Журнал «Вокруг Света» №01 за 1979 год
Шрифт:
И не только птицам приходится переходить на необычную пищу. Как-то раз мы наблюдали за оленями. Они вышли к берегу в отлив и долго кормились... водорослями.
Камни, камни, на многие километры камни: маленькие, побольше и совсем большие. Они же скалы. Каждая трещинка забита почвой. Оттуда ее трудно выдуть ветрам. Всюду лепятся, цепляются растения. Серые, зеленые, голубоватые, золотистые, оранжевые — все это лишайники. Они не напрасно получили название пионеров среди растений. Лишайники живут под снегом, поселяются на камне и все, что нужно для жизни, получают из воздуха и дождевой воды. Они растворяют горные породы и, отмирая, образуют почву, на которой уже могут поселиться другие растения: сначала мхи, осоки, потом морошка и даже северные деревья — карликовая береза, которая стелется длинными плетями по земле. И все, что
Цветы тундры на сотни километров вокруг. И ни одной живой души. Только трепещущее белое пламя чаек над островом, суетливые кулики на берегу, силуэт лисицы на сопке...
Край жизни. Два смысла в этом выражении: край как предел жизни и как место, полное жизни. Удивительно, но на Севере одинаково верен и тот и другой смысл. Да потому что в средней полосе, пробродив целый день по лесу, не увидишь столько живности. Да потому что этот край пригоден к жизни лишь три месяца из двенадцати. Поэтому и живут здесь в основном птицы. Им легче покрыть огромные расстояния, они могут прилететь в этот край на короткое лето, а с наступлением зимы его покинуть.
Здесь жизнь — это спешка. Скорее, скорее! Надо до холодов построить гнездо, высидеть птенцов, поднять их на крыло... Это «скорее» особенно чувствуешь на птичьем базаре. Глядя на суетливость, с которой здесь течет жизнь, хочется спросить птиц: «Ну куда вы так торопитесь? Посмотрите, солнце и тепло». Но птицы не верят: ненадежно северное лето. Вот птица, спешно протолкнув в глотку рыбу одному из неистовствующих птенцов и на бегу, вернее на лету, с кем-то повздорив, уже снова пикирует в воду. Кругом шум, гам, неразбериха... Что наш воскресный базар, что там суета многолюдного города!
Птицы, как у вас там со стрессом?
Жизнь на краю скалы, на краю обрыва, за ним уже нет земли, нет опоры. Жизнь на краю существования, на пределе.
Основной кормилец Севера — море. Оно богато, и птицы, сумевшие приспособиться к суровым требованиям субарктического климата, получили в свое распоряжение неплохую кладовую. Но как мало на Севере удобных для гнездования мест! Где найти клочок, чтобы его не захлестнули штормовые волны, чтобы он был недосягаем для лисиц, песцов, поморников и других хищников и чтобы там не буйствовал ветер?! Одиноко торчащие из воды скалы — острова с глубокими расщелинами, окруженные водой, точно средневековые замки, — оказались неприступной крепостью. Но их мало. И вот птицы, используя каждый удобный уступ, вынуждены селиться вплотную друг к другу. Вот две соседние чайки, что-то не поделив, пронзительно заспорили и подрались... не вставая с гнезда. Тесно!
Зато так теплее. Чем больше разница между температурой тела и внешней средой, тем выше теплоотдача, тем труднее прожить. Американский исследователь Ирвинг отмечал, что эскимосская собака сохраняет нормальную для нее температуру тела плюс 38 градусов при минус восьмидесяти. Организм выдерживает перепад в 118 градусов, настолько велики «резервы жизни». Но они, ясное дело, не беспредельны, а уж птенцов может убить и легкий морозец. И вот в промозглый ветреный день птицы сбиваются в кучу. Кстати, когда птенцы греют друг друга, то они и растут быстрее.
Север поощряет птичий коллективизм.
Чаячий клюв не бог весть какое оружие. Но сотни птиц — это уже грозная сила, выступить против которой не всякий решится. При попытке подобраться поближе к гнездам мы вдруг ощутили свою уязвимость. Как взметенный снег, сотни, нет, тысячи птиц поднялись в воздух белым облаком. Мы не отступили. Видя нашу настойчивость, несколько птиц вдруг взмыли вверх, будто подброшенные ударной волной, замерли на мгновение в воздухе и ринулись вертикально вниз, нацелив на нас острые клювы. Не долетев нескольких сантиметров, они взмыли вновь...
