Журнал «Вокруг Света» №01 за 2010 год
Шрифт:
Закрытие Линготто в 1982-м ознаменовало конец большой эпохи. Почти 20 лет длился процесс переоборудования под руководством архитектора Ренцо Пьяно: в фабричном здании разместились 11 кинозалов, пятизвездочный отель, сотни лавок и десятки фастфудов, а также факультет автомобильного дизайна. Сейчас, когда от ФИАТа в Турине остались только управляющие структуры, а массовые увольнения 1970–1980-х годов забылись, об автогиганте вспоминают с ностальгией. Когда в 2003-м умер патриарх концерна Джанни Аньелли, у Линготто выстроились громадные очереди желающих проститься с ним — приходили даже те, кого сократили совсем недавно. Ощущение потери и потерянности, которое испытали тогда туринцы, можно сравнить лишь с переживанием горожанами внезапной смерти Кавура в 1861-м, отчасти предопределившей перенос столицы. Как и тогда, лишившись харизматического лидера, город почувствовал себя осиротевшим. Как и тогда, на рубеже нового века ему предстояло заново найти себе предназначение. «Турин привык к сильной власти. Когда-то ее представляли герцоги и короли, затем — Аньелли. Теперь, возможно, эту роль будет выполнять мэр», — полагает Алессандро де Маджистрис.
Главу города Серджо Кьямпарино — едва ли не самого популярного в Италии
Проблема иммигрантов почти в любом европейском городе — очень болезненная, а в Турине особенно. За последний век здешнее население не раз резко меняло свой состав. Уже в начале ХХ века рожденных в городе жителей было не больше трети. «Раньше приезжали неграмотные крестьяне из Калабрии и с Сицилии. Только мы к ним привыкли, как стали приезжать марокканцы и албанцы, — говорит коренная туринка. — Конечно, как и все люди, это тоже наши братья, но уж слишком они от нас отличаются». Впрочем, Серджо Кьямпарино понимает, что проблема иммигрантов — в их бедности: «Число преступлений, совершенных приезжими, соответствует их социальному статусу. Иммигранты должны получать образование, учить язык. В Италии есть бесплатные языковые школы, но в них мало кто ходит — у приезжих нет времени. Надо им помогать».
Иммигрантские районы, как правило, лепятся вблизи главного вокзала, и Турин — не исключение. Улицы Бельфьоре и Гойто с прелестными домиками, напоминающими Монмартр, где когда-то проживал средний класс, сейчас превратились в густонаселенный «караван-сарай» с развеселой уличной жизнью. Респектабельные семьи давно съехали, распродав квартиры, но теперь наметилась обратная тенденция: узнав о низких ценах, в район устремились студенты. Иммигрантские заведения, которые поначалу открывались только для своих, теперь стали популярными среди молодых туринцев. В безымянной забегаловке на улице Гойто под огромным портретом африканского политического деятеля угощают кебабами. Среди завсегдатаев много европейцев, и, кажется, владельцы-марокканцы к этому пока не привыкли…
Офис короля автодизайна Джорджетто Джуджаро наполовину состоит из гаража с его самыми известными работами На снимке: мэтр в своем любимом Ferrari GG50 (фирма «Феррари» вошла в концерн ФИАТ еще в 1969 году)
Конец империи?
Расцвет ФИАТа пришелся на экономический бум 1950–1960-х, сопровождавшийся фантастической автомобилизацией населения. Эйфория закончилась в середине 1970-х, когда взлетели мировые цены на нефть, а японские машины начали постепенно вытеснять ФИАТ из Европы. Ни сокращение производства, ни перевод его за границу не остановили спада. К началу 2000 года ФИАТ находился на грани банкротства, и только покрытие банковским синдикатом трех миллиардов долгов компании в обмен на акции спасло концерн от краха. В 2004 году наследники Джанни Аньелли пригласили на пост гендиректора Серджио Маркьонне, дав ему карт-бланш на радикальные перемены. Тот проявил себя гениальным менеджером: реструктурировав производство, он быстро вернул ему рентабельность. А в 2009-м ФИАТ даже приобрел обанкротившийся концерн «Крайслер».
