Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Почему он принял такое решение? К чему были эти угрозы? Рокоссовский писал в своих мемуарах: «Признаться, мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось!» [509] Можно предположить, что на такое решение Сталина подвигли две причины. Первая: взятие Тихвина немцами, намеревавшимися прервать последний путь снабжения осажденного Ленинграда и соединиться с финнами. Ленинград, казалось, был обречен. Может быть, Сталин так остро отреагировал на эту плохую новость. Второй причиной, возможно, стал его страх перед повторением Вяземско-Брянской катастрофы. Кто мог дать гарантию, что немцы не повторят? Он ошибся, не позволив Коневу и Еременко еще 15 сентября стать в оборону. Возможно, это породило мысль об упреждающем ударе, который сорвал бы планы противника и позволил выиграть время до наступления сильных морозов. Что же касается угрозы, отметим, что Сталин адресовал ее не непосредственно Жукову – как он поступил бы с любым другим генералом, – а через Булганина.
509
Рокоссовский
15 ноября, как и предполагал Жуков, фон Бок начал то, что казалось немцам решающим наступлением, должным принести им победу. Накануне он вместе со всеми командующими армиями встречался в Орше с Гальдером. Против возобновления наступления на совещании выступили Гудериан, Гёпнер и командующий II армией Рудольф Шмидт. Столбик термометра уже опустился до отметки – 10 °C. Зимнее обмундирование получили только люфтваффе и войска СС. А остальные? Сотни вагонов с теплой одеждой стоят на запасных путях в Варшаве: пропускают только эшелоны с боеприпасами и горючим. Рудольф Шмидт возмущен: «У нас в батальонах осталось по 60 человек вместо 500! […] Когда войска дойдут до предела своих сил, тогда даже самые суровые приказы ничем не помогут. А мы уже дошли до этой точки» [510] . Но Гальдер – мечтавший через несколько дней взять Ярославль и Сталинград – и фон Бок решительно отмели все возражения: вперед, на Москву!
510
H"urter J.Hitlers Heerfuhrer. Op. cit. P. 308.
Первые часы наступления, казалось, подтвердили правоту Гальдера и Бока. Как и планировалось, танковые соединения прорвали советский правый фланг в месте стыка Западного (Жуков) и Калининского (Конев) фронтов. На севере фронт 30-й армии (Калининского фронта Конева), имевшей всего две слабые дивизии и 56 легких танков против 300 немецких, был сразу прорван, разрезан на части. Избегая окружения, она оставила позиции на правом берегу Верхней Волги и отступила, открыв дорогу на Клин. «Вражеские войска, – пишет Жуков, – с утра 16 ноября начали стремительно развивать наступление на Клин. Резервов в этом районе у нас не оказалось, так как они, по приказу Ставки, были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы противником» [511] . Ее соседка, 16-я армия Рокоссовского (Западный фронт), оказалась в невероятной ситуации: ее правый фланг, выполняя приказ Сталина, перешел в контрнаступление, тогда как центр, подвергшийся атаке немцев, ушел в глухую оборону. На создавшемся таким образом изломе одна дивизия была разгромлена, и немцы прорвали советский фронт.
511
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 355.
Жуков позвонил Рокоссовскому и надменным тоном потребовал контратаковать, чтобы заткнуть образовавшуюся брешь. Но для этого следовало вернуть вырвавшиеся вперед бригаду Катукова и кавалерийский корпус Доватора! Контратака в лоб, предпринятая 17-го, заставила немецкую IV армию приостановить наступление на двое суток, но затем советским войскам, подвергшимся атакам с воздуха, пришлось отойти [512] . Со своей стороны, Гёпнер ударил в стык 33-й и 5-й армий с целью перерезать Волоколамское шоссе. Армия Рокоссовского, на которую наступали 300 танков, начала проявлять признаки усталости. Жуков, собиравшийся защищать Клин, отказался от этой идеи и приказал Рокоссовскому занять позиции на правом берегу Истринского водохранилища.
512
Дневник Гальдера свидетельствует (17 ноября 1941. Op. cit. С. 448): «Командование 4-й армии докладывает, что вследствие больших успехов, достигнутых противником на ее правом фланге, оно вынуждено ввести в бой резервы, предназначавшиеся для намеченного на завтра наступления. В общем, перейти в наступление в районе между Москвой и Окой они не могут».
17 ноября Жуков получил приказ Ставки – страшный для гражданского населения – уничтожить все дома на расстоянии 20–30 км по обеим сторонам ведущих к Москве дорог. 30-я армия, командующим которой назначен Лелюшенко, была передана в подчинение Жукова. Его фронт удлинился еще на 50 км к северо-западу.
18-го Гудериан, в свою очередь, атаковал на юге. Знаменитый германский танковый командир был неспокоен. Случившийся накануне инцидент его сильно встревожил. Атакованная сибирской дивизией потрепанная 112-я германская пехотная дивизия убедилась в бессилии ее 37-мм противотанковых орудий против лобовой брони советских танков T-34, а пулеметы на холоде не действовали, что вызвало панику и бегство, остановленное только через 10 км. «Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании, явилась серьезным предостережением, указывающим на то, что наша пехота исчерпала свою боеспособность и на крупные усилия уже более не способна» [513] . Тем не менее Гудериан нанес удар там, где его ждал Жуков, в направлении Сталиногорска (ныне Новомосковск), намереваясь обойти Тулу с востока.
513
Гудериан Г. Указ. соч. С. 109.
Жуков докладывает в Кремль: «Противник истощен!»
