Журнал «Вокруг Света» №01 за 1986 год
Шрифт:
С грохотом в полусотне метров от нас в облаке пыли проносится многовагонный состав. Пригибается поднятым вихрем трава. Все кругом лихорадочно дрожит.
Проследив за моим взглядом, — а рассматривал я скворца, сидевшего на полочке у летка скворечника-дуплянки с длинным выползком в клюве, — Фирсов смеется:
— В нашем лесу все птицы к железной дороге приобщились. Вишь как сидит — и хоть бы что! Поезд — не поезд, грохот — не грохот, а птенцов-то кормить надо. А корму всякого у нас — хоть отбавляй.
Дмитрий Васильевич Фирсов — хозяин здешнего леса. Леса особенного: он тянется на тысячу километров. Я не оговорился:
Дистанция защитных лесонасаждений — это такое железнодорожное предприятие, которому поручено защищать путь от разгула стихии. Дорога идет на открытом воздухе: и снег, и ветер, и дождь, и пыльные бури — ее враги. Однако стены бетонные вдоль дороги не построишь и крышей ее не накроешь...
А Фирсов — не лесник и даже не лесничий, он начальник дистанции защитных насаждений и носит не «лесную» куртку с дубовыми листьями-эмблемами на петлицах, а железнодорожный китель с золотыми нарукавными «регалиями».
Фирсов идет быстро, ступает широко, и как-то не думается о том, что в левой ноге его сидит давний осколок гранаты... В сорок четвертом, рассказывал Фирсов, на операцию ложиться было некогда. После войны тоже все времени не хватало. А теперь стоит ли ковырять? К дождю ноет нога, но Фирсов называет эту боль домашним метеорологом — «ветродуем» и, сообразуясь с ее сигналами, вносит коррективы в работу на лесных полосах. И, как он сам шутливо говорит, прогноз может наврать, нога — никогда!
В нескольких десятках метрах от нас чувствуется непрекращающееся движение поездов по магистрали, ведущей из Москвы на юго-восток. Однако грохот колес приглушен: это внешние ряды деревьев и кустарников гасят шум, оберегая наши барабанные перепонки.
Выглядывающий из-под полога деревьев кустарник цепляет нас за одежду. Впереди, между рядами стволов, катит трактор, таща за собой какой-то стрекочущий агрегат.
— Кем же вас все-таки считать, — выпытываю я у Дмитрия Васильевича, — лесоводами или железнодорожниками?
— Гибриды мы, — шутит Фирсов.— Гибриды лесоводов с инженерами-путейцами. Ведь наши лесные полосы — это не просто посадки, а инженерные сооружения, заложенные на базе точного расчета. Так же как мосты, тоннели, эстакады, виадуки или путепроводы.
За спиной у нас снова затарахтел трактор с прицепленным к нему кусторезом. Это Петр Григорьевич Собко принялся рубить кусты.
— Видите, как рубим? — продолжает Фирсов.— Тоже на основе инженерного расчета.
— Как это? — спрашиваю я скорее из желания разговорить Дмитрия Васильевича.
— Надо, чтобы полоса наша ветром продувалась. Чтобы «работала» так, как ей положено.
Видя мою заинтересованность, Фирсов объясняет, как «работают» узкие полосы из нескольких рядов деревьев и кустарников, протянувшихся по обеим сторонам железной дороги.
Я вспоминаю минувшую зиму, когда на подъездных путях станций стояли по крыши засыпанные грузовые вагоны, а сами станции представляли собой сплетение глубоких снежных траншей. Кое-где и на перегонах приходилось откапывать поезда.
Будто прочитав мои мысли, Фирсов добавляет:
— Нет, у нас ни один поезд не застрял. Были, конечно, на пути заносы, но такие, с которыми снегоочистители спокойно справлялись. Тот снег, что сверху сыплется, — не страшен. Страшны поземка, метель.
Я знал, что прошлой зимой, когда подолгу погода была нелетной,
когда застыли реки и сковало льдом ранее не замерзавшие морские порты, а на шоссейных магистралях машинам часто нельзя было ни на метр продвинуться без бульдозера, основная тяжесть грузовых и пассажирских перевозок легла на железнодорожный транспорт. И все мы должны отвесить низкий поклон железнодорожникам. Таким, как Дмитрий Васильевич Фирсов.— Как мы строим лесную полосу? — переспрашивает Дмитрий Васильевич.— Видите, со стороны поля посадки разрежены, а со стороны пути они плотнее. Если будет сплошь густая посадка, снег отложится высоким валом, а его «шлейф» выйдет на рельсы. Если же полевая опушка разрежена, снего-ветровой поток, наткнувшись на посадку, теряет свою скорость постепенно, и снег из него откладывается на землю равномерно в пределах всего насаждения...
Фирсов поворачивает на едва заметную тропинку, ведущую из лесной полосы туда, где сквозь посадку голубеет небо и откуда доносится рокот мотора.
Выходим на большое поле с ровными рядами картофельных всходов. Трактор с культиватором, попыхивая дымком, утюжит его туда и сюда.
— Вот мы с вами только о снеге до сих пор говорили, — щурится Фирсов от яркого закатного солнца, — а на это поле наши посадки тоже влияют. Ветер сдерживают, увлажнение почвы увеличивают. Ученые высчитали, что каждый километр лесопосадок дает экономический эффект на прилегающих полях около восьмидесяти рублей. А на железной дороге лесополосы дополнительно уменьшают сопротивление движению поездов от встречного и бокового ветра — экономится электроэнергия, предотвращаются обрывы проводов связи...
Я вспомнил то, о чем читал в газетах — как в Белгородской и соседней с нею областях обледеневшие провода, потяжелевшие, валили столбы и даже ажурные металлические мачты линий высокого напряжения.
— У вас тоже тогда было обледенение? — спрашиваю у Фирсова.
— Обледенение-то было. На открытых местах и провода рвались, и столбы ломались, как спички. Но у нас, в посадках, свой микроклимат. Слой льда на проводах гораздо тоньше был. Выдержали.
С колхозного поля, наискосок пересекая защитную лесополосу, идет грунтовая дорога с глубокими колеями, полными стоячей воды. Шагаем по ней, хлюпая резиновыми сапогами. Навстречу, подпрыгивая и раскачиваясь на ухабах и выбоинах, движется трактор «Беларусь» с небольшой цистерной на буксире.
Фирсов останавливает трактор, перекидывается несколькими словами с трактористом, и мы продолжаем свой путь.
— Вечереет, — говорит он.— В это время мы как раз посадки опрыскиваем.
Вижу, что лесоводы-путейцы тщательно оберегают посадки от засорения травами, зарастания диким кустарником, побегами деревьев. Ведь рядом идет железнодорожное полотно, куда может перекинуться трава из лесополос.
Однажды на одной зарубежной железной дороге произошла катастрофа.
...Поздней ночью тяжеловесный грузовой состав — добрая сотня цистерн со сжиженным газом, десятки вагонов с машинами и оборудованием — приближался к крупной узловой станции. Уже показались станционные постройки. И тут мощный электровоз резко тряхнуло. Послышался металлический скрежет, загрохотала автосцепка. Машинист включил экстренное торможение, но было поздно: цистерны и платформы полезли друг на друга, а потом покатились с высокой насыпи. Вспыхнул пожар, двое суток далеко слышались взрывы.