Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

3 января один кардинал и четыре епископа сошлись на заседании под председательством кардинала Мори, архиепископа Монтефьясконского и Корнетского, и кардинала Казелли, епископа Пармского. Единодушно и с «покорностью» прелаты заявили, что «за отсутствием согласия, юридически доказанного в компетентном суде, брак между его величеством императором и королем и ее величеством императрицей Жозефиной недействителен с точки зрения права». Затем они умыли руки, добавив, что щекотливое дело «входит в обычную компетенцию диоцезального суда».

Последнему пришлось удовлетвориться этим решением, «ничего не говорившим, — вздыхает аббат Рюдмар, — о процедуре, которой надлежало следовать». Прежде всего выслушали кардинала Феша, который рассказал, как он тайно благословил Жозефину и Наполеона, испросив у папы «разрешение на льготу». Он не без смущения признался, что 4 декабря, через два дня после тайной церемонии, Жозефина попросила у него «свидетельство о даче венчального благословения»: в конце концов, после трех недель проволочек, он уступил настояниям императрицы и выдал ей требуемый документ:

«Мы, Жозеф Феш, кардинал-настоятель собора Богоматери Победительницы, архиепископ Лионский, Вьеннский и Амбренский, великий капеллан Франции, командор Почетного легиона, посол и полномочный министр его величества императора французов при его святейшестве Пие VII, удостоверяем всем, кому это положено знать, что мы дали святое свадебное благословение их императорским величествам Наполеону Первому и Мари Жозефине Розе Таше, его супруге. В подтверждение сего нами для представления по требованию выдано настоящее свидетельство с приложением нашей обычной печати и подписью.

Париж, 6 нивоза XIII года — 2 7 декабря 1804.

Кардинал Феш».

— Но, — осмотрительно добавил Феш дознавателям церковного суда, — каково было мое удивление, когда, доложив о проделанном мной императору, я услышал от него сердитые упреки, и он не скрыл от меня, что все его поступки преследовали одну цель — успокоить императрицу и подчиниться силе обстоятельств. Он заявил, что в момент, когда им создается империя, он не может отказаться от потомства по прямой линии.

Затем дознаватели отправились к Бертье, князю Нешательскому, — этому «гусенку, превращенному мною в орла», — который, стараясь, как истый придворный, угодить властелину, в известном смысле обвинил императора в сознательном обмане Жозефины и церкви: тот намеренно устроил так, что благословение его дяди Феша оказалось недействительным.

«Мы заявляем по чистой совести и под присягой, — написал он, — что нам известно… как в дни коронации их величества получили венчальное благословение, хотя этот обряд не был совершен с должной торжественностью и в присутствии необходимых свидетелей; что такая странная форма исполнения обряда была избрана исключительно по желанию императора, который не пожелал составления свидетельства о вышеназванном венчальном благословении; что мы нередко слышали от него самого, будто он не хотел вступать в брак и потому не считает для себя обязательным акт, составленный не по форме и без достодолжной торжественности».

Дюрок не отказал своему любимому императору сделать заявление в том же духе. Талейран, четвертый и последний свидетель, к тому же сам бывший прелат, лучше Бертье и Дюрока знал цену свидетельству в подобном вопросе. Тем не менее он без колебаний заявил; «Его величество император неоднократно говорил в нашем присутствии, что благословение, которое он соизволил принять за несколько дней до коронации, не могло быть помехой тому, что, как он предвидел, ему придется в свое время сделать в интересах короны; и поэтому он ни в коей мере не считает себя связанным церемонией, которой не предшествовали и за которой не воспоследовали существенные условия, предъявляемые к браку каноническими законами, как, например, присутствие местного пастыря и требуемых свидетелей». Бывший епископ Отенский прекрасно знал, однако, что присутствие приходского священника и даже свидетелей вовсе не нужно, поскольку Феш получил от верховного главы церкви все права, «необходимые для выполнения им обязанностей великого капеллана».

Так пришло уже 6 января. В полдень 7-го, в воскресенье, полицейский комиссар принес аббату Рюдмару письмо от г-на Гье, секретаря Госпожи Матери, «заверенное его имп, выс. князем архиканцлером», Она уведомляла докладчика о том, что его заключения ждут к одиннадцати завтрашнего дня.

