Журнал День и ночь

г. Красноярск

Гамлет Арутюнян Я стану дождём

С тех далёких времён, Когда мама жила в захолустье, Утекла не одна Енисейская буйно — вода. Если глянешь на север. Ещё так далёко до устья. И суровую воду Процедят не раз невода. В неводах этих ночь И небесные звёзды врассыпку. В неводах этих плен, Крик мятежного сына в ночи. И — кричи, не кричи — Не отменят сибирскую ссылку. И — моли, не моли — Далеко от деревни врачи. Слёзы высохнут сами собой, Но останется боль и усталость. Вновь забрезжит рассвет В этом Богом забытом краю. И к подушке, намокшей от слёз, Ты тихонько прижалась, Осознав, что и вправду — У обрыва на самом краю. Ты засни хоть немного, Хоть чуточку веки сомкни. За тобой сыновья — Три сердечка вблизи бьются ровно. За тобой твоя дочь — Кареглазая, нити ресниц. За тобой твоя рана, Зашитая нитью суровой. Время вылечит боль, Лишь останется горький осадок. И не станет его. Ты забудешь совсем про беду. Вот кончается век. Мама что-то ворожит у грядок. И с седой головой К этим грядкам я тоже приду. Если глянешь на север, Ещё так далеко до устья. А холодную воду Всё цедят и цедят года. С тех далёких времён, Когда мама жила в захолустье, Всё прошло, унеслось, Не оставило даже следа. Я стану дождём, Любящим свою землю. Не тем летним, Сиюминутным шалунишкой, А дождём — тружеником, Дождём, которым нагружены Тяжёлые баркасы туч. Я выпаду там, Где от жажды Сгорают посевы, Где высохли реки И рыбы ждут разлива, Где среди многих Притулился твой огородик, мама.

Старец

Усни. Усни. Спи. Время, как беремя. Намаешься. Веки что гири В долах Сибири. Супостат далеко, А недруги рядом. Родная сестра им зависть. Вот через них я и маюсь. Глотну в бору кислорода И вспомню, откуда я родом. В красные, чёрные дни, Боже, меня сохрани. Когда солнце вплетается В дней околесицу, Даже комар замирает И вмиг перебесится. Не хочется больше ему Крови людской. Но всё же найдётся, Кто скажет: — Постой! Зависть торопит месть, Надобно всё учесть. Чтобы не сплоховать, Слухов погонит рать. Бром от тоски глотни, Близятся чёрные дни. Близятся чёрные ночи, Путь на земле короче. Близятся ясные ночи. Что же я плачу, отче?

Чубчик

1. Нас в детстве стригли налысо И было столько слёз: Ну, папа, ну, пожалуйста, Ведь я уже подрос! Хоть чубчик, Ну, хоть маленький, Хоть несколько волос. Машинка больно жалила Не в шутку, а всерьёз. И солнцем прокопчённые, Как пёрышки, легки, Слетали на пол чёрные Кудряшки — завитки. Отец шутил, Как водится: До свадьбы отрастут. Икона Богородицы Глядела в темноту. 2. Вот так постригли наголо Когда-то и отца, И путь пролёг до лагеря В сибирские места. Там были все подстрижены, Как водится, под ноль — И русые, и рыжие, И чёрные, как смоль. Шутил конвойный мрачно: До срока отрастут. И времена барачные Глядели в темноту. Ты был задирист слишком, Похож на главаря. Ты стал врагом, парнишка, И Бог тебе судья. 3. Но вместо Бога — «тройки» Решают на паях. И шлют людишек бойко В далёкие края. Страна! Куда ты катишься, Любимая моя? Встают в твоей сумятице — Ночные лагеря. Краслаги и Карлаги, Алдан и Колыма. В них люди — доходяги, Для них страна — тюрьма. Пакгаузы, пакгаузы. Этап. Этап. Этап. И хаос, хаос, хаос — Имён, названий, дат. Зимою сгинешь с холода, А летом — от мошки. И голодом расколота Твоя земная жизнь. 4. Рукой отца подстрижены С братишкою под ноль. Идём под солнце рыжее, Идём под летний зной. Давно нас поджидают На улице дружки, Их лысины сияют, Как будто утюжки. Терять давно им нечего, Им даже невдомёк — Они судьбою мечены И тоже тянут срок. 5. Конец пятидесятых, Начало перемен. И галстуки крылатые Звёздочек взамен. И разрешают чубчик, Как взрослому, носить. И учат, учат, учат Родину любить.

Тунгусское небо

Когда мы, рыбаки и удачники, Медленно движемся к речке, Совсем незнакомой, В наплывающий сумрак, Вдруг откуда-то из облаков — Разговорчивый голубь. Зачем из небесной стремнины, Где боги и царства, Стремглав, стервенея, К воде так до одури мчаться? Зачем ты, такой несмышлёныш, Враз перепутал и небо, и землю. И как же тебя мне спасти, Чтоб ты смог обрести Уверенность в завтрашнем дне?! Ведь нежных твоих два крыла Не спасут при полёте. А та, что тебя всё ждала, Да не дождалась, Ведь она уже свила гнездо Дорогой мой, с другим. Зачем же ты мечешься? Грустишь, бороздишь, Всё пытаясь понять, проглядеть Это тёмно-тунгусское небо. И сумрак плывущий, И голубь зовущий, И друг мой похмельный, И я, незатейный.

