Журнал «Вокруг Света» №01 за 1991 год
Шрифт:
В тем минуты, когда спасатели, вымотанные океаном, но полные радостной надежды, наполняли штопаную палатку первым богатырским храпом, председатель съезда Плеханов заявил на 25-м заседании, что касса съезда пустеет и пора кончать прения. Его не слушали. — слишком важна была тема спора. Нет, ни об убитых рабочих, ни о России, ни о Японии речь не шла — восемь заседаний обсуждался трехстраничный Устав. На разных сторонах планеты обитали полярники и делегаты, так что над ледником как раз заискрился край утреннего солнца, когда делегаты Ленин и Троцкий кончали важный спор: какое большинство (4/5 или 2/3) считать квалифицированным, если голосовать могут трое? И безмятежно спали в постелях, когда боцман Бегичев и помор Иньков в отчаянье (утонул!) волокли мокрого бесчувственного лейтенанта по хрупкому льду от трещины. Пока эти трое рубили лед в избушке, делегаты бесстрашно избавились от несогласного меньшинства съезда, в том числе от «экономистов», ратовавших за насущные интересы рабочих. И радостно шли обедать, впервые ощутив себя большевиками (хоть большинство рабочих как раз и было «экономистами»), когда те трое затихли в тесных сумерках
Россия катилась к войне и революции.
А на Беннетте время ползло, почти не двигалось. Полярники, встречавшие здесь через 53 года Преображенье, нашли и сложили из обломков памятную доску с запретным именем. Арктика робко, но хранит память о своих героях.
Окончание следует
Ю. Чайковский
Семь месяцев бесконечности. Часть I
Самым популярным вопросом во всех многочисленных интервью, которые участники международной трансантарктической экспедиции давали журналистам во время предстартовых сборов на ранчо одного из организаторов экспедиции, Уилла Стигера, в Миннесоте, был: «Зачем вы идете в Антарктику?» Естественно, все шесть участников, представители шести государств мира, люди различных профессий, давали на этот вопрос различные ответы. Уилл Стигер (США), 43 года, профессиональный путешественник: «Я делаю это, потому что мне нравится делать Это!» Жан Луи Этьенн (Франция), 42 года, врач, специалист в области спортивной медицины, профессиональный путешественник: «Я стараюсь побывать там, где никогда не был. Антарктида — прекрасный шанс для меня, как путешественника и человека, предпочитающего первым идти в неизведанное с тем, чтобы сделать его доступным многим...» Джеф Сомбрс (Великобритания), 39 лет, плотник: «Все эти годы, что я провел дома после возвращения из Антарктики, где работал в составе Британской антарктической службы, меня не покидало ощущение, что нахожусь в отпуске и мне пора возвращаться на работу, что я с удовольствием делаю...» Кейзо Фунатсу (Япония), 32 года, бизнесмен из Осаки: «Моим идеалом в жизни является Наоми Уэмура, именно под влиянием его книг я решил стать путешественником. Путешествие в Антарктику — заветная мечта Наоми, которую он не смог осуществить из-за трагической гибели... Я постараюсь исполнить его мечту...» Чин Дахо (Китай), 42 года, профессор гляциологии: «В Антарктике, как, пожалуй, нигде в мире, много снега и льда, и я, человек, проведший там две зимовки, с большим нетерпением ожидаю от этой экспедиции интересных научных данных». Виктор Боярский (СССР), 39 лет, радиофизик, старший научный сотрудник Арктического и Антарктического НИИ: «Я не профессиональный путешественник, но профессия моя очень тесно связана с путешествиями, и, несмотря на то, что я уже четыре раза был в Антарктике, предстоящая экспедиция уникальна для меня, поскольку даст возможность пожить и поработать в условиях, тяжелее которых, пожалуй, вряд ли отыщешь на Земле...» Такими были ответы участников экспедиции тогда, в марте 1989 года... Сейчас, после ее завершения, все они, пожалуй, могли бы ответить на этот вопрос иначе: «Мы доказали, что взаимопонимание между людьми вне зависимости от их национальной принадлежности может преодолеть даже неземные трудности!»
