Журнал «Вокруг Света» №01 за 1979 год
Шрифт:
Традиция необычного «супермарафона» переходит у тараумара из поколения в поколение; и ныне захватывающие состязания порой длятся целые сутки.
Но ведь не «бегом единым» живут эти индейцы. У них есть своя история, свой язык, свои обычаи, о которых пока, увы, известно куда меньше, чем о спортивной «феноменальности» жителей гор. Наша поездка как раз и ставила своей целью знакомство с их миром, окруженным горными вершинами.
...Криль послал нам «покровителя» в лице знатока здешних мест мексиканца Хуана Виньегаса. Ранним утром он ожидал нас у «джипа», который мы взяли в аренду, так как сразу за городом начиналась непроходимая для нашего «фордика» «земля больших теснин».
По преданию, эти суровые места осваивали когда-то люди-гиганты. Они дробили скалы, расчищали склоны и узкие долины от валунов, но так и не смогли полностью одолеть горы: сами окаменели. Фантазия индейцев отразила в этой легенде их трудное, не прекращающееся ни на один день сражение с дикой природой. Предки тараумара поселились здесь не по своей воле. Их колыбелью было Тихоокеанское побережье Мексики. Около трех тысяч лет назад, спасаясь от набегов враждебных племен, индейцы тараумара снялись с насиженных мест и пустились в дальнее странствование на восток. На пути, как неприступная крепость, встали высокие горы. Но они не смогли остановить тараумара, которые упорно продолжали двигаться вперед по речным долинам и каменным коридорам глубоких ущелий. Однажды они увидели скалистые склоны, изрытые пещерами. Этих естественных укрытий было так много, что хватило бы для нескольких племен. И все-таки вожди повели сородичей дальше, пока не вышли на зеленые равнины нынешего Чиуауа. Когда же туда «с мечом и крестом» начали проникать испанские конкистадоры, тараумара скрылись в глубине гор и ущелий, поселившись в пещерах.
— Сегодня вы увидите «пещеру Себастьяна», где и сейчас живет индейская семья, — заверил наш гид.
Пронизанный солнечными лучами влажный воздух был напоен густым ароматом соснового леса. Вымытые ливнями, в прозрачной дымке выделялись своим ярко-изумрудным цветом жесткие колючие стебли агавы, карабкавшиеся по каменистым склонам. Хуан остановил «джип» у подножия небольшой горы, окруженной кольцом полузасохших кустов. Он раздвинул руками ветки, и мы увидели замурованный вход.
— Тараумара, — продолжал свой рассказ Хуан, — не только жили в пещерах, но и хоронили в них умерших. Без гроба. Покойника оставляли внутри завернутым в шкуру или плотное одеяло. После этого вход в пещеру заделывался камнями и глиной. Это как раз один из таких семейных склепов. Кое-где до сих пор следуют этой традиции.
Неподалеку от «пещеры Себастьяна» мы увидели, как старый индеец с легкостью юноши спускался по крутой тропе среди скал.
— Да это же Себастьян! — затормозив, воскликнул Хуан. — Куира! — радостно приветствовал он старца на языке тараумара.
Но в ответ Себастьян сдержанно поздоровался по-испански:
— Буэнас диас!
Смуглый старик с загорелым морщинистым лицом, на котором из-под густых бровей молодо сверкали темно-коричневые миндалевидные глаза, был невысокого роста, но широк в плечах. Белая тесьма перехватывала длинные черные волосы без единой сединки. Одет он был в свободную накидку тоже из белой ткани, стянутую у талии плетеным цветастым поясом. Присмотревшись, я обнаружил, что это был просто сложенный пополам прямоугольный кусок материи с простроченной по краю прорезью для головы. Но больше всего меня поразили босые ноги Себастьяна, крепкие и мускулистые.
Старик явно не был расположен к разговорам и остаток пути до своего родного очага молчал. Мы, было, подумали, что он недоволен нашим визитом и, чего доброго, не пустит на порог своего жилища, но Хуан развеял наши опасения: «Пещера Себастьяна» называется так просто по привычке. Старик уже давно переселился в деревянную хижину, а там живет его сын Луис Глория».
