Журнал Наш Современник 2008 #8

Застрял вечерний дым… Как песню родины моей, Люблю тебя, Чулым.

Где облас тот и то весло?.. Мне путь туда закрыт. Но всё, что стрежью унесло, - Всё песня повторит.

Брызги звёздные синь окропили, Все тревоги с души сметены, Слышно ветер вечерний в крапиве У бревенчатой тёмной стены.

Вот и время присесть на пороге, В сумрак далей куда-то сказать: - Тяжелы вы, земные дороги, А сумели к себе привязать.

С ног собьёт ли усталостью зверской, Или сам эту связь перережь, Но в ночи, за цветной занавеской, Будет сниться кипящая стрежь.

Ах, как звёздно! Уютная нота Потихоньку восходит в груди. Ветерок уложила дремота, Озаряется лес впереди.

Почему-то на лунном рассвете Мне желается, как никогда, В беспредельные дали вот эти Отпустить свою жизнь навсегда.

НА ЗАРЕ

Срывается ветер с черёмух, Овсюг росяной теребя, Но тихо в затонах червлёных… “Мой милый, люблю я тебя!”

Так быстро ещё не светало… А платье-то, платье - оно Из белого розовым стало, С туманом ложбин заодно.

Взошедшее счастье? Мечта ли? Не знаю. Наверно, я сплю. И сон ещё в самом начале… “Люблю тебя, милый, люблю!”

Было белым-бело,

А теперь - зеленым-зелено.

Из ёлки моё весло,

В речке песчаное дно.

Скоро черёмухе цвесть, Опять оснежится яр. В белом-белом пламени есть Сила угарных чар.

Я проведу обласок Меж двумя валами огня, А там, где берег высок, Тайно встретят меня.

Сядем к столу, нальём Дымящегося чайку И послушаем тишь вдвоём, Редкую на веку.

Земле пожелав добра, На закат распахнём окно, И в горнице, как у костра, Станет красным-красно.

ЗИМНЕЕ ЧТЕНИЕ

В долгие ночи на редкость морозной зимы, В старом жилище своём запершись одиноко, С вами беседую, скрытые в книгах умы, Вечные души, что смертными были до срока.

Печь отдаёт потихоньку запасы тепла, Мудро сложил её мастер, надёжно, любовно: Кинешь охапку поленьев, сожжёшь их дотла - Жару накопится, будто накладывал брёвна.

Крепко заварен простейший зугдидский чаёк Вместе с брусничником, собранным осенью поздней. Книга раскрыта: я слушаю жадно урок Светлых историй, сомнений мучительных, козней.

Ваши стези через травы, паркеты и рвы Прямо ложились и криво, срывались в полёте… Вы небезгрешны, но вы и с грехами правы, - И потому, что для нас дольше жизни живёте.

7 “Наш современник” N 8

Уваров Анатолий Михайлович родился в 1950г в г.Оренбурге. Окончил среднюю школу р. ц. Илек. Много лет работал в Илекской районной больнице Оренбургской области. Литературный дебют состоялся в 2002г в “Тюмени литературной”. Печатался в местных газетах “Варта”, “Местное Время”, сборнике к 60-летию Победы “Мы помним”, альманахе “Эринтур”. В октябре 2007 г. издал первую книгу художественной прозы “Доктор, останьтесь…”. Член Содружества Писателей Нижневартовска. Имеет звание “Лучший врач-офтальмолог России 2006г”. Живёт и работает в Нижневартовске

АНАТОЛИЙ УВАРОВ КАМЫШЕ

Место действия: 2-й Дальневосточный фронт. ремя: 10-12 августа 1945 г. Имена и фамилии подлинные.

осходящее солнце, распарывая лучами темноту, каждое утро под звуки горна взметывало на флагштоках тысячи своих полотняных изображений. Блеск миллионов пар глаз его сынов провожал их полет. Стяги реяли, разворачиваясь на ветру. еликая Империя на материке строилась день и ночь, без остановки. Деловитые интенданты в созданных трудом рабов-китайцев укрепрайонах четырежды обеспечили нужды Квантунской армии.

Уязвленная Хасаном и Халхин-Голом гордость самураев лечилась уверенностью в торжестве русской поговорки: "За одного битого двух небитых дают". Секретность, запакованная десятками постов бдительных солдат, минными полями, тысячами кубометров бетона, опутанными километрами колючей проволоки, подтверждала эту уверенность.

Там, внутри, жила еще больше охраняемая, Совершенно Секретная Секретность. Там готовились к боям Герои, уже отдавшие свои жизни во имя еликой Японии. Они поведут на врага самолеты и торпеды с задраенными люками и ограниченным количеством кислорода в рубках управления, лягут под танки и автомобили в жилетах с тротиловой подкладкой. Для своих семей они уже не существуют. Лампадки перед их портретами горят за ушедших туда. Здесь их просто нет.

Командир свободного маршевого батальона капитан Михаил Уваров вторые сутки качался в головном грузовике, проверяя маршрут по километражу, компасу и карте. Маленькие кустики, рисованные на ней, шумели стеной камыша вдоль пробитой танками дороги. ерхушки его сметали с крыш тентованых "студеров" остатки пыли, осевшей в Приамурье. Каждый "американец", груженный под завязку, волок на крюку еще и пушку. Мягкий грунт продавливался в глубокую колею, временами стопорил колонну, и солдаты упирались плечами в кузова и крылья машин, добавляя им недостающие лошадиные силы.

–  Пока сухо. А что будет, если дождик брызнет?
– посмотрев на небо, капитан задержал взгляд на спидометре. Стрелка, не дотягивающая до тридцати, заставила вздохнуть: "Не меньше суток ползти в этих зарослях".

Прогнозы комполка накануне прорыва, где он обещал хорошую погоду, а замполит легкую победу над коварным врагом, пока сбывались. Японские передовые укрепления, захваченные внезапной атакой, поразили своей слабостью. Танки казались игрушечными. люк одного из них пытались залезть многие. Рязанский богатырь Ефрем Ионов смог опустить туда только одну ногу. Его друг и вечный соперник, сибирский хохол Петро Мирошниченко, поступил проще. Он заглянул внутрь, затем пошарил рукой и выудил шлем, подошедший впору как раз на его кулак. танке побывал только Каба-ляй Шингалиев, любимец первой батареи и всего дивизиона. Прекрасно знающий русский язык, он доводил весь личный состав до колик в животе своими "казахизмами", в разговорах сознательно путая мужской и женский род. Для этого нырка даже ему пришлось раздеться и снять сапоги. Человек тридцать ждали его возвращения, посмеиваясь в предвкушении, но он всех разочаровал. ысунувшись из люка, с растерянно-обескураженным лицом развел руками:

–  Не нашел, понимаешь! Нету, понимаешь!

–  А чего ты там искал-то?
– поворачиваясь уходить, разочарованно бросил через плечо сержант Мокрецов, командир его орудийного расчета.

–  Как чего? Ребятёнка, конечно, в пелёнках, понимаешь. спомнив громовой хохот, Михаил улыбнулся, не отводя глаз от дороги.

"Да… Это не Запад. ойна здесь какая-то несерьезная. торой день катимся, и хоть бы одна сволочь. Немцы такое бы не позволили. Нет, не может война быть такой. Что-то здесь не так. Но что?". Михаил посмотрел на трофейные швейцарские часы, снятые им с убитого в поединке обер-лейтенан-та, и положил руку на руль: