Жизнеописание Петра Степановича К.

Но если вдуматься, так все само к тому и шло. Младший сын и без того признавал Любовь Петровну за мать, даже называл ее «мама Люба», и она уже привыкла к нему, как к сыну. Петр Степанович хоть и был старше нее, но всего на десять лет, сверстников же Любови Петровны после войны, сами понимаете, было не густо. А после пронесшегося надо всеми урагана, после всевозможных потерь и разорений, следы которых видны были и в личной жизни, всем хотелось почувствовать какую-то опору. Петр Степанович, со своей стороны, как-то лучше рассмотрел Любовь Петровну и убедился, что может на ней жениться. Правда, она была медицинским работником, а в молодости у Петра Степановича было предубеждение к таким женщинам. Ее поцелуешь в приливе хороших чувств, а она столкнется с вашими зубами, и в голове у нее сразу: «у человека тридцать два зуба: восемь резцов, четыре клыка и двадцать зубов коренных». Однажды в те поры он объяснял одной молодой особе, почему для любви вредны медицинские знания:

– Я вот вас люблю, способен вами восхищаться, сравнивать вас с Венерой себя могу считать Демоном, но тут же – рядом – нарастают мысли, отравляющие всю поэзию, весь романтизм! Вы красавица, а рядом анатомия и физиология: я вижу ваш скелет, кишечник, голову в разрезе и ваши мозги с серым и белым веществом…

Помнится, эти объяснения вызвали неоднозначную реакцию. Венера и красавица были восприняты с плюсом, но кишечник и особенно скелет так смутили бедную девушку, что ухаживание за нею пришлось прервать.

Теперь таких запросов, как в молодости, когда Петр Степанович измерял проценты любви, у него уже не было, но все-таки он и сейчас все взвесил и пришел к положительным выводам. А будучи человеком наблюдательным, он, по некоторым признакам, предположил, что и Любовь Петровна будет не против его предложения. Окончательное решение Петр Степанович принял в бане, когда, освободившись от одежды и оставшись наедине со своим мужским естеством и окатив себя водой из шайки, он ощутил в себе прилив сил, которых, как ему казалось, у него уже почти не осталось.

Он не ошибся, и как-то все у них хорошо пошло, он даже не ожидал, считая себя уже почти стариком. А оказалось, что нет…

Петр Степанович и Любовь Петровна сначала жили, не расписываясь, но потом, ближе к концу войны, решили, что, пожалуй, большого смысла в этом нет, лучше узаконить отношения. Весной сорок пятого года они расписались и даже отметили это событие небольшой вечеринкой.

Особой свадьбы, конечно, не было, как, впрочем, ее не было и когда они поженились с Катей. А про пышную свадьбу Жгутика Петр Степанович давно уже забыл, как забыл о многом из той, прежней жизни, отрезанной от нынешней непонятной зыбкой чертой. Но все же событие отметили, пришли из знакомых два агронома – сослуживцы Петра Степановича, двоюродный брат Любови Петровны Виктор с женой. Сварили картошку, кильку соленую получили накануне по карточкам, капуста квашеная с зимы оставалась. Буханку хлеба Петр Степанович на базаре купил. Развели немного спирта, выпили за скорый конец войны – ждали со дня на день, тут уже сомневаться не приходилось, – побалакали. Двоюродный брат после продолжительных и упорных боев под Киевом остался без правой руки, так не погиб же! Он давно уже вернулся с фронта и научился все делать левой рукой, почти как правой, за столом даже и незаметно было, что он однорукий. Зато все знали, что он хорошо пел, отсутствие руки этому не мешало, и когда выпили еще по одной, Любовь Петровна попросила его:

– Заспівай, Вітя!

Все замолчали, и он тоже немного помолчал, а потом, как-то выпрямившись на стуле и плотнее опершись на его спинку, запел:

Ой з-за гори кам'яноїОй з-за гори кам'яноїГолуби літають,Не зазнала розкошоньки,Вже літа минають…Запрягайте, хлопці, коніКоні воронiї,Та й поїдем доганятиЛіта молодiї.Догонили, наздогналиНа кам'яновім мості,Ой верніться, літа мої,До мене хоч в гості!Не вернемось, не вернемось,Немає до кого,Не вміла нас шанувати,Як здоров'я свого.Ой верніться, ой верніться,Літа молодії,Буду я вас шанувати,Літа золотії…

Хорошо пел Виктор, а кто о чем думал, пока он пел, мы не знаем. Любовь Петровна, например, плакала, да и Петра Степановича, видно, подпирали слезы, но он сдержался.

