Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Она бывает счастлива, получая письмо, где муж говорит с ней былым тоном: «Советую тебе быть настороже по ночам: в одну из них — и скоро — ты услышишь большой шум». Не стыдится ли он своего решения? Не пытается ли усыпить ее подозрения, прикидываясь ревнивцем?

Новое письмо, датированное 21 октября, возвещает скорый его приезд: «Радуюсь, что свижусь с тобой и с нетерпением жду этой минуты». 26 или 27 он наверняка будет в Фонтенбло.

Поздним утром 26 она пускается в дорогу, но, проезжая через Сен-Клу узнаёт, что император с девяти часов уже в Фонтенбло. Сердце ее тревожно стучит. Ею овладевает мрачное предчувствие.

В это время Наполеон принимает Камбасереса.

— Почему общественное мнение так взбудоражилось за время моей отлучки? — спрашивает он. — Почему преувеличиваются опасности, которым я мог подвергнуться? Не считается ли, что моя смерть явилась бы сигналом к революции?

— Государь, — отвечает архиканцлер, — я нахожу вполне естественным, что нацию тревожат опасности, угрожающие ее повелителю. Хотя порядок престолонаследия определен императорской конституцией, у страны не будет уверенности в будущем, пока не появится прямой наследник.

Камбасерес напрасно хлопочет! Император все уже решил — он разводится. Наследственная империя должна быть учреждена безотлагательно. Европа укрощена. Обескровленная Австрия, ставшая второстепенной державой, соглашается присоединиться к блокаде. Как раз в эту минуту французские мины взрывают бастионы Вены, и император Франц видит из окна, как громоздятся их обломки. Англия, потерпевшая неудачу на Валхерене ^[118] , будет разбита. Рим скоро станет просто французской префектурой… «Он выглядел так, словно прогуливался в лучах своей славы», — скажет Камбасерес.

118

Валхерен — нидерландский остров в устье Шельды. Летом 1809 англичане высадили на него десант, продержавшийся всего полтора месяца.

Архиканцлер тут же делает несколько оговорок. Французы любят «добрую Жозефину», и развод явно будет непопулярен. Император собирается, конечно, жениться на какой-нибудь принцессе? В силу этого второй его брак усугубит настороженность народа. Наполеон взмахом руки отметает сентиментальные возражения. Когда он станет зятем царя или кесарей, французы смирятся — они славолюбивы. Тогда Камбасерес заводит речь о другой преграде: если император намерен вступить в новый брак и взять в жены принцессу перед алтарем, ему наверняка может помешать тайный брак, заключенный перед коронованием. Наполеон лишь пожимает плечами. Вынужденный брак! Заключенный втайне, без оглашения, без свидетелей! Уж не смеется ли над ним Камбасерес? Архиканцлер разъясняет свою точку зрения: только верховный первосвященник вправе расторгнуть брак монарха. А папа, хоть он сегодня и пленник Наполеона ^[119] , ни за что не пойдет ни на какие уступки.

119

В 1808 Рим был занят французами, церковная область присоединена к Франции, а Пий VII (в миру Кьярамонти), папа с 1800 по 1823, увезен в 1809 во Францию.

Император начинает нервничать. Ладно, раз нельзя прибегнуть к его святейшеству, обойдутся без него — вот и все. Сочтем, что церковный суд парижского диоцеза компетентен в этом вопросе, и поручим дело ему. Разве он не полномочен судить о действительности или недействительности брачных союзов, заключенных перед алтарем? В данном случае духовные власти Парижа станут чинить императору не больше препятствий, чем любому частному лицу. Не так ли было в 1806, когда, после отказа папы, их попросили расторгнуть брак Жерома с Элизабет Патерсон?

Камбасерес обещает изучить вопрос. Время-то есть! Сначала нужен гражданский развод. Нужно вынудить Жозефину добровольно освободить место и пожертвовать собой во имя судеб Империи.

Едва разговор заканчивается, как во дворе останавливается карета. Наполеон выбегает навстречу. Нет, это не Жозефина, а ее дамы.

— А императрица? — спрашивает он.

