Журнал «Вокруг Света» №01 за 1975 год

Лодку Матти отнесло в сторону, и свекор обнаружил ее далеко от Васиккасаарет. Так что секрет лососевого протока по-прежнему оставался нераскрытым.

Похороны я помню очень смутно, да и были они такие странные... Обе семьи стояли отдельно, по разные стороны могилы. Никто не здоровался, никто не произнес ни слова. О каких-либо поминках не было и речи. Казалось, между семьей Матти и моей выросла стена. Настроение было мрачным, молчание — холодным как лед.

Я вроде бы стояла где-то посредине. Очень скоро я обнаружила, что изгнана из семьи Матти. Лишь свекровь сказала мне несколько слов, она же после смерти Матти стала заботиться о внуке. Во время похорон он был при ней.

Еще тяжелее было после похорон, когда стали расходиться по домам. Пойти к себе и быть там в полном одиночестве я просто не могла. У меня к тому же не было ни еды, ни дров. Что-либо делать я была не в состоянии. Пойти же к свекру и свекрови, чувствовать себя там еще более одинокой и чужой я не могла тоже. Свекор уже повернулся ко мне спиной и ушел, не проронив ни слова.

Я колебалась. Мне хотелось плакать.

Мать посмотрела на меня и все поняла. Подойдя, она сказала, что я могу переехать к ней в дом. Хотя бы на первое время. Она ведь теперь тоже одна. И горе ее, наверное, не меньше, чем мое.

Я поступила так, как предложила мать. Никогда не забуду; как смотрела на меня свекровь, когда я забирала мальчика. Ведь он был от плоди и крови ее сына и после смерти Матти как бы принадлежал нам обоим. Но и меня свекровь, наверно, поняла, ведь она видела, как молча отвернулся свекор.

Дома у матери было чуть получше. Там я не чувствовала ненависти, никто не отворачивался от меня, не выдвигал безмолвных обвинений. Но все равно мне было трудно спокойно спать и есть. Горе мое лишь возрастало от внутренних упреков.

Вскоре стало ясно, что теперь, когда не было отца и никто больше не ловил рыбу, у матери стало туго с едой. У меня был младший брат, но он уехал в Вардё и нанялся на рыбацкое судно. До нас доходили слухи, что в разгар путины брат зарабатывал большие деньги, однако домой он не писал, и мы не знали, как его найти. Правда, он все равно бы не приехал, если б мы даже попросили.

У нас была корова и две козы. Когда наступила пора косовицы, я стала помогать в поле. Дела пошли чуть лучше. Иногда я отправлялась на озеро и рыбачила, но чаще возвращалась домой ни с чем. Из того, что удавалось поймать, хватало только на еду, о продаже не могло быть и речи. Я часто вспоминала лососевый проток. Но я просто не могла себя заставить пойти в то место. Несколько раз я была на пути туда, но каждый раз поворачивала обратно.

В конце концов, когда в доме не осталось ни кусочка хлеба, я не выдержала. Мы голодали, я видела, как страдает мать.

Стоял дождливый день. Косить было нельзя, и я пошла на озеро.

...Когда мать увидела меня с добычей, на глаза у нее навернулись слезы. Она не проронила ни слова, только погладила меня по руке. Это было так на нее не похоже, что я даже подумала, не известна ли ей тайна лососевого протока. Мы выпили кофе и съели последние остатки хлеба. Положив рыбу в кожаный мешок, мать поплыла к ближайшему соседу, где обменяла ее на разную провизию. Обычно мы лососей солили, коптили или закапывали в землю, а затем продавали в Неллиме. Но до Неллима было далеко, и в плохую погоду путь туда занимал несколько дней.

