Журнал 64
Шрифт:
– Иди сюда, – пробормотала она, просунув руки ему под мышки, и в тот же момент почувствовала ударившую ей в нос вонь. Очевидно, в последние секунды перед смертью он освободил кишечник, и теперь времени у нее оказалось еще меньше.
Нэте посмотрела на часы. Четыре. Спустя четверть часа настанет черед Курта Вада. И хотя после него еще должна была прийти Гитта, все же этот человек призван был стать венцом ее трудов.
Стащив Нёрвига со стула, она обнаружила, что под ним на сиденье расплылось большое коричневое смердящее пятно. Адвокат оставил свой последний отпечаток на ее жизни.
Обернув
В 16.16 перепачканный стул был поставлен в угол герметичной комнаты, а место, где он только что находился, зияло пустотой. На секунду она подумала переместить туда стул с кухни, но отказалась от этой мысли. А других стульев у нее не было.
«Курта Вада можно усадить на диван рядом с буфетом, пока я буду смешивать настой белены с чаем, – решила она. – Я буду стоять спиной и прикрывать собой процесс. Другого пути нет».
Время шло, Нэте выглядывала из окна каждые двадцать секунд, но Курт Вад так и не пришел.
Мучительная изоляция Нэте длилась уже более полутора лет к тому моменту, когда в один прекрасный день посреди дворовой площади оказался мужчина, который фотографировал вид, открывавшийся на море. Вокруг него столпилась группа воспитанниц. Они перешептывались и переглядывались, осматривая его с ног до головы, словно он являлся рыночным товаром, но мужчина был могучим и крупным и никак не реагировал на случайные прикосновения, когда девушки пододвигались слишком близко. Славный малый, как выразился бы ее отец. Румяные щеки, как у настоящего фермера, волосы, сияющие здоровьем, без намека на перхоть.
Четыре женщины из числа персонала оберегали его, и когда поведение девушек стало чересчур навязчивым, растолкали воспитанниц и прогнали заниматься оставленными делами.
Между тем Нэте отошла за дерево посреди двора и продолжила наблюдать. Мужчина стоял и осматривался, а затем достал блокнот и записал свои впечатления.
– Можно мне поговорить с кем-нибудь из девушек? – спросил он у одной из воспитательниц, на что все они рассмеялись и ответили, что если ему дорога его честь, то лучше бы ему поговорить с ними.
– Я к вашим услугам, – с этими словами Нэте вышла из-за дерева и шагнула к группе общавшихся с улыбкой, какую ее отец назвал бы «жемчужной».
Она уже видела по глазам воспитательниц, что ее ожидает наказание, и даже поняла, насколько серьезным оно будет.
– Возвращайся к работе, – бросила ей Ласка, самая маленькая представительница персонала, помощница директрисы.
Она попыталась смягчить свой тон, но Нэте-то все понимала. Это была обиженная на весь свет женщина, как и остальные. Из тех, у кого не осталось ничего в жизни, кроме жестоких слов и поджатых губ. «Из тех, кого не пожелает ни один мужчина, – всегда говорила Рита, – из тех, кому доставляет удовольствие наблюдать, как окружающие мучаются больше, чем она сама».
– Нет, погодите, – возразил журналист. – Я бы все-таки хотел с нею
поговорить. Она выглядит довольно миролюбиво.Ласка фыркнула, но промолчала.
Он сделал шаг навстречу.
– Я приехал из журнала «Фоторепортаж». Вы могли бы уделить мне немного времени?
Нэте быстро кивнула, несмотря на то, что в нее вперились четыре пары ожесточенных глаз.
Он оглянулся к персоналу.
– Всего десять минут у моста. Несколько вопросов и пара фотографий. Вы можете стоять поблизости и вмешаться, если я окажусь не в состоянии защитить себя сам. – Журналист рассмеялся.
Когда они отошли, одна из наставниц отделилась от остальных по знаку Ласки и направилась к конторе директрисы.
«У тебя всего одно мгновение», – подумала Нэте и отправилась впереди журналиста в проход между постройками, ведущий к пристани.
День выдался особо солнечным. У мостков причала стояла моторная лодка, на которой приплыл журналист. Она видела рулевого и раньше, поэтому улыбнулась и помахала ему рукой.
За то, чтобы оказаться на этой лодке и совершить морскую прогулку к большой земле, Нэте отдала бы несколько лет своей жизни.
– Я не слабоумная и совсем не такая ненормальная, как многие другие, – быстро сказала она журналисту, обернувшись. – Меня изнасиловал врач, Курт Вад, после чего я была отправлена на остров. Вы можете найти его контакты в телефонной книге.
Журналист рывком повернул голову в ее сторону.
– Вот как… Ты говоришь, что тебя изнасиловали?
– Да.
– Врач по имени Курт Вад?
– Да. Можете проверить по протоколу судебного заседания. Это было дело, которое я проиграла.
Он медленно кивнул, но ничего не записал. Почему, скажите на милость?
– А тебя как зовут?
– Нэте Германсен.
Имя он все же записал.
– Ты говоришь, что абсолютно нормальная, но я знаю, что все вы, кто находится на этом острове, имеете какой-то диагноз. Какой у тебя?
– Диагноз? – Она впервые слышала это слово.
Он улыбнулся.
– Нэте, ты можешь назвать мне третий по величине город Дании?
Она отвернулась к насыпи с плодовыми деревьями, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Еще три вопроса, и клеймо в его глазах ей обеспечено.
– Я знаю, что это не Оденсе, потому что Оденсе – второй по величине, – все же попыталась она.
Он кивнул.
– Наверное, ты с Фюна?
– Да, я родилась в нескольких километрах от Ассенса.
– Может, ты мне расскажешь что-нибудь про дом Ханса Кристиана Андерсена в Оденсе? Какого он цвета?
Нэте покачала головой.
– Вы не могли бы забрать меня отсюда? Я расскажу вам много такого о здешней жизни, чего вы никогда не узнаете. Многие вещи, о которых вы и не предполагаете.
– Например?
– Кое-что о персонале. Если кто-то проявляет к нам доброжелательность, их быстро отсылают обратно на материк. Если мы не подчиняемся, нас избивают и бросают в одну из штрафных комнат.
– Штрафные комнаты?
– Ну да, карцеры. Помещение, где есть только кровать, и всё.
– Да, но тут вроде как никто и не обещал праздничного времяпрепровождения, верно?
Нэте покачала головой. Журналист не понял этого жеста.
– Мы можем отсюда выбраться только после операции по стерилизации.