Звезда падучая

1. Что изменилось С юных, давних пор? На тот вопрос Ответишь лишь по случаю. Лежит в сенях Неприбранных, топор, Мечтая встать За жизнь, за лучшую. В кладовке, смазано, Лежит ружьё. Лежат патроны, Ладно упакованы. Блестит штыка Стальное остриё, Готовое восстать За жизнь, за новую. Ещё лежит, заржавела, Коса. И серп висит, Покрытый ржой дремучею. Ещё глядят Испуганно — глаза, Иконы в горнице На жизнь, на лучшую. Темно в пригоне. В яслях пустота. Скотины нет. Сдана — на всякий случай. Гудят в ночи Тревожно провода, И катится слеза Звездой падучей.

С.К.

Как беспризорницы — поля. Гуляет ветер. И комьями лежит земля. Весенний вечер. И дождь неслышно моросит. Ледок на лужах. И возглас в воздухе висит: — Кому ты нужен? 2. Так трудно разобраться Что к чему. Кому отдать Свой голос ослабевший? Как превозмочь Всю эту кутерьму? Лицо увидеть. Вспомнить голос певший. О чём он пел? О близком и былом. О том, что есть сарынь?! Сарынь на кичку! И всё у нас опять Пойдёт на слом. А, в общем-то, И это нам привычно. Так редко встретишь Доброе лицо, От этого и сам Душой добреешь. И думаешь — Душа, в конце концов, Не всем дана. А, может быть, тебе лишь? Прости, душа, Что слово затаскали, И бросили гулять По пустырям. Прости, душа! Она простит, едва ли, И всё же превратится В светлый храм. И мы придём туда, Согбенные и старые, — Свечу поставить, Внука окрестить. А после ждать весну, В окошко талое Глядеть, глядеть. Прощения просить.

г. Красноярск

Сергей Мамзин Слышу голос на том берегу

Всё не так

Всё не так, как хотелось. Пальцы сжаты в кулак. И смеялось, и пелось, И страдалось не так. Всё не так, как мне снилось. Люди. Страны. Моря. Всё изъелось, испилось И истратилось зря. Измельчало. Иссякло. Испарилось. Сошло. Потускнело. Размякло. Полиняло крыло. Упорхнула пугливо От меня птица-Жар. Отцвела моя слива. Отшумел мой базар. Методом проб и ошибок Мы расставались с тобой! Дождь затекал нам за шиворот, Мелкий и затяжной. Дождь затекал, обжигая Спины холодным огнём. Методом проб, дорогая, Мы далеко не уйдём! Мы никого не отыщем, Кто бы сумел нам помочь В этом знобящем жилище С видом на позднюю ночь!

Цыган

Цыган лето проспал. Цыган косу достал. И на речку — косить камыш! Размахнулся — упал! Поскользнулся — упал! А над речкою гладь да тишь! Огляделся вокруг. Может, есть кто — то вдруг? — только ветер в степи поёт! Ну, а где же народ? Бедный народ! Весь побился об лёд!..

Брату Александру

Слышу голос на том берегу То ли озера, то ли реки, Но никак различить не могу В темноте ни лица, ни реки. Может это заоблачный гость Подаёт мне неведомый знак? Или чья-то берцовая кость Тускло светит во мгле, как маяк? Или псов одичавших отряд Пробирается в зарослях ив? Или просто сквозь годы летят Звуки детства, сливаясь в мотив? Так зачем же и в дождь, и в туман В непроглядную гулкую тьму, Понимая, что это обман, Я бросаюсь навстречу ему? Осень. Хочется спать до обеда. Журавли протрубили «отбой». Всё труднее даются победы Тем, кто стадом нас вёл за собой. Да и мы уже даже не стадо, А какой-то хмельной балаган! Журавли разрыдались, как табор Загулявших под вечер цыган. Эх, Россия моя испитая, Не страна, а раздор и разлад. Журавли вон — и те улетают! И навряд ли вернутся назад… Такая осень на душе! Что слышан шелест листьев палых Невероятно, но уже И мир окрасился под Палех. Вернулись реки в берега. Вернулись птица на зимовья. И в торжествующем безмолвье Стоит притихшая тайга Вернулись старые слова. Из тьмы небес вернулось Солнце, И только палая листва Назад на ветки не вернётся! Ни любви не осталось, ни денег. Ни верёвки, ни, даже, ружья. Приходили ко мне на неделе, Попроведать былые друзья. Сокрушались за чашкою чая. Призывали беду пережить. За окошко смотрели, скучая, И ушли, обещая звонить. Пережил и обиды, и склоки. Никого и ни в чём не винил. И освоил чужие уроки, И ошибки свои не забыл. И теперь, передумав о многом, (не крещёным дожив до седин). Выхожу я один на дорогу И назад возвращаюсь один!..