Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– Во всяком случае, дайте мне адрес ваших друзей, сказала Алиса.

– Охотно.

На другой день она позировала для торса у одного из друзей Адольфа Родье.

Даная. С картины Леона Франса Каммере

Через несколько недель – для ансамбля.

Аппетит приходит за столом. Привычка является со временем. Профессия была прибыльна… Притом же ее подруга жила хорошо…

При этом мы должны заметить, во-первых, что Алисе было только пятнадцать лет, когда она начала свое новое ремесло, и что с этой минуты она приобретала каждый день; во-вторых, с тех пор, как Алиса больше приобретала, мать била ее меньше и лучше кормила. И, не правда ли, вы признаете, что лишняя котлета и уменьшение кулачных ударов должны были значительно повлиять на ее физическую организацию! Итак, Алиса позировала и даже была любима как модель, за чистоту своих форм и оригинальность физиономии…

Мы только для памяти упомянули о матери Шиффонеты, также для памяти мы скажем вам, что эта мать внезапно умерла вследствие неумеренного употребления водки.

И вот Шиффонета одна в мире. – Она никогда не знала своего отца. – Должна ли была она печалиться сверх меры об этом происшествии? Гм! Она так мало и так дурно жила с той, которая умерла. Тем не мене она плакала, потом поспешила оставить жилище, в котором она провела такие печальные годы!..

Она жила на улице Попенкур и перебралась в комнату около предместья Сен Мартен, и там, сберегая свои доходы, она составила план как можно лучше и скорее привести в исполнение желание, давно уже ласкаемое ей, обладать маленьким помещением, не то чтобы изящным и комфортабельным, – она этого не понимала еще, – но чистым и приятным.

Истинно, встреча с Родольфом Родье принесла счастье Шиффонете!

На той же самой лестнице, в том доме, где жила молодая девушка, жил молодой человек лет двадцати, Эдуард Шаванн, комми в одной из частных администраций с жалованьем в полторы тысячи франков, – что доказывает, что он не зарывался в золоте.

Но если он в нем не зарывался, то не потому, что не имел желания! Напротив, он имел такое сильное желание, что в эпоху, о которой мы говорим, – в 1857 году, – в обществе одного из своих друзей, которого также пожирала жажда наслаждений, Эдуард Шаванн регулярно употреблял все свои вечера на то, чтобы перечислить все удовольствия, которым он предастся, когда будет обладать двумястами тысяч годового дохода.

В этих разговорах всего любопытнее было то, с каким особенным тоном друзья тратили воображаемые миллионы, и тот способ, каким они намеревались их приобрести, способ, не имевший в себе ничего достойного уважения, хотя в тоже время эти способы не были совершенно бесчестны. Но в их грёзах с открытыми глазами, очарованные формой, они пренебрегали сутью. Станете ли вы презирать подобных людей? В ожидании, пока они поселятся во дворце уже построенном из золота и мраморов Испании, Орест-Шаван, принимал Пилада Берто в мансарде предместья Сен Мартен. И Пилад обыкновенно довольно странно пользовался гостеприимством Ореста.

Была зима; и так как в мансарде бывало холодно при его приходе к Оресту, – Пилад, раздевшись с верху до низу, закутывался в одеяло, тогда как хозяин старался согреться перед двумя поленьями дров, которые он хвастливо называл добрым огнем.

В первый раз, когда было употреблено это оригинальное средство для согревания, Эдуард Шаван разразился безумным смехом и просил остаться в этом положении целый вечер.

– Не упрашивай; это бесполезно! – отвечал Берто. – Мне хорошо так: – Я остаюсь… и останусь.

И на самом деле остался до полночи.

В полночь он оделся, пожелал доброго вечера Эдуарду и отправился домой. Другой день был точным повторением первого, третий тоже… Пилад регулярно каждый вечер согревался у Ореста, который посиживал себе у дымящегося камина.

И в таком то положении наши друзья делили портфель, найденный на улице, клад, зарытый в погребе, русскую княгиню, воспылавшую страстью к их прелестным глазам, неожиданное наследство и тому подобный вздор.

Засияла весна; растаял снег; Берто перестал доказывать необходимость успокоения на изголовье своего друга. Однажды он даже не мог придти к Эдуарду Шаванну, потому что уехал в Англию добывать состояние, с помощью мы не знаем каких спекуляций.

Оресту и хотелось бы ехать с Пиладом в Лондон, но у него не было ни гроша на это путешествие, а Пилад не смотря на выражения преданности не захотел разделить с Орестом своих средств.

Согревайте же после этого шесть месяцев друга для того, чтоб он вас бросил, как пустую бутылку!

Эдуард Шаванн продолжал мечтать уже один, и мечтал в особенности об Англии, – этой благословенной стране, где Берто в несколько лет должен был озолотиться.

Однажды вечером он отворил окно, чтобы на вольном воздухе предаться своим любимым мечтаниям; и заметил направо в соседней мансарде самое пикантное женское личико.

Хотя и честолюбивый, Эдуард Шаванн был мужчина и молодой мужчина, ему показалось, что глаза миленькой головки ему улыбались; он отплатил тем же.

Потом он рискнул сказать несколько слов, на которые ему отвечали.

Вот прошло дней двенадцать, в течение которых они менялись улыбками и словами из своих окон, Эдуард Шаванн и молодая девушка убедились, наконец, что они друг друга любят. Он получил от нее позволение представиться к ней.

Шиффонета, которая дотоле только и думала о том, чтобы накопить по грошам сумму, необходимую на покупку мебели, внезапно влюбилась в своего соседа, увидев его в первый раз из окна…

Эдуард был очарован своей победой… Он был очарован, тем более, что не надеялся встретить в модели то, что он встретил; первые восемь дней этой любви было для обоих днями восторгов. Он забыл свое бюро, она – свои мастерские и букеты.

Особенно она была счастлива! Бедное, никем нелюбимое дитя, она гордилась, слыша: «я тебя люблю!» Она желала бы никогда не расставаться, даже на час со своим любовником… Между тем, через неделю опьянения надо было вернуться к рассудку.

– У меня есть место, моя милая, – сказал однажды поутру Эдуард своей любовнице – кроме этого места у меня ничего нет для жизни. Ты еще можешь отдыхать, сколько тебе нравиться… Никто не имеет права упрекнуть тебя; но если меня прогонят, что я стану делать?..

Шиффонета сделала гримасу.

– Ну, ты пойдешь завтра в свое бюро.

– Нет, послушай: я пойду сегодня, а останусь только завтра. Я скажу, что я был и в настоящее время еще болен.

– Хорошо. Ступай, а я приготовлю пока завтрак.

– До свидания.

– До скорого.

Завтрак был подан; Шиффонета напевала песенку.

Эдуард явился бледный, расстроенный…

– Что с тобой? – спросила она.

– Что со мной? – свирепо ответил он. – Конечно, я должен был ожидать. – Целых восемь дней!.. Меня поблагодарили.

– Бедный друг!

– Да, бедный! На! Он бросил десять пятифранковых монет. – Вот все, чем я теперь обладаю на свете, пятьдесят франков, которые мне заплатили за полмесяца… Да и этого еще не хотели было давать… Они были мне должны только за девять дней! Нужно же было мне, черт побери, с тобой познакомиться!..

Шиффонета была с минуту безмолвна.

– Я в отчаянии от того, что с тобой случилось, мой друг, – прошептала она.

– Ты в отчаянии… А я все-таки на улице.

– Разве это единственно моя вина?