Журнал «Байкал» 2010-01
Шрифт:
Как известно, проселочные дороги имеют обыкновение внезапно расходиться, обрываться, затем вновь сходиться и, пересекаясь, запутывают непосвященного так, что ему нужно иметь крепкие нервы, чтобы не направить своего железного коня в совершенно непонятном направлении. Но Очир-абагай прекрасно разбирался в хитросплетениях местного дорожного кроссворда и уверенно петлял по пыльным разбитым колдобинам. Наконец, у мостика через ручей, не доезжая до аршана, Санжи-нагасай попросил остановиться у очередной развилки.
— Где-то здесь, — не очень уверенно сказал он. — Давайте выйдем, посмотрим. Здесь должна быть небольшая березовая рощица.
Проплутав по каждому из ответвлений дороги, они не нашли никакой березовой рощицы. Мунко подумал, что ее, наверное, давно уже вырубили. Устав безрезультатно ходить туда-сюда, все снова сели в машину и решили на
— Вот, вот она! — радостно вскричал Санжи-нагасай, указывая на еле заметную, почти заросшую тропу, которая уходила вправо от развилки, ближе к горам. — Как же я, старый, мог забыть! — огорченно корил он себя. — Мы ведь раньше именно по этой тропе на лошадях и телегах ездили.
Вскоре их взору открылся березовый лес, которого не было видно из-за сосняка, когда они совсем недавно бродили ниже по лощине.
— Ну конечно, какая же это рощица, — сконфуженно оправдывался Санжи-нагасай. — Столько ведь лет прошло. Да, теперь это настоящий лес. Вот здесь, — уже с полной уверенностью сказал он, когда они проезжали мимо причудливой березы с тремя переплетенными стволами. — Помню, отец всегда говорил, что эта береза — наш родовой оберег. Смотрите, — с радостным волнением показал он на трухлявый покосившийся столб. — Даже сэргэ [82] сохранилось. Наша летняя стоянка была здесь, — очень довольный, сказал он, подводя итог успешно завершившимся поискам.
82
Сэргэ — коновязь в виде декоративного столба.
«Трехствольная береза, — так это и есть та самая береза, троекратно смотрящая вверх! — подивился Мунко, вспоминая встречу с шаманом. — А ведь Доржи Дугарович видел ее, когда говорил о том, что мне нужно съездить на тоонто». «Духи-онгоны сердятся на тебя», — вспомнил он, уже по-другому, почтительно воспринимая его наставления.
…Воодушевленные, они принялись выгружать все, что привезли с собой для ритуала поклонения и, поскольку Очир-абагай спешил куда-то по своим делам, договорились, что к вечеру, как только освободится, он заедет за ними. Развели костер. Прежде всего Санжи-нагасай обошел Цырму-хээтэй и племянника, ритуально очищая их благовонием ая-ганги, дымившейся в чашечке, и побрызгал сэржэм [83] . А тетушка Цырма расстелила скатерть на земле и расставила тарелки с жертвенными угощениями, предназначенными онгонам — духам предков. На почетном месте, в центре, она расположила тоолэй — отваренную баранью голову. На других тарелках она разложила остальные кушанья из баранины — кровяную колбасу, хошхоног, оремог, а также лепешки, печенье и сладости.
83
Сэржэм — ритуальное подношение божествам или духам.
Она еще в деревне постаралась, чтобы Мунко понял важность предстоящего обряда, и разъяснила его тонкости и особенности.
— Самое главное, — назидательно говорила она ему, — надо настроить себя так, чтобы онгоны услышали тебя. Тогда ты добьешься благорасположения и покровительства духов предков, и тебе будет сопутствовать удача. От их отношения к тебе зависит очень многое.
Следуя наставлениям тетушки, Мунко решил не просто повторять то, что будут делать его близкие, но совершать все с подлинным благоговением.
Ритуал начался с того, что они, также как и на обоо, несколько раз обошли вокруг трехствольной березы, произнося благопожелания и призывания, щедро разбрасывая по сторонам кусочки подношений и окропляя землю молоком. Затем они сели на полянку напротив березы, там, где были разложены их дары, и стали молиться, обращаясь к духам предков.
— О-хурэй, о-хурэй, — проникновенно повторяли они, держа на вытянутых руках тарелки с угощениями, плавно вращая их кругообразными движениями. Эти призывы негромко раздавались над залитой солнцем полянкой, которая радостно ожила от людских голосов и благодарно зашелестела в ответ своими сочными травами, словно прощая десятилетия незаслуженного забвения. После этого ни поели сами и сложили на краю полянки небольшую пирамидальную кучку из крупных камней, собранных неподалеку.