Я стала ловить в лососевом протоке через день точно так же, как это делал отец. Первое время было трудно, меня все время мучили тяжелые воспоминания и чувство вины. Но я крепко сжимала зубы, и с каждым разом становилось все легче и легче. Дела наши пошли неплохо, и вскоре за мной укрепилась слава столь же умелого рыбака, каким когда-то был отец. Но я все время боялась, что меня заметят у Васиккасаарет, и тогда моему рыбацкому счастью сразу пришел бы конец. С каждым разом я все больше понимала, какие чувства должен был испытывать отец.

Мальчик — мы назвали его Юсси — подрастал, становился большим и сильным. Подобно своему отцу, он не хотел ходить на озеро рыбачить, а был прирожденным оленеводом. Правда, иногда он отправлялся со мной на рыбалку, но занятие это казалось ему скучным, и он только ворчал. Сидеть на веслах он не желал, а запах рыбы был ему противен. Однако стоило на берегу появиться оленю, как он тут же загорался, будучи уверен, что это его олень. Он знал, что у отца, когда тот умер, было не меньше полусотни оленей, но мы договорились, что пока животные походят в стаде свекра; тот будет за ними смотреть и за это оставит себе несколько телят, а также взрослых оленей, которые предназначались на убой. Нам тоже полагалось два отбракованных оленя в год. Все считали, что для обеих сторон такая договоренность удобна, и мой дядя, который был со свекром в добрых отношениях, обещал последить за тем, чтобы она точно соблюдалась.

Когда Юсси исполнилось четырнадцать лет и он бросил школу, мы решили сами присматривать за своими оленями. Дядя не раз говорил, что наше стадо стало быстро сокращаться, а когда мы пересчитали животных, то обнаружили, что осталось всего тридцать голов. К тому же они были так плохо помечены, что без посторонней помощи мы даже не могли их отличить. Несмотря на шум и споры, Юсси был очень доволен — теперь он сам мог позаботиться о своих оленях и стал пасти их вместе с моим дядей, у которого тоже было небольшое стадо. Они помогали друг другу, и Юсси целые недели проводил с оленями в тундре. Я же делила свое время между ловлей лососей и работой на хуторе. Мать занималась домашним хозяйством. Дела стали поправляться.

Проходили годы. Стадо быстро разрасталось. Случалось, правда, появлялись волки, но Юсси отлично стрелял и быстро бегал на лыжах. Он уложил немало волков и очень многое сделал для того, чтобы отогнать их подальше от озера Инари. Все его очень любили, и вскоре от старой вражды между нами и родителями Мужа остались лишь одни воспоминания.

Юсси был большим умельцем, он сам построил себе дом, отличный дом с плитой и деревянным полом. Единственный человек, кому дом не понравился, — это моя мать. Всю жизнь она жила в землянке, и уходить оттуда вовсе не хотела.

Закончив дом, Юсси женился. В жены он взял дочь богатого саами, и в приданое ей дали целое стадо оленей. Юсси стал теперь богатым оленеводом, одним из самых крупных в районе Инари. Мы жили хорошо. Мать делала дома разные поделки, которые затем продавала. Я же занималась рыбалкой. Но ловила теперь не спеша, в основном для нашего хозяйства, и продавала лишь тогда, когда попадалось много лососей. Дела у нас шли хорошо, лучшего и желать было нельзя.

Через год жена Юсси, ее звали Айли, родила мальчика. Мы дали ему имя Уула. Больше им бог никого не послал.

Однажды в конце осени, когда Ууле было два года, Юсси, взяв собаку, отправился к оленям. Он вообще больше бывал вне дома. Озеро уже сковало льдом, ослепительно белым от свежевыпавшего снега, но не всюду лед был крепок, над более глубокими местами он был еще совсем тонким. Юсси боялся, что олени спустятся на лед, и если они пойдут целым стадом, то лед не выдержит, и животные могут утонуть.

В тот день было холодно, то и дело поднималась метель.

Юсси долго не возвращался домой. Уже давно стемнело, а поздно вечером прибежала собака. Она жалобно скулила и все время рвалась обратно к озеру.