Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Правда, сам Раковский в своей критике останавливался на полпути, перед непреодолимой для него стеной, выстроенной из парадигмы большевистских лозунгов и догм. Он писал: «Оппозиция… не свободна в известных своих частях от недостатков и навыков, которые аппарат воспитывал годами. Она не свободна прежде всего от некоторой доли обывательщины. В особенности бюрократический атавизм живуч у тех, которые стояли ближе к верхушке в самой партии или в советском аппарате. Она заражена отчасти фетишизмом партбилета в противоположность верности партии, ее идеям, ее исторической задаче – верности, присущей лишь тем, которые и дальше хотят бороться за реформу партии; она не свободна, наконец, от той вреднейшей психологии фальсификаторов ленинизма, которую воспитал также аппарат».
Раковский наивно полагал, что отсев «мечтающих о спокойном уюте» лишь оздоровит оппозицию. В ней останутся те, кто не видит в ее платформе «своего рода ресторанной карточки, из которой каждый выбирает блюда по своему вкусу». «Платформа была и остается боевым знаменем ленинизма, и лишь полное ее осуществление выведет партию и пролетарскую страну из тупика, в который их загнало центристское руководство». Своеобразный рефрен, почти полное
1217
Бюллетень оппозиции. 1929. № 7. С. 5.
Прямым дополнением к основным положениям этого документа и письма Валентинову явилась статья «Политика руководства и партийный режим», посвященная бюрократическому перерождению высшей партийной и государственной элиты. [1218] Руководящая группа, пользуясь монополией печати, фальсифицирует ленинское учение, расширяет аппаратные методы руководства страной и партией. «Враг полез через бюрократическое окно», – констатировал автор. [1219] Суровый вывод гласил: «Перед партией два пути. Либо она окажется способной дать пролетарской диктатуре ту, основанную на доверии организацию управления, о которой говорил Ленин; будет в состоянии установить рабочую демократию; сумеет обуздать разнузданный и самодурствующий аппарат, злоупотребления, бесхозяйственность, неспособность которого стоит сотни и сотни миллионов рублей, помимо страшнейшего морального вреда, который он наносит пролетарской диктатуре. Либо партия окажется достаточно зрелой, чтобы сделать все это, либо же она будет способствовать – против своей воли и к величайшему для себя, революции и коммунизма вреду – классовому врагу, который в таком случае ворвется в нашу советскую крепость». [1220]
1218
Там же. С. 7–10.
1219
Бюллетень оппозиции. 1929. № 7. С. 9.
1220
Там же. С. 10.
Но наиболее весомой из этого цикла, содержавшей разносторонний анализ советской действительности, явилась небольшая статья «Оценка положения. (Накануне XVI партконференции. Апрель 1929)». [1221] Написана она была, скорее всего, за один-два месяца до конференции, проходившей 23–29 апреля 1929 г., и опубликована «Бюллетенем оппозиции» с портретом Раковского.
Подготовленная в тезисной форме, работа прежде всего характеризовала те условия в стране, в которых созывалась конференция. Речь шла о срыве хлебозаготовок, снижении реальной заработной платы рабочих, росте трудностей в снабжении городов хлебом и топливом, усилении антисемитизма и антирелигиозной пропаганды. Раковский стремился показать частичный срыв планов «социалистического строительства» в промышленности и сельском хозяйстве, растущее недовольство рабочего класса, чудовищное развитие бюрократизма, усиливавшийся отрыв рабочих от партии и профсоюзов, «официальное признание правой опасности».
1221
Там же. № 3–4. С. 12–14. В архивном фонде Л. Д. Троцкого хранится машинописный экземпляр этой статьи с небольшой правкой, сделанной, по всей видимости, Троцким (HU.HL. bMS Russ 13. T 17114).
Происходило, писал он, «крошение партии», сопровождавшееся массовой ссылкой и заключением в тюрьму оппозиционеров-ленинцев. «Лишь партийные бюрократы, зараженные неисправимым казенным оптимизмом, могут усматривать в этих явлениях симптомы роста социалистического строительства». И далее говорилось: «Цепляясь за свой неограниченный аппаратный абсолютизм, боясь потери власти, партийное руководство пожертвовало интересами диктатуры пролетариата, советской власти и мировой революции в интересах своего собственного сохранения. Попытки оппозиции довести до сведения партии перед созывом съезда свою точку зрения натолкнулись на бешеное сопротивление аппарата».
Раковский отвергал выдвинутое Сталиным и широчайшим образом муссировавшееся в пропаганде обвинение оппозиции в неверии в возможность социалистического строительства в СССР – «вся наша платформа ставит задачу именно ускорения этого строительства». Осуждая чрезвычайные меры, предпринимавшиеся для выполнения плана хлебозаготовок, он подчеркивал, что эти меры – не только судебные решения против «кулацких элементов» и конфискации зерна, но и тем более последовавшее за ними нагнетание террора (посылка вооруженных отрядов на реквизиции, произвольный захват зерна, аресты, разгон местных органов власти, отдельные попытки загнать крестьян в коммуны, сопровождавшиеся слухами о предстоявшей отмене нэпа) [1222] – «воспроизводят худшую сторону
военного коммунизма, толкая не только середняков, но и бедноту в экономическую и политическую кабалу кулака». В связи с этим разоблачались и ложные обвинения по адресу оппозиции в том, что она игнорировала роль середняка. Раковский доказывал, что установка «большевиков-ленинцев» имеет цель «организовать ту политическую силу, которая привлекла бы середняков на сторону пролетариата и бедноты для преодоления нарастающего политического влияния кулака». Создается, однако, впечатление, что сам автор и под влиянием официальной информации, которой он, видимо, частично доверял, и вследствие сохранявшихся догматов резко переоценивал «кулацкую опасность», как и масштабы эксплуатации наемного труда в сельском хозяйстве.1222
Конюхов Г. КПСС в борьбе с хлебными затруднениями в стране (1928–1929). М., 1960. С. 119; Данилов В. П. К характеристике общественно-политической обстановки в советской деревне накануне коллективизации // Исторические записки. М., 1966. Т. 79. С. 42.