IV

В Куйбышеве среднего сына Петра Степановича определили на завод, привели к рабочему-фрезеровщику и сказали ему: «Это твоя смена». Через неделю парень уже работал самостоятельно, толковый оказался. Получал рабочий паёк, дали ему и место в общежитии – живи и живи. Может, он бы и задержался в этом Куйбышеве, но тут нежданно-негаданно вернулся отец из заключения и стал его разыскивать. У среднего сына Петра Степановича снова появилось что-то вроде дома, и он стал тосковать по отцу, по братьям, по Задонецку Волга тоже, конечно, хорошая река, но до Донца ей далеко. Он так и написал отцу: хочу вернуться домой.

Петр Степанович сразу понял, что средний сын попал в Куйбышев незаконно, не по годам, и отправил ему нужные документы. Средний сын Петра Степановича пошел с документами на прием к директору. Тот отослал его к заместителю по кадрам – лейтенанту НКВД. А заместитель мог принять его только через неделю. Парень решил, по легкомыслию, что дело уже сделано, перестал ходить на работу, настроение было чемоданное. Заместитель же – лейтенант НКВД – трудился под лозунгом «все для фронта»! Так что он принял через неделю среднего сына Петра Степановича, выслушал его, а потом взял за шкирку, вывел на улицу и сказал: «Иди работай!».

Появление среднего сына Петра Степановича перед своим учителем-напарником, фрезеровщиком, очень того удивило, но он же и подсказал решение: «Тебя судить за прогулы будут. Получи продовольственные карточки за месяц и беги». Повторять второй раз ему не понадобилось, несмотря на свои 15 лет, средний сын Петра Степановича был толковый малый, начитанный. Он получил и продал карточки и вскочил в последний вагон какого-то поезда, едущего на запад. В этом военном товарном поезде, в вагоне с саперами, он добрался до Ростова, они его еще и кормили.

На вокзале в Ростове его чуть было не задержали. Милиция проверяла документы, он попытался пристроиться к путевым рабочим, как будто он – один из них, но милиционеры его как-то вычислили и стали махать ему руками, дескать, ну-ка иди сюда! Он сделал вид, что идет к ним, усыпил их бдительность, нырнул под вагон и замешался в толпе. Выждал, когда поезд тронулся, снова запрыгнул в последний вагон и так добрался до Мариуполя. Здесь порядка было уже (или еще?) меньше, никто никого не трогал, и он довольно спокойно пересаживался с поезда на поезд, пробираясь на север – до Сталино, а потом и дальше.

Все путешествие длилось недели две, деньги кончились, и средний сын Петра Степановича научился немного подворовывать на чужих огородах, а то и на пристанционных базарах. Его ни разу не поймали, хотя в Харькове он чуть не попал в облаву, и в конце октября 1944 года он, наконец, добрался до Задонецка.

Не зная, куда идти, средний сын Петра Степановича явился к отцу в контору – она находилась в том же доме, что и до войны. Петр Степанович в это время излагал своим двоим сослуживцам, с которыми он сидел в одной комнате, идеи Лютера Бербанка, по его мнению, недооцененные. Когда кончится война, говорил он, они буду очень полезны для восстановления нашего сельского хозяйства. Вы представляете, американцы…

В это время открылась дверь, все трое подняли глаза от бумаг и увидели на пороге подростка с изможденным землистым лицом, в кепке, в промасленном ватнике и таких же ватных штанах. Петр Степанович не сразу понял, что перед ним – его сын, и чуть было не сказал ему, что он ошибся дверью…

Средний сын Петра Степановича ничего не знал о переменах в отцовской жизни и был немало удивлен, когда отец привел его к дому Любови Петровны, памятному ему по тем дням, когда он прибегал сюда звать тетю Любу к умирающей матери. Они вошли во двор, и он еще раз удивился, увидев прилипшую к оконному стеклу физиономию своего младшего брата: тот с любопытством глазел на отца, появившегося в неурочное время, да еще в сопровождении какого-то незнакомого парняги.