Жрецы

– Может быть. А может быть, и нет. Во всяком случае, я буду надеяться вместе с тобой.

– Ты?! Вместе со мной?! После того, как ты отдал приказ о создании Гигантов, а я расстрелял их на Флеграх?!

– Ответь мне, Геракл - знаешь ли ты, для чего предназначались несчастные дети, которых ахейцы назвали Гигантами?

– Они должны были уничтожить Семью. Принести себе в жертву. Я знаю это.

– А знаешь ли ты, что должно было случиться ПОТОМ? Если бы наша попытка удалась, и Гиганты принесли бы богов себе в жертву? Знаешь ли ты, чего не знали Одержимые из Салмонеева братства?!

Геракл молчит.

– Разрушающееся "Я" Олимпийцев вошло бы в несозревших Гигантов - и разорвало бы их души, как рождающаяся бабочка разрывает кокон, или как птенец разбивает скорлупу своего яйца.

– И... кто должен был родиться?

– Мы, Павшие. Не в силах вырваться из Тартара в том виде, в каком сейчас пребываем, мы надеялись выйти через Гигантов - ибо трудно представить себе жертвы большей, чем бог Олимпа, принесенный в жертву Павшим! И высвободившаяся сила должна была не только погасить сознание Гигантов, но и на мгновение открыть новый Дромос между Тартаром и Флеграми, которые и без того были связаны невидимой пуповиной.

Пауза.

– Мы надеялись, - шелестит из мглы, - мы очень надеялись, что нам удастся воплотиться в наших потомках, переполненных силой великого жертвоприношения. Но ты, Геракл, наша первая неудачная попытка, смертный, Мусорщик - ты помешал нам вернуться и занять место Олимпийцев. И я благодарен тебе за это.

– Благодарен? За то, что я оставил вас в Тартаре?!

– Да. Я, Крон-Павший, благодарен Гераклу. Я многое понял за последнее время - время, которого здесь нет, но которое еще не забыло те дни, когда я повелевал им... Помнишь, я говорил тебе, что мы относились к вам, как вы - к пшеничному полю или стаду, выращиваемому на убой? Но разве стал бы ты разговаривать с пшеничным колосом или с глупым бараном?! Разве заговорил бы я с тобой, если не изменил бы свое мнение?

– И каково оно теперь, твое мнение?
– голос Геракла звучит чуть насмешливо, но Крон не замечает этого.

Или делает вид, что не замечает.

– Я думаю, что вы, люди - это третья сила, новая раса, достойная занять свое место на Гее. Семья - на Олимпе, Павшие - в Тартаре, а вы живете и умираете на Земле, так что именно вы - ее настоящие хозяева. Но даже среди Павших немногие согласны со мной; что тогда говорить про Олимпийцев?! От ревнивой Семьи добра не жди...

– Я и не жду, - с угрозой бросает Геракл.
– Ни от Семьи, ни от вас.

– Правильно. Но мы далеко. Олимпийцы - ближе. И соображают быстрее. Не всегда, но - зачастую. Это ведь их идея - смертные Мусорщики полулюди, способные убивать навсегда таких, как мы... Создавая Гигантов, мы просто позаимствовали идею Семьи. Более того, находясь в Тартаре, мы имеем некоторые преимущества - никакой Геракл не доберется сюда, чтобы покончить с Павшими! А вырвавшись, мы, в которых выгорело все, кроме жажды мести и свободы (но в первую очередь - мести) - о, мы непременно нарушили бы любое равновесие! Боюсь, что даже Сторукие мало чем смогли бы тогда помочь миру - а я все-таки сын Матери-Геи, и не желаю ей столь дикой участи.

Дверь скрипнула, дрогнула... и осталась на прежнем месте.

