Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Этим семейным согласием Наполеон и его жена отчасти обязаны Гортензии. Месяц назад она писала брату, насколько придворные сплетни вредят взаимопониманию императорской четы. «Хоть я ни во что и не мешаюсь, — признавалась она ему, — но видя уныние, в какое все эти пересуды приводят маму и императора, я сочла себя вправе поговорить с генералом Дюроком. Я сказала ему, что его долг — попытаться смягчить императора, что передавать ему слова, брошенные императрицей кому попало, значит делать его несчастным…»

Мюрат, оказавшийся поблизости от Дюрока и Гортензии, навострил уши. Его ввели в курс разговора.

— Ошибка подозревать, будто кто-то ожесточает императора, — возразил он Гортензии. — Я, например, всегда стараюсь его смягчить.

Мюрат — возможно. А вот о Каролине этого уже не скажешь… Разумеется, на другое же утро Дюрок — или Мюрат? — передает разговор Наполеону, и следует объяснение Гортензии с отчимом. Наполеон находит, что падчерица рассуждает здраво, и с обеих сторон принимаются благие решения. Императрица обещает обуздать свою ревность, а дурные советчики — замолчать. Итак, Гортензия вправе написать брату: «Мама ведет себя в этой истории прекрасно: она перестала ревновать, а это уже много».

Жозефина — временно — держит слово, она, действительно, не ревнует, но лень ее все так же чудовищна. «Я нечасто получаю от вас вести, — упрекает ее император во вторник 1 3 марта. — Вы забываете друзей, это нехорошо. Не знал я, что воды Пломбьера обладают свойством Летейских вод ^[42] . Сдается мне, что, попивая пломбьерские воды, вы приговариваете: „Ах, Бонапарт, кто тебя полюбит, когда я умру?“ Надеюсь, до этого далеко, не так ли? У всего бывает конец — у красоты, ума, чувства, даже солнца; но вот у чего не будет конца — по крайней мере, я этого хочу, — так это у счастья, которым наслаждаются… и доброты моей Жозефины. Не могу не быть нежным, даже если смешон вам».

42

В античной мифологии Лета — река в подземном царстве, вода которой заставляет забывать о прежней жизни.

В среду, 25 августа, раздав кучу подарков, Жозефина вновь берет курс на Париж. На этот раз Нанси надеется «насладиться лицезрением» императрицы не так, как в прошлый, — только между тремя и восемью часами утра. Составлен и обмундированный с иголочки почетный эскорт, который выстроен бок о бок с гарнизоном, оркестром и «любимыми детьми Победы», то есть офицерами в отставке или отпуске. Жозефину, разумеется, собираются угостить неизбежным «Где может быть лучше…». Экипажи останавливаются. Императрица опускает стекло, улыбается, отвечает на обе речи — от гражданских и военных властей — и отправляется в гостиницу «Мир», сменившую название на «Империаль». Там девочки в белом декламируют приветствие, где превозносится рука Жозефины, которая «не скудеет»

К тем, кто в нужде или в беде.

Ей дарят великолепную «Фитографическую энциклопедию», другими словами, трактат о флоре старой Лотарингии, и не менее захватывающее «Нравственное описание департамента Мёрт». Но раздаются барабанная дробь и колокольный звон: наступает час иллюминации и представления «Узника» в опере. Когда Жозефина входит в зал, занавес взвивается. На сцене высится триумфальная арка, которую она, может быть, уже видела в предместье Конституции и на которой пылают две стихотворные строки:

К ней все сердца стремятся, Все голоса летят.

Затем, после новых продекламированных и пропетых приветствий, в небо взлетают фейерверк и «римские свечи», а Жозефина, отказавшись поехать на бал, отходит ко сну. В четыре сорок пять утра она вновь пускается в дорогу, в восемь часов минует Вуа, в час дня — Бар-ле-Дюк (тогда Бар-сюр-Орнен) и ночует в Шалоне. 30-го, вечером, она возвращается в Мальмезон, выслушав в Бонди неизбежную речь префекта Сены.

Незамедлительно она сталкивается с интригами клана. «Придворный угодник Мюрат и его жена, — рассказывает она Евгению, — ничего не упустили, чтобы, пока меня не было, добиться еще больших милостей от императора; они не правы: даже находясь на месте, я ничем им не мешаю. Прошлой зимой они получили достаточно веское тому подтверждение». Мюрат действительно стал принцем и великим адмиралом. «Впрочем, — продолжает Жозефина, — они ведут себя очень умело, поскольку добиваются от императора всего, хотя в конце концов он оценит их по достоинству. Мюрат назначен наконец на командную должность. Говорят, куда-то на берег Рейна. У жены его, которая приехала из Булони и сегодня утром нанесла мне визит, был, как мне показалось, торжествующий вид: она добилась от императора всего, чего домогалась. К тому же, милый Евгений, я считаю, что мне они больше не могут быть опасны. Единственное, что меня еще беспокоит, это их интриги против моих детей в случае, если, на наше несчастье, мы потеряем императора».

К этому письму Жозефина добавила: «Объявление войны Австрии, похоже, дело решенное. Император начал стягивать в Эльзас 150 000 человек, сам он там будет в конце месяца, и помещения для обоих наших дворов уже приготовлены».

