

– Хороший пес, умный. Всё ты правильно рассудил, но только со своей, собачьей "колокольни". А с человеческой всё сложнее, Барбос. Намного сложнее. Ну, послал бы я его и что? Он и раньше-то не терпел иного мнения, а за время пребывания в столице, может, эта нетерпимость приобрела у него клинический характер? А нам с тобой есть что терять, правда? Хотя бы друг друга. И главное, Собакин, ничего бы наше с тобой фрондёрство не изменило. Я понимаю, что это слишком удобное объяснение, но другого у меня нет.