За поворотом среди
серых скал зеленел пятачок земли, засеянный маисом и фасолью. Около него на привязи паслись две овцы. Себастьян первым вышел из «джипа», придирчиво оглядел огород, даже потрогал руками молодые побеги, будто поколдовал, и торопливо зашагал к дальнему склону, где среди огромных камней виднелся темный вход в пещеру. Там, присев на корточки, молодая смуглая индеанка со спрятанными под косынку иссиня-черными волосами одной рукой доила козу, а другой сдерживала двух малышей, нетерпеливо тянувшихся к кастрюле с молоком.Себастьян коротко приветствовал невестку традиционным «куира», после чего она опять принялась доить козу, не обращая внимания на гостей. До самого отъезда она ни разу не взглянула в нашу сторону, не улыбнулась, не сказала ни слова.
Услышав наши голоса, из пещеры вышел молодой хозяин в сомбреро из пальмовых волокон, в клетчатой старой рубахе и синих затасканных брюках. Лишь ременные сандалии в отличие от одежды были самодельными. Старый Себастьян обменялся с Луисом фразами на родном языке и куда-то заспешил. Сын, к счастью, оказался менее замкнутым, когда мы стали расспрашивать его.
— Луис, что бы ты сейчас делал, если бы не приехали мы?
Индеец на миг задумался:
— Наверное, вырезал бы из дерева.
— А не можешь ли ты этим заняться сейчас?
— А зачем?
— Ты видел когда-нибудь в Криле кино?
— Да.
— Так вот, точно так же мы снимем и тебя.
Луис подошел к дубовому чурбаку, который служил ему рабочим столом. В руках индейца сверкнуло широкое закругленное лезвие ножа. Луис орудовал им с такой ловкостью и быстротой, что казалось, не из куска твердого дерева, а из комка воска вырезал головку оленя.
Свои незатейливые поделки — фигурки людей и животных — Луис относит в Криль и продает туристам. Я купил у него статуэтку «повелителя нечистой силы». Одна рука у него была короче другой, уши — огромные, одно торчало назад, другое — вперед.
— Луис, почему он такой некрасивый? — спрашиваю я.
— Чтобы люди его никогда не полюбили.
— А не расскажешь ли ты нам о себе и своей семье на языке тараумара, тоже для кино?
Несколько минут Луис думает, затем молча кивает головой. На лице никаких эмоций. Я включаю магнитофон и записываю гортанные слова загадочного языка, которые нам переводит Хуан Виньегас: «Я родился в этой пещере 30 лет назад. Отец мой тоже родился здесь 60 лет назад. Это наша родовая пещера...»
— А можно ли нам заглянуть в нее?
Вместо ответа Луис делает приглашающий жест рукой, идет впереди нас и открывает деревянную дверь, вделанную в каменную стену, которая наглухо перегораживает широкую горловину пещеры. Внутри это естественное творение природы выглядит как специально вырубленное человеком в каменном массиве жилье. В глубине «холла» еще одна каменная стена с такой же, как и первая, дверью из тщательно подогнанных гладких дубовых досок. За ней вторая «комната». На каменном полу закопченный круг — место для костра, а рядом низкий стол из толстых плах. В сумраке дальнего угла светлеет настил для хранения кукурузы и фасоли. Почти у самого входа на полу постели — расстелены шкуры и плотные накидки из овечьей шерсти. Воздух в этой пещерной квартире оказался, как это ни странно, сухим, хотя и прохладным.
Когда часа через два мы попрощались с Луисом и уселись в «джип», то не скрывали радости от того, что так легко удалось установить контакт с первыми же тараумара, с которыми свел случай. Однако Хуан лукаво улыбался, и вскоре я понял почему...
Напиток тесгуино и индейский марафон
Мы остановились неподалеку от зеленой ложбинки между обрывистыми склонами, где около кукурузного поля перед покосившейся избушкой собрались добрых две дюжины мужчин, женщин, подростков. Большинство было в стандартной, купленной в магазине одежде. Четверо — в традиционных мужских костюмах: на них свободные туники, вместо брюк — низко спускавшиеся широкие набедренные повязки из излюбленной тараумара белой ткани. И только одного индейца почтенного возраста украшала пестрая накидка такого же бесхитростного покроя, какую я уже видел на Себастьяне. По манере держаться чувствовалось, что этому человеку с острым подбородком и крупными чертами лица здесь принадлежало старшинство.