— Когда приедешь сюда в следующий раз, не забудь положить еще несколько камней, — наставлял племянника Санжи-нагасай. — Делай так всегда, духи и божества очень ценят знаки уважения.
В
конце обряда Санжи-нагасай подошел к березе, ласково погладил ее и повязал на один из стволов приготовленный заранее хадак.— Теперь ты знаешь, где твое тоонто, — сказал он, обращаясь к Мунко. — Здесь зарыта твоя пуповина, и ты обязан почитать это место.
Просветленные, они стали собираться в обратную дорогу. Мунко хотел было выбросить пакет с бумагой, банками и прочим мусором под ближайший куст, но тетушка Цырма, испуганно замахав руками, остановила его. На ее простодушном лице отразилось неподдельное недоумение.
— Не вздумай оставлять это здесь! Мы что, варвары какие, чтобы после себя не прибраться! Дома ты разве в подъезд мусор выбрасываешь? — спросила она у племянника и, заметив какую-то бумажку, аккуратно положила ее в пакет. Затем она взяла остатки печенья, конфет, очистив их от оберток, кусочки кровяной колбасы и оремога и бережно разложила все это на одном из разветвлений березы.
— Птички склюют, — пояснила она.
И действительно, через мгновение прилетела какая-то диковинная птица. Подобно человеку, вначале она поклевала мясное, а затем перешла на сладкое. Прежде чем улететь, она внимательно посмотрела на людей, прощебетала что-то на прощание, словно поблагодарив их за угощение, и полетела прочь.
— О! Какой хороший знак! — дружно порадовались Цырма-хээтэй и Санжи-нагасай, с благоговением кланяясь березе.
— Духи предков приняли наше угощение! Ом-мани-дудари! [84]
В особенности поразило Мунко то, как дядя Санжи тушил догорающий костер.
— Бороо ороо, бороо ороо [85] , — шептал он, обманывая стихию огня, прячущуюся в тлеющих углях и заливая их водой из небольшой банки.
Вскоре подъехал Очир-абагай. Немного посовещавшись, решили, что перед тем как вернуться в деревню, надо заехать на аршан, набрать целебной воды и оставить там Мунко, чтобы он повидался с друзьями. Они уже садились в машину, как вдруг Мунко почувствовал, что ему необходимо еще побыть здесь, причем именно одному. Понимая его состояние, тетушка с дядей не стали возражать, но и ждать его им было некогда. Цырма-хээтэй объяснила племяннику, что аршан совсем недалеко отсюда, надо пройти всего-то около двух километров, — за поворотом и после мостика через ручей. Она также пообещала, что договорится о его ночлеге. Родственники попрощались, и Мунко их заверил, что завтра после обеда будет в деревне.
84
Ом-мани-дудари (тибет.) — слова ритуальной молитвы.
85
Дождь пошел.
Оставшись один, Мунко несколько раз обошел вокруг березы и внезапно ощутил чье-то осторожное и ласковое прикосновение, будто кто-то, погладив его по голове, слегка взъерошил ему волосы, скорей всего это был порыв ветра, который всколыхнул концы хадака, повязанного на березе. Он обрадовался, расценив это как добрый знак от тех, к кому он обращался. Солнце клонилось к закату. Мунко собрался было уйти, чтобы засветло попасть на аршан, но неожиданно для себя передумал и остался. Полянка определенно не хотела его отпускать! Радуясь долгожданной встрече, она так трепетно заблагоухала, щедро источая знакомый ему с колыбели аромат летнего разнотравья, что у него невольно закружилась голова. Одурманенный терпкими запахами, он присел на краю полянки и незаметно перенесся по волнам памяти в другой, далекий и почти забытый мир. Он с трепетом вспоминал, как в том чудесном и надежном мире ему, совсем маленькому и беспомощному, было тепло, уютно и безопасно. До него доносились размеренные и убаюкивающие звуки сердцебиения, которые определяли ритм и его собственного, только начинающего биться сердечка. Он вновь наслаждался давно забытым ощущением полного счастья. Но однажды все резко переменилось: мощный водоворот поволок его за собой. «Куда?!» — с ужасом думал он, покидая этот чудесный мир…
— Добро пожаловать, — негромко произнес кто-то.
Мунко в недоумении посмотрел по сторонам. На березе снова появилась диковинная птица, стала увеличиваться прямо на глазах, не помещаясь на ветке, спрыгнула, взмахнула крыльями, которые тут же превратились в полы красивого атласного дэгэла. Пух и перья разлетелись по всей полянке, и перед изумленным взором Мунко предстал статный величественный старец, словно сошедший с живописной картинки центрально-азиатских мифов.