Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Должно вам сказать, что уже несколько недель Флоримон по своему ухаживал за маленькой торговкой цветами. Это волокитство было самого наглого свойства. Но Флоримон взял себе за правило, что у женщин можно успеть только наглостью.

Он поднял голову, взглянул на молодую девушку и ее букет, потом своим язвительным голосом, согласовавшимся с насмешливым выражением его лица, проговорил:

– Итак, я должен избавить тебя от того, что у тебя осталось. Я гожусь только на то, чтобы избавлять тебя от остачи? Очень благодарен!.. Покупая фиалки, я их выбираю.

Шиффонета была знакома с этим тоном; он не испугал ее.

– Право? – возразила она, – Вы выбираете?.. Это меня удивляет.

– Почему?

– Потому что, по репутации, вы не так взыскательны.

– Пусть так! Я согласен… быть может, я не взыскателен, если говорю, что нахожу тебя милой и готов любить тебя двадцать четыре часа.

– Что такое двадцать четыре часа!..

– Ты полагаешь, что для тебя этого было бы недостаточно? Ты ошибаешься. Двенадцати с тебя будет довольно… ступай!

– Да, быть может, я удовольствуюсь… Но я не уверена, что вы удовольствуетесь…

– О! О! Какое самолюбие!..

– Это не самолюбие, но я знаю чего я стою.

– Ты думаешь, что чего-нибудь стоишь?

– Я думаю, что стою, по крайней мере, довольно для того, чтобы меня сохраняли далее, чем рубашку.

– Ну, так попробуем. Я ничего лучшего не желаю.

– Что если бы вас ловили на слове!.. Г. Флоримон любовник букетницы! Что скажут об этом ваши прекрасные дамы!..

– Какие дамы?

– Ваши актрисы… комедиантки, с которыми вы воркуете с утра до ночи.

– Ты очень хорошо видишь, что я не воркую с ними, потому что воркую теперь с тобой.

– Смешная история!

– Если бы это была плачевная, признаюсь, она меня не забавляла бы. Наконец, где же ты живешь? Вот уже двадцатый раз я тебя об этом спрашиваю.

– К чему?

– Конечно для того, чтобы явиться к тебе.

– Вы заблудитесь на моей лестнице.

– Разве есть пропасти?

– Есть очень много ступеней.

– Я буду переступать через две. Ну, в котором часу ты встаешь?

– Как случится. Теперь в пять.

– Я буду у тебя в четыре.

– О! В четыре часа еще темно.

– Тем лучше. Ночью…

– Все женщины милы. Точно! Вы говорите очень вежливо.

– Я шучу. Ты прелестна как амур, и я тебя обожаю, честное слово!.. Позволь мне обожать тебя в твоей квартире. Ты живешь?

– В предместье Сен Мартен 48 №.

– Хорошо! Но, полагаю, тебя не знают там под именем Шиффонеты?

– Меня зовут Алисой.

– Алисой? Ну, и так, мадмуазель Алиса, если вы позволите завтра от девяти до десяти часов.

– До завтра.

Маленькая торговка удалялась.

– Подожди же, – сказал Флоримон, удерживая ее. – А твой букет? Теперь я его куплю.

Он взял букет и бросил наполеондор в корзину Шиффонеты.

Шиффонета возвратила монету.

– У вас нет мелочи, и у меня нет сдачи. Вы должны мне два франка.

– Но…

– Вы полагаете, что мне нужен задаток? Если я вас приму у себя, так потому, что мне нравится… вот и все. До свидания!

– О! О! – произнес Флоримон, оставшись один. – Неужели на самом деле она…

О суетность!..

На другой день утром Флоримон явился в мансарду Шиффонеты. Она читала его комедию, которую готовились дать на театре Гимназии. Лесть, к которой он не остался равнодушен. Но так как он не мог обойтись без насмешки.

– Так ты умеешь читать? – спросил он.

– Кажется, потому что читаю ваши комедии, – ответила Шиффонета.

– Скажи, что же ты в них находишь? Не видишь ли ты, что я гений, назначенный стать славой и украшением отечества?

– Не знаю, гений ли вы, но, мне кажется, у вас талант– ум… и по этому…

– По этому я тебе не противен? Ты не чувствуешь отвращения…

И говоря, таким образом, он наклонился к молодой девушке, чтобы поцеловать ее. Но она его оттолкнула.

– Извините, – сказала она. – Сознаюсь, вы мне непротивны. Скажу больше: вы мне нравитесь. Но если вы не хотите, чтобы то, что я к вам чувствую, не обратилось в дым, вы перестанете говорить так, как говорите сейчас. Эти манеры хороши в кафе, перед друзьями, чтобы посмеяться… Здесь, другое дело!..

Флоримон закусил губы, изумленный уроком. Он не любил их.

– Ба! – еще насмешливее возразил он, – ты меня не предупредила, моя милая, что, являясь к тебе, нужно надевать перчатки. Здесь другое дело!.. Что ты понимаешь под этими словами? Разве нужно испытание, чтобы заслужить твою благосклонность? Объяснись. Если это не очень длинно, мы, быть может, сойдемся. Sapristi! Полагаю, ты не имеешь претензии, заставить меня ухаживать за тобой шесть месяцев, прежде чем позволить поцеловать тебя. Ты ведь не герцогиня?

– Э! Есть герцогини, которые желали бы иметь моих семнадцать лет и…

– И?.. Что же у тебя такого, чего не имеют герцогини?

– Если вы не в состоянии догадаться, не я объясню вам.

Шиффонета сопровождала эти слова шаловливой улыбкой, которая возбудила погасшие вследствие неожиданного сопротивления желания Флоримона. Он приблизился к ней; ирония исчезла с его лица и голосом почти нежным он прошептал, сжимая руки молодой девушки:

– Возможно ли… я был бы первый, который… Ты лжешь! Сознайся, что ты лжешь!

– К чему я солгала бы?..

– Это шалость!.. Конечно для того, чтоб лучше заманить меня.

– Но вот, вы уже давно меня знаете…

– Правда, я тебя видел еще совсем маленькой, и тогда ты была даже очень дурна.

– Благодарю.

– Что за дело! Зато теперь ты прелестна! Настоящее и будущее – все в этом мире.

– Так вы не заботитесь о прошлом?

– Иногда забочусь и сильно даже. Черт возьми! Это так невероятно… то, в чем ты хочешь меня уверить!

– Слыхали ли вы, что у меня есть любовник?