8 января, и «грозила мне, — рассказывает аббат Рюдмар, — гневом его величества в случае непредставления моих выводов к названному часу означенного дня».

Несчастный просидел всю ночь, управился к сроку, но церковный суд собрался только во вторник. Если верить его «Рассказу», Гье «полчаса, а может и больше, распространялся о несогласии императора, утверждал, что тот никогда не имел намерения вступать в брак, и выдвигал в пользу человека, перед которым мы все дрожали, довод о недействительности брака, помогавший только несовершеннолетним, застигнутым врасплох и подвергшимся насилию». Рюдмар не без смущения взял слово, предварительно заявив, «что высказался бы в пользу его величества более смело, если бы меньше хотел ему угодить».

Выводы Рюдмара — иначе и быть не могло — сводились к следующему:

Брак между их величествами должен рассматриваться как недействительный, не заключенный должным образом и не имеющий силы quoad foedus ^[128] ввиду того, что был заключен в отсутствие местного священника и свидетелей, которых требует Тридентский собор ^[129] и церковные уложения.

Чтобы обосновать свою точку зрения, Рюдмар углубился в чрезмерно сложные тонкости. Согласно ему, «испросив себе лишь льготы, которые бывали ему порой необходимы для исполнения обязанностей великого капеллана, но не оговорив и постатейно не перечислив чрезвычайные духовные функции, каковые он должен был выполнять при особе его величества, кардинал Феш тем самым не мог получить и не получил ни льготу на отсутствие свидетелей, ни право местного священника».

128

Quoad foedus (лат.) — в смысле супружества.

129

Тридентский собор — вселенский собор католической церкви, заседавший в итальянском городе Тренто (лат. Тридентум) в 1547–1563.

Таким образом, согласно бедному докладчику, Пий VII не знал, о какой льготе толкует ему Феш, хотя только что выслушал признание Жозефины! Это означало изобразить его святейшество дураком. Больше того, если верить запутавшемуся в скверной истории Рюдмару, папа был обманут — и обманут преднамеренно — кардиналом Фешем.

Теперь займемся, в свой черед, диоцезальным судьей каноником Буалевом. Подчеркнув «затруднительность обращения к главе церкви, которому всегда фактически принадлежало право расследования и решения подобных чрезвычайных случаев», каноник выносит свой приговор. Согласно ему, Наполеон и Жозефина оказывались свободны от всяких взаимных обязательств, могли вступить в новый брак и не имели больше права «общаться и посещать друг друга под страхом церковного наказания».

Затем взял слово докладчик архиепископского суда аббат Корпе. Он, со своей стороны, «из почтения к его императорскому и королевскому величеству» отказался рассматривать вопрос о несогласии жениха и ограничился отсутствием свидетелей и местного кюре — решающими в кассационном смысле доводами.

Последним свое мнение изложил аббат Лежас, диоцезальный судья. Оно, бесспорно, оказалось самым угодливым. Новоназначенный епископ Льежский — он еще не занял своего престола и никогда не будет рукоположен — нашел новый довод, подсказанный ему, возможно, Камбасересом и собственной иезуитской изворотливостью. Согласно ему, «поскольку гражданский брак их величеств был расторгнут сенатусконсультом от 16 декабря прошлого года и расторжение это продиктовано неизменно действующими мотивами чрезвычайной важности, отныне становится невозможным обосновывать возобновление церковного брака на предшествовавшем последнему гражданском браке, который не может иметь больше силы». В остальном — все то же: не было ни местного кюре, ни свидетелей, значит, не было и брака. Заключал судья похвалой «набожности и добродетелям» кардинала Феша:

«Горячее стремление соответствовать пожеланиям ее вел. императрицы, равно как, вероятно, надежда закончить и довести до совершенства начатое им дело, неожиданная просьба императрицы, наконец, не могли не поразить его и заставили забыть о соображениях, которые он принял бы во внимание, если бы располагал несколько большим временем».

Словом, Лежас попытался доказать, что Феш обманул Пия VII, а Наполеон — вообще всех, включая Жозефину.

Так, изрядно недовольные собой, гг. клирики завершили свою работу.