Примчавшийся из Булони Наполеон подтверждает новость. Кампания начинается, и Великая армия, стоявшая фронтом к Англии, готовится покинуть берега Ла-Манша, пересечь Францию и «пятью потоками» хлынуть в Германию.

Однажды ночью Наполеон до четырех утра работает с Талейраном. «В глубокой задумчивости, с подсвечником в руке», — так опишет он эту сцену позже, — он собирался уже лечь в постель, когда его с «обезумевшими глазами» перехватила Жозефина. Она бросилась к мужу и почти беззвучно спросила:

— Она хоть хорошенькая?

— Раз вы так все воспринимаете, сударыня, спите у себя, а я пойду в свою спальню, — ответил он, поворачиваясь к ней спиной.

Вероятно, из-за этой сцены и в противоположность тому, что Жозефина сообщала Евгению, отъезд ее в Эльзас все еще под вопросом. Жозефина делает все, чтобы добиться от мужа позволения обосноваться в Страсбурге на всю будущую кампанию. Благодаря этому она прежде всего ускользнет от ненавидящего ее клана и от мерзкой слежки со стороны Жозефа и Луи; во-вторых, вдвое сократит расстояние между собой и императором. А это значит — по крайней мере, она так полагает, — Наполеон вызовет ее к себе, как только разгромит противника, потому что для нее победа заранее предрешена.

Наполеон уступает. Он соглашается даже на то, чтобы жена ехала с ним и, по его обычаю, мчалась «день и ночь». Дамы — г-жи де Сегюр, де Талуэ, де Канизи, де Тюренн и де Лавалет — нагонят ее, когда смогут. Что до г-ж Ней, де Лористон и Ланн, те прибудут в Страсбург несколько позднее.

Выехав 24 сентября, между четырьмя и пятью утра, императорская чета достигает Страсбурга 26-го, в пять вечера. Пятьдесят восемь часов в дороге, без передышки! Жозефина знакомится с находящимся по соседству с собором восхитительным епископским дворцом, который одним из своих фасадов выходит на реку Иль; этот бывший дворец кардинала Колье ^[43] , перестроенный в середине XVIII века, неоднократно будет служить ей резиденцией. Здесь она как бы встретится с тенью Марии Антуанетты, проведшей во дворце первую ночь после своего появления во Франции. Архитектор Фонтен на отпущенные ему кредиты в 60 000 франков привел в порядок покои дворца, выселив оттуда отделы муниципальной администрации, архивы и даже арестантов, размещавшихся там после покупки городом Страсбургом этого здания, проданного в 1 7 91 как национальное имущество. Обстановка, доставленная из Страсбурга, Нанси и Люневиля, посуда, стекло, серебро, белье, кухонная утварь, привезенные из Парижа, — все уже было готово к приезду государей. Жозефине предоставили на втором этаже апартаменты из четырнадцати комнат окнами во двор, который образует как бы третий, глядящий на реку этаж. Парадные апартаменты из семи гостиных находились на первом этаже, выходящем во двор, и на втором, выходящем на террасу, откуда открывается вид на Иль.

43

Кардинал Колье — прозвище кардинала и епископа Страсбургского принца Луи Рене Эдуарда де Рогана (1735–1803), «героя» громкого скандального дела о колье (ожерелье) Марии Антуанетты.

Наполеон проводит с женой неделю — речи, приветствия, приемы, банкеты. 1 октября он переправляется через Рейн, и Жозефина остается единовластной правительницей почти на два месяца «самой краткой и самой блистательной кампании, которая когда-либо имела место», — это подлинные слова Наполеона, употребленные им в письме к жене через две недели после отъезда; два месяца, заполненные капитуляцией Ульма, победой при Аустерлице и вступлением в Вену. Пока Наполеон ткет себе мантию славы и легенды, Жозефина принимает германских государей, чьи визиты становятся тем чаще, чем дальше продвигается французская армия в глубину Священной империи. Она дает аудиенции местным властям, принимает командующего округом маршала Келлермана ^[44] со штабом, приглашает городских барышень — восемьдесят разом — и двадцать две дамы «из лучших семей города». К тому же Страсбург — обязательный этап на пути тех, кого Наполеон вызывает к себе, и Жозефина устраивает приемы — сегодня в честь мэров Парижа, завтра в честь депутации Трибуната, которая получит, впрочем, приказ не ехать дальше. Жозефина терпеливо выдерживает речи, председательствует на обедах, балах, ужинах, бывает во французском и немецком театрах, устраивает концерты, выписывает из Парижа певцов, в том числе м-ль Делию и м-ль Жервазис, а также своего любимого композитора Спонтини ^[45] , который дает страсбуржцам возможность насладиться своей еще девственной «Весталкой».

44

Келлерман, Франсуа Кристоф, герцог Вальми (1735–1820) — маршал Франции с 1804.

45

Спонтини, Гаспаро Луиджи Пачифико (1774–1851) — выдающийся итальянский оперный композитор. Ниже речь идет об исполнении лишь отдельных номеров «Весталки», поскольку опера в целом была закончена лишь в 1807.