Н e буду описывать подробности нашего перелета в Антарктику, скажу только, что между 16 июля, когда мы вылетели из Миннеаполиса, и 24 июля, когда мы приземлились на острове Кинг-Джордж, прошло не просто девять дней... Эти девять дней стоили жизни двум нашим собакам, погибшим от жары во время вынужденной трехдневной стоянки на Кубе, они вместили и первую за последние 16 лет, прошедших после военного переворота в Чили, посадку тяжелого транспортного самолета ЙЛ-76ТД в чилийском городке Пунта Аренас, расположенном на самом берегу пролива Магеллана. Наконец, они вместили трудную, полную сомнений ночь командира экипажа и руководителя перелета, когда они, получив по радио информацию, что полоса на Кинг-Джордже покрыта корочкой льда, все-таки приняли решение о вылете, хотя эта ледяная корочка делала и без того короткую полосу еще короче...
Напряжение внутри салона достигло кульминации, когда мы почувствовали, что самолет начал снижаться, стрелка высотомера скакнула за отметку 10 метров, и сразу же вслед за этим мы все почувствовали сильный удар. Привязные ремни не дали нам выскочить из своих кресел, выражения лиц всех, сидящих напротив меня, да и мое наверняка тоже, отображали крайнюю степень ожидания: «Что же дальше?!» Иллюминаторов в салоне этого самолета не было, мы не могли видеть, что происходит снаружи, и это, без сомнения, усиливало впечатление какой-то ждущей нас впереди невидимой опасности. Казалось, что самолет наш неудержимо катится в пропасть... Тут еще сразу же после удара обе двери внезапно распахнулись, и в салон вместе с запахом керосина и горелой резины ворвался грохот всех четырех включенных на реверс двигателей. Чувствовалось, что самолет замедляет бег, но успеет ли он остановиться до конца полосы?! Внезапно все кончилось.
В раскрытую дверь самолета видно было множество встречающих — сотрудников научных станций разных стран, расположенных на Кинг-Джордже.
Собаки радуются, они видят снег. Чистый, белый, холодный, вкусный, мягкий снег. Они катаются
по нему, хватают его, словом, находятся на вершине блаженства. Мой любимый Чубаки заметно окреп за год, прошедший после Гренландии (См. «Гренландский дневник», «Вокруг света» № 1/89.). Его прежде ярко-голубые глаза немного посветлели. Огромный черный Роден — брат Чубаки, казалось, вырос еще больше, но он так же дружелюбно смотрел на меня. (У него, как у многих собак, выведенных скрещиванием колорадских лаек с эскимосскими собаками, глаза разного цвета — голубой и карий.)Точка старта — нунатаки Сил, скала Сил, находилась в 180 морских милях от Кинг-Джорджа. Нас должен был доставить туда самолет «Твин Оттер», арендованный экспедицией у частной чилийско-канадской авиакомпании «Адвенчер Нетворк». Рослый канадец Генри на этой машине творит чудеса, и это придает нам уверенность, что на маршруте он всегда придет на помощь...
Мы с Генри катим бочку с керосином к самолету, и вдруг он спрашивает: «Виктор, признайся, ваш самолет Ил.-76 (он называет его «Ильюшин») сделан из титана?» Я от неожиданности останавливаюсь. «Почему ты так решил?» Генри тоже останавливается и говорит, что наблюдал момент посадки, потом много раз смотрел видеофильм о ней, отснятый чилийскими летчиками, и никак не может представить себе, как после такого удара машина не развалилась на куски! «Чилийские летчики говорят,— продолжает он,— что если бы такое приземление совершил их «Геркулес», то все его четыре мотора улетели бы вперед, а сам самолет рассыпался бы на части!» Я сказал, что это серийный самолет, просто, наверное, выполнен с традиционным русским запасом прочности. Но Генри явно не удовлетворен ответом. Оставляя Генри пребывать в полной уверенности, что у нас в стране с титаном не напряженка, иду к собакам, около которых вижу Кейзо и несколько ребят с нашей станции, пришедших проводить меня. Знакомый мне еще по Востоку аэролог Валера Федоров, сняв рукавицы, пробует на ощупь тонкую ткань моей штормовки. «И это все? — спрашивает он.— Замерзнешь, возьми мою «каэшку» (теплая куртка на верблюжьем меху, которая выдается полярникам советских антарктических экспедиций). Пытаюсь объяснить, что это не простая ткань, а с прослойкой «гортекса»— тонкой полимерной пленки, обладающей односторонней теплопроводностью и повышенной ветрозащищенностью. Валера, выслушав, спрашивает: «А, может быть, валеночки?!»