Мы не решились больше испытывать судьбу и ретировались. Тем более что накануне я была свидетелем поучительной сцены. Пара поморников, отдельно селящихся в тундре птиц величиной с чайку, вынудила отступить стадо оленей. Клин с вожаком впереди медленно надвигался прямо на их гнездо. Еще несколько метров — и гнездо будет растоптано. Но птицы, пикируя, снова и снова клевали спину переднего оленя. Не вынеся этих отнюдь не безобидных уколов, вожак бросился
в сторону, а за ним устремились и остальные. Кстати, северные олени, эти, по распространенному мнению, вегетарианцы, с удовольствием лакомятся леммингами, яйцами, птенцами. Так что яйцам грозили не только копыта...Да, здесь птицы умеют за себя постоять. В их поведении поражает отсутствие скрытности. Впрочем, на птичьем базаре это оправдано. Как замаскируешь этакую ораву? Птицы берут солидарностью.
А вот одиночные птицы открытой тундры, к каким только уловкам они не прибегают, чтобы отвлечь врага! Кулик-галстучник при опасности осторожно слезает с гнезда, отходит в сторону и вдруг делается заметным. Он еле-еле тащится, распушив хвост, и волочит за собой по земле «сломанное» крыло. Кулик-сорока, тот начинает демонстративно насиживать пустое место. И так это здорово у птиц получается, что найти гнездо можно, только вооружившись терпением и знанием их уловок. Поморники будут «обрабатывать» вас вдвоем. Одна из птиц прикидывается раненой и старается привлечь к себе внимание, а другая, незаметно подлетев, атакует с воздуха. Я несколько раз засекала гнездо по насиживающей птице и шла прямо на него, стараясь не сбиться. А это довольно трудно, ведь в тундре почти никаких ориентиров — ровное каменистое пространство. И все-таки часто отвлекалась на птиц — столь они назойливы. А посмотреть в птичью сторону— все, пропало дело, цель потеряна из виду. С некоторым смущением должна признаться, что внутренний голос неоднократно уговаривал меня попытаться поймать «раненую» птицу. И я поддавалась, прекрасно зная, что это уловка! Затрудняюсь это объяснить психологически.
Вообще птицы демонстрируют чудеса изворотливости, приспособления и маскировки. Кулики, утки, поморники — все эти северяне сооружают гнезда не на деревьях, а прямо на земле, там, где до них легче всего могут добраться четвероногие хищники. Что делать, деревья здесь не растут! Кроме того, летом в северных широтах лучше прогревается почва и приземный слой воздуха. Именно поэтому птицы селятся как можно ближе к земле, ведь у новорожденного птенца еще не сформировались механизмы поддержания температуры тела. Только кажется, что птицы живут в одном районе, в одинаковом климате. Это совсем не так! Есть такое чудо — микроусловия: небольшой бугорок, который укроет птицу и гнездо от ветра, ветровая «тень» с подветренной стороны ущелья, где птица может ловить летающих насекомых, и так далее. Птицы широко используют разные микроклиматические условия или даже искусственно их создают: скучиваются в холод, строят норы и гнезда. Да и чем, как не микрорельефом, являются сами гнезда!
Живет на самом берегу Баренцева моря трясогузка, та самая, которую вы встречаете в средней полосе на берегу речки или неподалеку от жилья человека. Она относительно молодой иммигрант на Севере, пришедший вслед за отступавшим ледником, и природа еще не наложила на трясогузку отпечаток здешних специфических условий. Поэтому и селится трясогузка на более мягких микроклиматических «островках» — в маленьких оазисах тундры, в траве, где легче замаскировать гнездо. А крачки и галстучники приспособились к специфике Севера вполне. Вместо гнезда у них небольшая ямка в песке, а в ней яйца — зеленоватые, пятнистые. Контуры яиц сливаются с окружающим фоном, и вместо них видишь лишь темные пятна, которые принимаешь за камушки. На каменистых россыпях, где эти птицы устраиваются для выведения птенцов, гнездо из пуха, травы, прутиков сразу бросится в глаза, да и ветром его раскидает на открытом пространстве. А тут ямка, ветровое затишье, птице уже теплей.
На птичьих базарах самые удобные, широкие карнизы в центре колонии заняли кайры. На уступах победнее расположились чайки-моевки, самые многочисленные обитатели базаров. Стоя столбиком на единственном яйце, кайры напоминают собой пингвинов. Гнезда нет и в помине. Когда один из родителей улетает в море кормиться, его сменяет другой. При «сдаче караула» яйцо осторожно перекатывается с лапки на лапку. Большое, зеленоватое — в нем теплится будущая беспокойная жизнь. Оно почти конусовидное и поэтому совсем не катится на наклонной плоскости, а, сделав поворот вокруг острого конца, остается на прежнем месте. Важное биологическое приспособление, учитывая узость карниза и ту суетливую жизнь, что царит в колонии!