Журнал Борьба Миров № 3 1924(Журнал приключений)
Шрифт:
— Министр плохо себя чувствует, поэтому принужден свои объяснения перенести на следующее заседание.
— Подделка — кричат с хоров. — Скандал.
Уже через 2 часа газетчики вопят: «Водевиль в Сенате», «О том, как шулера провели министров».
ДО сих пор в Соединенных Штатах никто не сомневался, что главным участником скандала был Говард, который обслуживал Херста.
Мистер Херст был также в этом уверен и уплатил не малую сумму Говарду. Сам Роберт однажды сказал:
— Знаешь, Василий, это, пожалуй, лучшая моя операция, произведенная
С. Колбасьев
ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА
Я ЗНАЮ: рассказ подобен задачи на взаимодействие нескольких сил, приложенных к одной точке. Он идет по равнодействующей, а силы составляющие известны только автору.
Но пусть они будут известны читателю.
Главными составляющими этого рассказа являются: спрос на чайники русского изделия в Афганистане, романтичность, свойственная двадцатилетнему возрасту и, наконец, нота лорда Керзона.
Конечно читатель уже определил направление равнодействующей на восток от Москвы.
Когда-то это направление очень мне нравилось. Понравилось оно и герою моего рассказа дипкурьеру Баранову, — по тем же причинам, что и мне: он был петербуржцем, не любил Москву и любил Киплинга.
К тому же Баранову повезло. В одну неделю прошло его назначение, сразу предложили поездку в Афганистан, и ехать надо сегодня.
Потому-то он и сидит в трамвае семнадцатого маршрута, направляясь к Наркоминделу, а чтобы не выглядеть именинником, читает «Известия».
В этот день «Известия» писали о ноте Керзона, — заголовки жирным шрифтом и плотными словами. Такие заголовки влияют и на менее впечатлительных людей, чем мой герой.
— Значит будет серьезная почта, — думает Баранов, — а Керзонам свойственно любопытство. Они ни перед чем не остановятся… Надо будет следить, осторожность!.. — и вдруг заметил, что говорит вслух.
Посмотрел через газету: напротив, колени к его коленям, сидит молодой человек в сером английском пальто и серой фетровой шляпе. В руках желтый чемоданчик, а лицо сухое, чисто выбритое, — чисто английское.
Баранов сразу встал и пошел к выходу, хотя еще рано было выходить, — еще две остановки. Скомкал в кармане газету и стоял не оглядываясь у выходных дверей.
— Вот ведь противно… Что я сегодня съел за завтраком?
У Кузнецкого моста выскочил, стараясь не торопиться, прошел вдоль фасада большого серого дома, вошел в подъезд, и, уже за стеклянной дверью, обернулся.
По панели проходил тот самый молодой серый англичанин, и проходя, заглянул в подъезд. От неожиданности Баранов сразу вскочил на первые три ступеньки.
— Получил револьвер системы Наган за № 98081 с четырнадцатью патронами. — Баранов расписался, но вспомнил лорда Керзона, и сказал — Мало патронов, пожалуй.
Человек за столом улыбнулся.
— Дорогой товарищ, я уже четыре года сижу здесь и раздаю пистолеты. Патроны выдаются не на предмет куропаток, каковых много на Кандагарской дороге, а на тот крайний случай, которого
никогда не бывает.Старательно расплющил в пепельнице папиросу и дальше:
— Пистолеты это, если хотите, украшение, присвоенное должности. Они тяжелые и по возможности, их не носят, однако, всегда надевают в решительные минуты: например когда требуют у станционного начальства купэ в переполненном поезде.
Говорит и улыбается. Хуже всего, что здесь же рядом стоит Костиков, назначенный ехать с ним сопровождающим, Костиков тоже улыбается.
В коридоре Баранов к нему обратился:
— Товарищ Костиков! — Хотел сказать про англичанина в сером пальто, но сказал. — Поезд в половине шестого, почту, значит, принимаем в четыре. Пока до свидания.
На что тот ответил:
— Ладно, здесь же и встретимся.
Билеты в кармане, чемодан уложен, на часах — два.
Попросил хозяйку поставить самовар, разложил на подоконнике хлеб и колбасу и сел к окну подумать.
Видит: напротив по тротуару идет девушка. Должно быть славненькая, жаль — личика под вуалью не видно. Идет, слегка сгорбившись, мелкими шагами, а в руках держит письмо. Остановилась, осмотрела пустой переулок и быстро скользнула в подворотню.
— На свидание, — вздохнул Бараков, но так и остался, не выдохнув воздуха: из той же подворотни вышел серый англичанин.
Помахивает желтым чемоданчиком, застегивает английское пальто и улыбаясь покачивает головой.
— Конспиративная передача письма. Надо посмотреть. — Баранов застегнул пояс с револьвером, а сверху — пальто.
— Степанидушка, чаю не буду. Прощайте. — и уже с лестницы крикнул — Пошлите чемодан с Митей. Наркоминдел, шестой подъезд.
На углу Никитской мелькнуло знакомое пальто.
Бегом до угла, а дальше осторожно, беспечным шагом, — серое пальто на десять шагов впереди. Так дошли до Меттрополя. Там гуще, можно держаться поближе.
Даже нужно, а не то потеряешь. Куда он идет, интересно знать?
К англичанину подходит посыльный. Баранов протиснулся сквозь очередь, слышит:
— …Никак нет. Дальше Ташкента международного не будет.
Англичанин расплатился из толстого бумажника, потом спрятал его во внутренний карман пальто, (Так, — мелькнуло у Баранова, — туда же, где письмо), застегиваясь повернулся, чтобы выбраться из толпы, и вдруг оказался перед Барановым. Серое лицо вздрогнуло, глаза засветились подозрительным светом. Баранов с равнодушным лицом, но сжатыми в кармане кулаками прошел мимо него. Они разошлись.
Следил за мной в трамвае — раз. Письмо в подворотне — два. Едет через Ташкент. Ловко!
Шел, тихо посвистывал, вышел на Лубянку.
Нельзя было так близко подходить!
— В Ташкенте следует купить седла. На афганских верховых — упаришься. А не то еще вьючные дадут. Сидишь, это, на них, как на корешке книжки и вдобавок без стремян.
В купэ темно. Газовый фонарь прикрыт черной перепонкой. Качается вагон и быстро подстукивают колеса.
Баранов лежит на верхней койке, над головой в сетке чемодан с почтой, под головой, под подушкой пистолет, — все в исправности.