Журнал «Если» 2008 № 06

— Твоя шмара? — чернявый нахально и с нескрываемым интересом оглядел любовницу атамана.

— Обзовитесь, — потребовал Кумок.

— Я — Леня Медник, — чернявый указал на товарища: — А это Сережа Африка. А мандаты… Так кто ж сейчас по чужим местам без хороших ксив ездит?

— А к нам, значит, в гости? — догадался Кумок.

— К вам мы вообще не собирались, — сказал приезжий бандит. — Это случайно вышло. Мы в Лукоморск ехали по хорошему делу, да кто-то, видать, сдал нас местным сукам.

Он неторопливо расстегнул китель, задрал нательную рубаху, показывая Кумку сложную татуировку на груди:

— Убедил, бродяга?

— Почти, — сказал Кумок. — Самое время послушать про хорошее дело, ради которого вы приехали в наши места.

— Саша, — проникновенно сказал бандит, приводя одежду в порядок. — Я тебе что, кенарь или щегол безродный, чтобы петь на сухую да еще при этом в чужой руке?

— Если ты не привык ездить в седле, то все очарование окружающего дня быстро исчезает, а поездка начинает оборачиваться страданиями. К концу дня и ходить начинаешь особо — кавалерийской походкой, но не потому, что зауважал в себе конника, а потому, что иначе ходить мучительно больно. Именно этого бойцы ЧОН тайно ждали от Антона, но как раз в седле он держался превосходно — он даже на малорослых тибетских лошадках в свое время поездил, на зебрах скакал, а это, братцы, хлестче, чем удержаться на дончаке, да еще расстроенном началом взрослой жизни и не забывшем о матери.

— Куда едем? — спросил Антон, поравнявшись с неукротимым краскомом.

— В духан! — крикнул тот. — Говорил же я, говорил! Э-эх! — он с досадой покосился на чуть приотставших товарищей. — Вот так и бывает, браток. Резать — не рожать!

Из невнятных воплей Гнатюка трудно было что-то понять, но тут лошади выскочили на широкий перекресток дорог. С правой стороны и в самом деле белел духан — низенькое длинное строение, рядом с которым курились дымки. В воздухе пахло свежим хлебом и горячим мясом.

— Заур! — не своим голосом вскричал Павел Гнатюк, осаживая коня у входа. — Заур!

Конский топот в зарослях был ему ответом на эти горячие слова.

— Ушел, сука лютая! Ушел! — страдальчески кривя рот, крикнул краском.

— Кто ушел? Черный сотник? — не понял Кторов.

— Заур Газаватов ушел, — спрыгивая с жеребца, отозвался Гнатюк. — Ну, он мне ответит! В землю по уши зарою!

Кторов спешился, чувствуя спиной сгрудившуюся хрипящую конскую лаву.

— А Черный сотник?

— А этот здесь! — со злобной радостью сказал Гнатюк. — Этот от нас никуда не денется!

Они вошли в духан. Здесь было чисто и хорошо, еще пенился в стакане айран, шипел и трудолюбиво пыхтел в углу пузатый самовар — по всему было видно, что хозяева покинули дом под давлением обстоятельств, не сообразуясь с внезапно возникшими у них желаниями посетить святыни или увидеть еще незнакомые места.

— Ну, — нетерпеливо дыша в спину краскому, спросил Антон.

— Да вот же он! Разуй глаза, не видишь? — ткнул нагайкой тот.

В зале никого не было, но на длинной стене были изображены сияющие снежными вершинами горы, среди которых встал на дыбы черный конь с черным всадником в черном бешмете.

— Вот ведь что удумала чеченская морда! — возбужденно сказал Гнатюк. — И вроде не при делах, и все время в достатке. Барахлишко ведь Черный всадник ему свозил! Встанет утром, а все на столе — и всадник на месте!

— Так это же картина! — удивился Антон.

— И мы так думали, — с досадой отвечал краском, удерживая дрожащими белыми губами папиросу. Ты английский роман «Портрет Дориана Грэя» читал?

— Читал, конечно.

— Вот и я вчера, — нервно комкая папиросу и швыряя ее на пол, сказал Гнатюк. — Читаю вечером книгу, и тут меня словно кто обухом по голове — бац! Главное — выманить его теперь. Согнать со стены. А ну, ребята, пали духан!

Вспыхнули факелы.

Духан занимался нехотя, но общие усилия сделали свое дело — вскоре постройка занялась жарким неярким пламенем. Гнатюк, раздувая ноздри, жадно вглядывался в огонь.

— Теперь бы не упустить… — начал он, но не договорил.

Стена духана рухнула, послышалось отчаянное конское ржание, и из дыма и пламени вынырнула темная фигура, взвился на дыбы конь, и страшно засвистела шашка, выбирая первую жертву. Один из чоновцев ахнул, покатился по земле, взметая дорожную пыль судорожно бьющими ногами. И второй уже бессильно откинулся на круп коня, сжимая руками разрубленную буденновку, но больше Черный сотник ничего не успел — хладнокровно, словно по мишеням стрелял в подвалах Лубянки, Антон Кторов всадил две пули из нагана в голову сотника, украшенную черной каракулевой папахой. Покатился сотник по земле, отчаянно заржал его конь, и бойцы революционной армии опомниться не успели, как конь и страшный ночной убийца вспыхнули загадочными синими огнями, превращаясь в трещащие скручивающиеся головешки.

Павел Гнатюк спешился, истово крестясь.

— Вот оно как! — нервно сказал он. — Ловко ты его, браток, срезал. Еще б чуток — и распластал бы он меня по самое «не хочу»!

С успехом и обратная дорога короче.

Ехали кучно, пели песни. И легко было это понять: бешеную змеюгу, промышлявшую по ночам, кончили и авторитету рабоче-крестьянской трудовой власти прибавили.

Стало быть, день прожит не зря!

Вот только погибшие хлопцы настроение омрачали, потому и спели на въезде в Лукоморск «Вихри враждебные…», чтобы понял народ все правильно — в кровавой борьбе без жертв не бывает.

— Слушай, Паша, — обратился Кторов. — Я тут краем уха про русалов слышал.

К его удивлению, Гнатюк густо покраснел.

— Какие русалки, браток? — неискренне удивился он. — Сказок начитался?

— Да я ж тебя не про русалок спрашиваю, — выделил голосом Кторов. — Я ж про русалов.

Гнатюк закаменел скулами.

— Кто ж тебе про них рассказывал? — без особого интереса спросил он. — Чувствую, торгаши постарались. Ну зачем тебе это? Если уж честно, я этого дела сам никогда не одобрял.

— Ладно трепаться, — бросил Кторов. — Скажи лучше — покажешь?

— А то, — с видимой печалью отозвался начоперотдела.

И на глазах поскучнел.

— Вечером Антон был в указанном котом месте.

Рядом со скамейкой стоял вчерашний музыкант и играл что-то печальное и Кторову незнакомое. Впрочем, знатоком музыки Антон себя никогда не считал.

— Добрый вечер, — сказал музыкант и кивнул Кторову, как старому знакомому. — Вы располагайтесь, располагайтесь, я уже заканчиваю.