— Ее величество будет здесь через четверть часа.

— Вот и хорошо, — бросает он отрывисто и уходит к себе в библиотеку.

Жозефина приезжает в шесть вечера, когда уже «совсем темно». На этот раз он не кидается ей навстречу. Ее тут же охватывает тревога. По выходе из кареты ей приходится пройти через весь первый этаж до библиотеки, где «работает его величество». Наполеон встречает ее такими словами:

— А, вот и вы, сударыня! Очень хорошо: я уже собирался в Сен-Клу.

Она пытается извиниться, но на глаза ей навертываются слезы, горло перехватывает. Он наверняка — теперь она в этом убеждена — принял решение.

Когда она добирается до своих апартаментов, ей становится еще хуже. Дверь между ее покоями и покоями мужа оказывается замурованной по приказу императора. По приказу, отданному в Шенбрунне! Однако Жозефина поспешно одевается и украшает себе волосы серебряными васильками и колосьями.

— Я ведь недолго возилась с туалетом, верно? — спрашивает она, входя в библиотеку, где император занимается сейчас с Монталиве ^[120] и Декре ^[121] .

Наполеон смотрит на жену. Она не пожалела труда и в голубом атласном полонезе с лебяжьей оторочкой выглядит совершенно восхитительно. Тем не менее император не улыбается, встает, подает ей руку и ведет в столовую, бросив своим сотрудникам:

— Вернусь через пять минут.

120

Монталиве, Жан Пьер Башассон, граф де(1766–1823) — политический деятель, в 1809 министр внутренних дел.

121

Декре, Дени, герцог (1762–1820) — вице-адмирал, морской министр в 1801–1814 и 1815.

— Но эти господа наверняка не обедали: они же приехали из Парижа, — вставляет Жозефина.

— Да, верно, — буркает он.

Но не успевает Наполеон сесть за стол, как, ни к чему не притронувшись, тут же вскакивает и возвращается в кабинет, увлекая за собой голодных министров.

Жозефина расспрашивает Боссе:

— Скажите, если знаете, почему заделан проход из моих покоев в покои императора?

Камергер не находит ответа, Жозефина смиряется, но все-таки не может удержаться, чтобы не заметить:

— Поверьте, за всем этим что-то кроется…

Следующие три недели — Наполеон с Жозефиной вернутся в Париж только 16 ноября — это начало крестного пути императрицы. Она заставляет себя сопровождать мужа на охоту. Зажмурив глаза, присутствует при добивании добычи, при истреблении кабанов, которому император предается с таким чрезмерным неистовством, словно пытается бежать от самого себя.

Вечерами она одна.

Одна у себя в спальне, новой симфонии белого и фиолетового атласа, одна в своей постели с балдахинными подпорками, которые увенчаны белыми перьями. Из своих окон она видит освещенные окна апартаментов Полины. Сестра императора дает приемы, куда Жозефину не зовут, приемы, на которые «маленькая язычница» приглашает «очень красивых и очень покладистых» женщин. Среди них даже отыскивается одна, которой Наполеон бросает перчатку. Это пухленькая голубоглазая блондиночка-итальянка — г-жа де Матис. Он прогуливается с ней в коляске, прихватывая для прикрытия свою сестру. Оказываясь рядом с Жозефиной, он делается несправедлив и безостановочно «донимает» ее, — рассказывает Гортензия, «свидетельница бесконечных слез» императрицы, не знающая, как подбодрить мать.

Королева бесконечно уязвлена таким обращением императора с женой. Теперь она даже хочет, чтобы они расстались. «Существование моей семьи, будущее моих детей — все выглядело пустяком рядом с таким унизительным положением. В конце концов, в проигрыше будем только мы с братом, — говорила я себе. — Ему придется отказаться от короны Италии, моим детям — от трона Франции, наследниками которого они являются. Но это жертва достойная нас, а мать моя будет счастлива. Карьера ее кончена, так пусть она хоть не укорачивает себе жизнь. Пусть она оторвется сердцем от того, кто заставляет ее страдать. Забудем о величии, которое нам сулили, и будем думать только о спокойствии матери».