С нами летит фотограф из «Нэшнл джиогрэфик» Рик Риджуэй. Он с Кейзо забирается поближе к кабине, а я остаюсь вместе с собаками позади, рядом с дверями. Генри спешит — погода на Кинг-Джордже портится, ему надо успеть обратно. Договариваемся, что в случае хорошей погоды он привезет завтра утром журналистов и телевизионную группу из Эй-би-си, знакомую нам еще по Гренландии, чтобы отснять старт экспедиции.
Утро 27 июля. Нунатаки Сил впереди и слева от нас, темно-бурого цвета, очень контрастирующего с бело-голубым ледником. Тишина, солнце, мороз около 20 градусов. Мы готовимся к выходу. Каждая пара сворачивает свой мини-лагерь. Мы с Уиллом сложили палатку и принялись, по его выражению, «научно» упаковывать нарты, то есть как можно компактнее и ниже укладывать груз, чтобы увеличить остойчивость нарт. С третьей попытки нам это удается. Начинается самое интересное — составление упряжки. Общий порядок расстановки собак определяется прежде всего весом нарт и состоянием поверхности, а вот персональное место каждой собаки определяется ее способностями, характером и психологической совместимостью с собаками из ближайшего окружения.
Собаки! Добрые лохматые наши друзья! Вы еще не представляете, что вам предстоит. Какие жестокие метели, забивающие шерсть снегом так, что освобождаться от него вы будете вместе с шерстью, выкусывая его зубами... Какие предательские трещины будут на вашем пути, сколько кровавых следов оставят ваши, израненные о лед и снег лапы на этом 6000-километровом пути... Сколько раз мы будем выкапывать вас из-под снега руками, всякий раз опасаясь не застать вас в живых... Сколько раз?! А пока вы, полные сил и энергии, всем своим видом демонстрируете готовность бежать и бежать вперед.
Особенно возбуждены собаки Уилла — наиболее крупные из всех наших псов и не отличающиеся особой дисциплинированностью, несмотря на то, что выращены и воспитаны под присмотром Уилла на его ранчо. Вот и сейчас мне все время приходится быть начеку — следить, чтобы они не сорвались с места раньше времени...
Вскоре появляется самолет, хорошо заметный на фоне голубого чистого неба. Посадка — и я вижу, как из самолета вываливается пестрая толпа, в которой различаю изумрудную куртку журналистки из Миннеаполиса Жаки Банашински и ярко-голубую пуховку ведущего программы «Эй-би-си спорте» Боба Беати. Телевизионная камера, установленная на треноге, ввинчивается в снег неподалеку от нас со стороны солнца.
27 июля, около трех часов пополудни, мы остались одни. «Твин Оттер», забрав журналистов, скрылся в лучах заходящего солнца. Джеф сказал, что первый из 11 складов с продовольствием, расположенных между скалами Сил и Южным полюсом, находится километрах в пяти впереди. Мы решили заняться складом завтра утром и, пройдя со старта в общей сложности около трех миль (одна американская миля=1,6 км), остановились на ночлег.
В полном соответствии с договоренностью, достигнутой между мною и профессором Дахо перед стартом о разделении сфер наших научных интересов в экспедиции, я решил в первый же вечер попробовать себя в качестве метеоролога. Именно мне предстояло заниматься этим в течение всего нашего перехода. Гренландская экспедиция, где я впервые взял в руки термометр для измерения температуры воздуха, поневоле приучила меня к крайней осмотрительности в обращении с этими хрупкими приборами. Как истинный ученый, профессор заинтересовался процессом измерения и медленно, как улитка, извлекая свое длинное туловище из крохотной палатки, вылез на снег и подошел ко мне. Я достал небольшой термометр «пращ», взятый в числе прочих новинок отечественной измерительной техники в Арктическом и Антарктическом институте, и начал бешено раскручивать его над головой.