Наконец, в статье вновь давался отпор партийному руководству, которое, «превратив партийную печать в монополию партаппарата, злостно лжет и клевещет на большевиков-ленинцев, что якобы они являются сторонниками двух партий, что якобы они подготовляют гражданскую войну против диктатуры пролетариата и соввласти, что якобы они говорят о Красной Армии как об армии “бонапартистов”». Приводились данные о многочисленных арестах, заключении оппозиционеров в Тобольскую тюрьму.
Высылка Л. Д. Троцкого из СССР оценивалась как вызов российскому и мировому пролетариату. Оппозиция верна коммунистической партии и пролетариату СССР, заявлял Раковский. «Каждый оппозиционер-ленинец горячо желает вернуться в партию и отдать диктатуре пролетариата свои силы на борьбу с его классовыми врагами и на социалистическое строительство». Вслед за этим было сказано: «Наши методы борьбы остаются реформой. Мы решительно против всякого политического авантюризма. И впредь мы будем поддерживать и разъяснять партийной и беспартийной массе нашу линию, оставаясь, таким образом, верными заветам Октябрьской революции и учению Ленина».
Этот страстный документ значительно углублял представление о политической позиции самого Х. Г. Раковского и редевшей оппозиции в целом, но до сколько-нибудь широких кругов общественности дойти не мог, так как «Бюллетень оппозиции» был строжайше запрещен к ввозу в СССР, и чтение, а тем более передача другим лицам незначительного числа нелегально привезенных экземпляров карались не только исключением из партии, но также тюремным заключением, а позже расстрелом.
Редеющая оппозиция сталинскому диктату пыталась еще донести свое мнение до ведома общественности, и Раковский стал главным аккумулятором ее идей. В конце лета по согласованию с другими ссыльными оппозиционерами он подготовил текст заявления, адресованного ЦК и ЦКК ВКП(б), который был первоначально подписан также В. В. Косиором (напомним, младшим братом С. В. Косиора, одного из активнейших сталинистов) и М. С. Окуджавой (дядей писателя и великого барда Б. Ш. Окуджавы). [1223]
1223
Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 3–7.
Перед этим по местам ссылки оппозиционеров (в «колонии ссыльных») были посланы телеграммы с изложением основных идей документа, а затем и его тезисы. При подготовке текста заявления учитывались дополнения и предложения отдельных лиц и целых «колоний». Среди присоединившихся были Н. И. Муралов, П. Г. Мдивани, Л. С. Сосновский, С. И. Кавтарадзе, В. Д. Серебряков (Виленский), Рафаил (Р. Б. Фарбман) и некоторые другие в прошлом известные партийные деятели, всего около 400 человек. Впрочем, такие видные ранее оппозиционеры, как И. Н. Смирнов, В. А. Тер-Петросян, С. В. Мрачковский, А. Г. Белобородов, выступили с альтернативным, компромиссным проектом заявления, которое непосредственно предшествовало их капитуляции перед властной группой, о чем уже упоминалось.
Это заставило Раковского подготовить рассылку проекта группам ссыльных и отдельным лицам. В сопроводительном письме, датированном 22 августа, предлагалось группам, высказавшимся за проект, сообщить одно-два имени для включения их в число подписавших оригинал, посылаемый в ЦК и ЦКК ВКП(б), а остальным сообщить о своем присоединении к документу прямо в Москву, в центральные парторганы. [1224]
Отправить документ из Саратова Раковский, однако, не успел.
1224
HU.HL. bMS Russ 13. T 17115.
Как видно из текста документа, Раковский и его товарищи не исключали возможности позитивного, с их точки зрения, поворота в развитии страны и компартии. В качестве важнейших событий после XV съезда они называли оформление правого течения в партии, предлагавшего идти на уступки кулачеству и частной торговле, и решения XVI партконференции (апрель 1929 г.) об ускорении темпов промышленного, колхозного и совхозного строительства, о борьбе против кулака и правой опасности.
Можно лишь поражаться тому, как опытный, сравнительно высоко теоретически и практически подготовленный деятель, каковым являлся Х. Г. Раковский, хорошо знавший цену Сталину, мог на основании внешней схожести некоторых общих установок позитивно оценить эти решения, открывавшие полосу насилий «великого перелома» и знаменовавшие собой путем устранения из руководства партии и государства Бухарина, Рыкова и Томского полное утверждение сталинской единоличной террористической диктатуры. Более того, в заявлении содержалось даже требование чистки партии от правых элементов. Авторы опровергали обвинение в том, что они не верят в возможность социалистического строительства в СССР, хотя полагали, что лишь победа социалистической революции в нескольких крупных странах создаст условия для полной устойчивости социалистического строя в Советском Союзе.