– Пусть все остается как есть, - продолжает Крон.
– Мы подождем. Мы умеем ждать. Скажи мне, Геракл - ты помнишь некоего Аттама [Аттам - греч. произношение имени "Авраам"; отправившись за яблоками Гесперид, Геракл побывал в Палестине, где помешал Аттаму (Аврааму) принести в жертву богу собственного сына Акаба (Иакова); спутники Геракла объяснили Аттаму, что могучий "киввеус" (как звали в Палестине ахейцев) - сын бога и его посланник], которому ты помешал принести собственного сына в жертву богу?

– Помню, - улыбается Геракл.
– Пришлось хорошенько намять длиннобородому упрямцу бока, прежде чем он согласился заменить мальчика овном.

– А какому из богов поклонялся этот упрямый Аттам?
– вкрадчиво интересуется Крон.

– Было у меня время спрашивать?!
– недоумевает Геракл.
– Дию, наверное, Зевсу... кому же еще?!

– Дий, - медленно и отчетливо, подчеркивая каждый звук, выговаривает Крон, - Деус... [имя Зевс звучит скорее как "Дзеус"] нет, дитя мое, не Зевсу поклонялся этот Аттам, а совсем другому богу. Народ Аттама зовет этого Бога множеством имен, но главное не в этом.

– Варвар...
– бормочет Геракл, брезгливо пожимая плечами.

– Главное в том, что этот Бог для них - Единый.

– Единый?

– Да. Он уже здесь, на Гее. Дважды Павшие были правы - Ему тесно в Себе.

– Кто он, этот Единый?

– Долго объяснять. И ни к чему. Скажу только, что у любого бога обязательно должен быть противник. Мы, Павшие - вечные противники Олимпийцев. Две крайности. Вы, люди - посередине. Если место Семьи займет Единый, как бы его ни называли - мы, Павшие, никуда не денемся. Мы по-прежнему останемся в Преисподней, в самом низу Ада [Ад - произошло от "Аид"]. И вы, люди - тоже останетесь на Гее. Вы будете верить в Единого; а значит, и в нас. Нет, мы не будем голодать... и, может быть, благодаря нам и людям Гея не ляжет подстилкой под Единого.

– Не рано ли ты зачислил людей в свои союзники, Крон-Павший?

– Возможно. Возможно, люди найдут еще один путь, где не будет места ни нам, ни Семье, ни Единому... И залогом тому - миф о Геракле. О смертном, сокрушившем чудовищ и Гигантов; о том, кто не уступал дороги богам, и без кого Олимпийцы были бы бессильны перед выходцами из Преисподней. Взойдешь ты на Олимп или просто умрешь - я желаю этому мифу долгой и счастливой жизни. А теперь...

Крон замолкает надолго.

– А теперь о последнем. Жизнь твоя оборвется не завтра, и наверняка в ней будут дни, когда она станет в тягость, когда тебе захочется не жить, не знать, не помнить...

– В моей жизни было немало таких дней, - сквозь зубы цедит Геракл.

– Так вот, я, Крон-Павший, твой предок, хочу сделать тебе прощальный подарок. У меня нет ничего вещественного, чтобы дать тебе; я не могу увеличить твою силу или продлить жизнь, подарить славу или богатство... Моя стихия - время. Правда, находясь в Тартаре и частично - внутри тебя, я не в силах повелевать временем внешним. Но я могу дать тебе власть над твоим собственным временем, над мгновениями твоей памяти. И когда настанет черный день - выбери любой момент из твоей прошлой жизни, и ты сможешь мысленно вернуться в него, пережить заново, ощутить во всей полноте...

Наверное, окружающие сочтут тебя безумцем. Но впервой ли тебе? Тем более, что это безумие будет безобидным. Мой дар отныне всегда будет в тебе, и ты сможешь воспользоваться им, когда захочешь.

Вы ОБА сможете.

Но при этом никогда - вы слышите?!
– никогда не уходите оба одновременно в один и тот же момент вашей жизни! Иначе может случиться беда.

А теперь - прощайте.

И обещаю, что безумие Павших не постучится больше в душу Геракла.

Эта дверь закрывается навек.