Сталин нервничал. 16-го была сдана Керчь, после чего в руках немцев оказался весь Крым, кроме Севастополя. 19-го или 20-го он позвонил Жукову. По рассказу последнего, Верховный обеспокоенным голосом спросил его:
« – Вы уверены, что мы удержим
Москву? Я спрашиваю с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.– Москву, безусловно, удержим. Но нужно ещё не менее двух армий и хотя бы 200 танков.
– Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь с Василевским о сосредоточении резервных армий. Две армии будут готовы в конце ноября. Танков пока дать не могу» [514] .
514
Чухрай Г. Красная звезда. 1996. 10 апреля.
Жуков тоже был встревожен, но не слишком. За восемь дней наступления противник, как на юге, так и на севере, продвинулся всего на 40 км, не было ни окружений, ни паники. Войска отступали медленно, в полном порядке, на заранее подготовленные позиции, где уже была размещена артиллерия, ведшая по противнику все усиливавшийся заградительный огонь. Немцам нигде не удалось осуществить прорыв; их атаки отбивались с большими для них потерями. Жуков втянул их в такую войну, в которой они не могли победить. Гёпнер писал: «Русские располагают развитой системой оборонительных сооружений, построенной заранее. Наши войска ночуют под открытым небом в тридцатиградусный мороз. Сражение увязает в серии локальных стычек. Больше невозможно говорить об операции. От мороза я несу такие же потери, как от действий противника. Атакуемая с фронта и с флангов, танковая группа стоит на месте» [515] . И тем не менее советские фланги пусть и медленно, но отступали. 23-го на севере были оставлены Клин и Солнечногорск, на юге – Венёв и Михайлов. Жуков, использовавший сдачу каждого нового города для получения подкреплений, позвонил Сталину и попросил немедленно ввести в дело резервные армии. Было условлено, что шесть из них (1-я ударная, 10, 61, 26, 24, 60-я) образуют второй эшелон на проходящей в 40–50 км позади Западного фронта линии, которую они должны были занять между 2 и 5 декабря.
515
B"ucheler H. Op. cit. P. 159.
Жукова очень заботил его правый фланг, брешь между 30-й и 16-й армиями. Шоссе Ленинград – Москва оказалось в пределах досягаемости противника! В ожидании прибытия наскоро сформированной «оперативной группы» Лизюкова Жуков приказал саперам заминировать шоссе и мосты на нем; по обеим сторонам дорожного полотна были заложены тысячи противотанковых мин, очень быстро снег скрыл смертоносные ловушки. Дивизия СС «Дас Райх» сумела выйти на шоссе, но 25 ноября 78-я сибирская дивизия полковника Белобородова остановила ее перед Истрой. Были открыты шлюзы большой плотины: на много часов равнина протяженностью 50 км ушла под воду на глубину 2,5 м. Эти два события временно спасли Рокоссовского от окружения, но III танковая группа все-таки сумела занять Рогачев, в 14 км от канала Москва – Волга – последнего рубежа обороны Москвы на севере. Три десятка батарей ПВО, переброшенных из столицы, стабилизировали ситуацию, расстреливая танки противника прямой наводкой. На юге положение было таким же: Гудериан наступал по шоссе Елец – Москва и находился в 6 км от Каширы. Возникла серьезная опасность, что он дойдет до столицы и/или окружит Тулу, соединенную с остальным фронтом коридором шириной всего в 20 км. Жуков остановил продвижение Гудериана на подступах к Кашире, бросив против него оперативную группу в составе 1-го гвардейского кавкорпуса Белова и 112-й танковой дивизии полковника Гетмана.
Гёпнер и Рейнхардт чувствовали, что 16-я и 30-я армии – слабое звено в советской обороне. 27 ноября они возобновили наступление. К концу дня 30-я армия потеряла 70 % личного состава. Но, что удивило немцев, она не побежала, а организованно отошла за канал. Однако в Яхроме не был взорван один мост, и 28 ноября, в 6 часов утра, танки VII танковой дивизии и мотопехота перешли на другой берег канала. Москва находилась в 60 км к югу, и до нее больше не было никаких естественных препятствий. Бок поверил в скорую победу. Он попросил Рейнхардта перебросить через канал все имеющиеся у него силы, чтобы «создать трамплин для прыжка на восток» [516] и деблокировать действовавшего справа от него Гёпнера. Соединившись, обе танковые группы могли бы совершить бросок на Москву. Настал кульминационный момент битвы.
516
Reinhardt K. Die Wende vor Moskau. Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1972. 163–165.
Жуков не испугался. Он принял предложение Рокоссовского направить под Захаров боевую группу, составленную из остатков трех дивизий и из отряда курсантов училища имени Верховного Совета. Эти 10 000 человек получили приказ любой ценой удержать западный берег канала, чтобы не дать двум немецким танковым группам соединиться. Им в помощь направили всю свободную авиацию. Но главное – Жуков связался со скрытно расположенной в лесу 1-й ударной армией генерала Кузнецова, первым сталинским резервом, подошедшим к полю боя. 1 декабря ее передовые части ударили на немцев, отбили у них Яхрому и заставили отступить за канал.
Бой за Яхрому был очень важным. Для немцев – потому что Гёпнер и Рейнхардт потерпели моральное поражение, отказавшись от дальнейшей борьбы за нее. Для советской стороны – потому что, вместе с одновременной остановкой Беловым наступления Гудериана на Каширу, он окончательно подтвердил все те признаки, что Жуков отмечал уже на протяжении восьми дней. Те самые признаки, которые побудили его 29 ноября позвонить Сталину: «Противник истощен. Если мы их [его опасные вклинения в советскую оборону] сейчас же не ликвидируем, противник может в будущем подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться». Так зародилось контрнаступление, лишившее Гитлера надежд на быстрое завершение войны и, вследствие этого, ставшее его первым поражением во Второй мировой войне.