Журнал «Если», 1999 № 12

«Игра Игр» сделалась бестселлером еще до того, как попала в книжные магазины, и за шесть месяцев была переведена на все языки Земли.

Но Гендерсон старел. И теперь, на тридцать четвертом году после возвращения, физически находясь в возрасте семидесяти восьми лет, он снова защищал свой титул. Претендент Джулио Амато, двадцативосьмилетний неаполитанец, считался лучшим выпускником Академии Калиринос. В игре своего ученика Мастер впервые заметил намек на тот внутренний блеск, который остальные приписывали гениальности, однако сам он рациональным образом счел высочайшим «качеством». А заметив его, позволил себе роскошь надежды на то, что долгое бдение наконец приближается к концу.

Пока они сыграли две игры из шести — одну в Москве, другую в Риме. Мастер выиграл обе. Но в каждой, чтобы добиться победы, ему приходилось глубже, чем когда-либо прежде, обращаться к своим внутренним ресурсам в поисках ключа к стратегии собственного ученика. Теперь третья игра близилась к критической последней четверти. В случае победы Мастера (а кто сомневался в ней?) титул останется за ним. Даже если каким-нибудь чудом Амато сумеет выиграть остальные три партии, ничья оставит титул за обладателем. И прибегая к терминам, полностью чуждым духу состязания, — чтобы сохранить шансы, Амато должен был победить в третьей игре.

Вот в такой ситуации войдя в зал, Мастер поклонился Верховному арбитру, сел, протянул над доской руку претенденту и принял запечатанный конверт с ходом Амато. Вскрыв его, он пробежал взглядом бумажку, кивнул ученику и позволил себе, быть может, самую призрачную улыбку. Мастер рассчитывал увидеть именно этот ход. Наклонившись вперед, он поставил синюю фишку на заранее выбранный квадрат. На демонстрационной доске над ними моргнул и отключился голубой огонек. Тихий вздох пробежал по залу. Борьба возобновилась.

Сразу после завтрака Роджер отнес свой микомикон в мастерскую — вниз, в город. Получив уверения в том, что забрать исправный аппарат можно будет уже через час, он решил повторить маршрут вчерашнего дня — вдоль мощенной камнем пристани к молу, перекрывавшему вход в гавань.

Утреннее солнце проливало столь же ослепительные лучи на склоны вулканических гор; на беспокойных волнах в заливе трепетали такие же отражения; стоя на тех же вычурных балконах, женщины в ярких накидках перекрикивались друг с другом на той же самой тарабарщине; чайки с прежними воплями кружили и ныряли за отбросами… на первый взгляд все было в точности как вчера. И тем не менее мальчик сознавал, что каким-то не вполне определенным образом все вокруг слегка изменилось. Что-то стало иным. Хмурясь, он поискал на горизонте клипперы, следующие тем же самым торговым маршрутом, но ничего не заметил. А потом, поддавшись порыву, перепрыгнул через парапет и спустился по камням к карнизу, на котором вчера видел двух юных рыбаков.

Кусочками слюды на камнях поблескивали присохшие рыбьи чешуйки, и мальчик сковырнул ногтем одну или две из них. Бегло глянув на них, он бросил чешуйки в зеленую воду внизу. А потом присел на корточки, подпер подбородок руками, разглядывая тени мальков, сразу засуетившихся вокруг блестящих пластинок.

Ему представилась Анна, золотой рыбкой скользящая по глади напоенного солнцем бассейна, затем память мальчика перепорхнула к разговору со стариком. Начиная вспоминать беседу, Роджер внезапно понял, что как раз этот ночной разговор вносит раздор между ним и солнечным миром вокруг. «Все есть то, что есть, а не то, что о нем говорят». Что должна означать эта фраза? И как красное может оказаться синим? Пусть все зовут огонь синим, он все равно останется красным. Или нет?.. Острый лучик солнечного света, отразившись от гребешка волны, уколол его прямо в глаза. Мальчик прикрыл их руками, и вдруг яркий отпечаток, оставшийся на сетчатке, превратился в рдеющую искру сигары Мастера. И пока Роджер провожал огонек взглядом, цвет его начал меняться, сделавшись сперва лиловатым, потом пурпурным и, наконец, превратившись в яркий ультрамарин. И все же — вне сомнения — искорка осталась сама собой.

Он открыл глаза пошире, моргнул и огляделся. И тут услышал окликающий его голос. Поглядев вверх, он увидел на фоне высокого синего купола неба чью-то голову. Мальчик прищурил глаза, улыбнулся и качнул головой.

Мужской голос послышался снова, и Роджер решил, что это, должно быть, один из официантов отеля. Беспомощно пожав плечами, он сказал:

— No habba espanol, senor. Scusi. Esloy americano [4] .

Человек засмеялся и ответил на идеальном английском.

4

Я не говорю по-испански. Извините. Я американец.

— Я просто спросил, хорошо ли там внизу.

Роджер пожал плечами.

— По-моему, ничего. Если вы любите сидеть на камнях.

— Прекрасное занятие. Можно присоединиться к тебе?

— Конечно.

Переступив через невысокий парапет, мужчина уверенными шагами спустился вниз. Там он огляделся, выбрал камень поглаже и сел, свесив над водой длинные ноги. Набрав полную грудь воздуха, он глубоко вздохнул и пробормотал:

— Великолепно, просто великолепно.

Краешком глаза Роджер изучал соседа. Под темными волосами на загорелом лице от уголков глаз и рта разбегались веселые светлые морщинки. Роджер решил, что незнакомцу около тридцати.

— Вы здесь на турнире? — спросил он.

— Да.

— Я так и думал.

— Отчего? Я ведь хорошо говорю по-испански? Правда?

— Наверное. Но ведь вы не испанец?

— Нет.

— И откуда же вы?

— В основном из Калифорнии.

Роджер поднес к носу мизинец и задумчиво поскреб кожу. А потом поглядел на незнакомца, убрал от лица палец и сказал:

— А если я задам вам вопрос, вы ответите?

— Ну, это зависит от вопроса. Я хочу сказать, что вопрос вопросу рознь.

— Это не личный вопрос, — поторопился Роджер.

— Тогда должен признать, что мои шансы ответить тебе уменьшаются. Но продолжай.

Роджер указал на противоположный берег гавани — на женщину в огненной накидке, склонившуюся к рыбаку.

— Видите вон ту женщину в красном?

Человек всмотрелся.

— Вижу.

— Что будет, если я скажу, будто на ней синее одеяние?

Мужчина поглядел на него, и в карих глазах его проглянуло удивление.

— Повтори, кажется, я не расслышал.

Роджер повторил. Темная голова молодого человека повернулась к женщине:

— Синее одеяние? И это твой вопрос? Что это за безумие, скажи, ради Бога?

— Не знаю, — признался Роджер. — Но прошлой ночью Мастер сообщил мне, что если много людей назовет красное синим, тогда оно и впрямь сделается синим.

Молодой человек повернулся и внимательно посмотрел на него.

— Кто это сказал, повтори.

— Мастер. Я вчера беседовал с ним после ужина — в саду возле отеля. И я подумал о том, что будет, если есть только два человека: один говорит, что вещь красная, а другой, что синяя…

Человек задумчиво посмотрел на своего собеседника.

— Так он заявил, что красное это синее?

— Ну не совсем… Он сказал: все есть то, что есть — не красное и не синее, а просто само по себе.

Глаза молодого человека странным образом утратили прозрачность, и хотя Роджер видел, что они обращены к нему, однако же нисколько не сомневался, что глаза эти его не замечают.