Два оригинала
По духу современный Турин чем-то напоминает Барселону: он так же стремится идти в ногу со временем (довольно редкое для итальянских городов качество). Есть и еще одно сходство. Как и каталонская столица, своими знаковыми зданиями Турин обязан одному архитектору. В Барселоне им был Антонио Гауди, в Турине — Алессандро Антонелли . Еще продолжая работать над колоссом Моле, в 1881 году 82-летний Антонелли перестроил расположенный поблизости доходный дом, принадлежавший его жене (сегодня он носит ее имя — Скаккабароцци). Классический фасад здания вполне вписывается в строгий облик города. Своеобразие его можно оценить только «со стороны»: ширина одного торца составляет 5 метров, а второго — всего 70 сантиметров и кажется стеной разрушенного бомбежкой дома. Поскольку квартиросъемщики не спешили с переездом в «тонкий дом», в нем поселился сам архитектор. Потом здание было надолго заброшено, а недавно в нем устроили арт-галерею. Теперь, наконец, можно посмотреть на узкие и крутые лестницы, по которым вряд ли когда-либо удавалось протиснуть что-нибудь крупнее чемодана средней величины. Для подъема грузов под карнизом был укреплен специальный крюк — как в старинных голландских домах. В ХХ веке экстравагантностью отличался другой архитектор — Карло Моллино. Впрочем, славу ему принесло проектирование не зданий, а интерьеров. Недавно его стол из дубовых реек и стекла был продан на аукционе «Кристи» за 3,8 миллиона долларов — абсолютный рекорд для мебели ХХ века. Столик похож то ли на летательный аппарат из блокнота Леонардо да Винчи, то ли на «Летатлин» русского футуриста Владимира Татлина... Дом-музей Моллино интересен причудливым миксом элементов разных эпох. Пластиковые кресла периода промышленного бума 1960-х забавно смотрятся на фоне барочной декорации с потрескавшейся позолотой, старинные обои контрастируют с авангардистскими чернобелыми фотографиями. Все это напоминает еще об одном каталонце, Сальвадоре Дали, и его доме-театре в Фигерасе.
Изначально 167-метровое здание венчала статуя «крылатого гения». Шутники не зря называли его громоотводом: в 1904 году во время сильной грозы статую сбило молнией. С тех пор шпиль украшает 4-метровая звезда, а «крылатый гений» выставлен внутри музея До марта 1953 года, когда во время урагана обрушилось 47-метровое венчание, здание было самой высокой каменной постройкой в мире. По счастливой случайности никто не пострадал, однако при реконструкции решили использовать облицованный камнем металл. С тех пор здание утратило статус рекордсмена На смотровую площадку с удовольствием поднимаются не только приезжие, но и сами туринцы, за исключением студентов: считается, что, поднявшись сюда, можно остаться без диплома. По другому поверью, отправляясь на экзамен, ни в коем случае не стоит смотреть на шпиль здания: это увеличит риск провала В обходных галереях вокруг главного зала выставлены фотографии и киноплакаты Скоростной стеклянный лифт несется вверх на смотровую площадку на тросах без шахты, позволяя посетителям почувствовать себя под куполом цирка На первом этаже есть большой магазин видеопродукции и книг по кино Моле Антонеллиана — символ не только города, но и страны: здание отчеканено на итальянских монетах в два евроцента
В главном зале Музея кино установлены мониторы и уютные кресла. Лежа в них, можно смотреть самые первые итальянские фильмы, многие из которых сделаны в Турине
Религия — политика — культура
Моле Антонеллиана («Громада Антонелли») — самое знаменитое здание Турина — изначально строилось как синагога. В 1863 году еврейская община поручила проект архитектору Алессандро Антонелли. Тот взялся за дело с таким размахом, что деньги закончились, когда здание не успели еще возвести до половины. В 1973 году его выкупили городские власти, и достраивалось оно уже как Музей объединения Италии (впоследствии он переехал во дворец Кариньяно). С 2000 года здесь размещается Музей кино. Роман города с кино длится более века. Именно в Турине 113 лет назад появились первые в стране киностудии. Здесь же был снят первый полнометражный фильм — «Кабирия» (1914), а в 1950-х — знаменитая экранизация «Войны и мира» с Одри Хепбёрн. Турин оказался идеальной съемочной площадкой: отдельные уголки напоминали не только Париж, но и Лондон, и Петербург. Собственно, Музей кино здесь появился еще в 1958-м, но слава к нему пришла с переездом в здание Моле. Теперь по количеству новых технологий он считается флагманским в своей сфере.
Композиция «ХХ век» Маурицио Каталана удачно вписалась в барочный интерьер Кастелло-ди-Риволи. Первый вариант этой работы, «Баллада о Троцком», был продан за 2 миллиона долларов
Авангардное решение
Побывав городом-дворцом, городом-памятником и городом-заводом, Турин теперь хочет развиваться так, чтобы быть устойчивым к любой экономической ситуации. Город науки и инженерной мысли, город искусства и спорта — новые приоритеты один за другим оформляются в соответствующие точки на карте. Пожалуй, началось все с реконструкции замка Риволи на окраине города, в 20 минутах езды от центра. Как и полагается замку, стоит он на высокой скале, с которой открывается прекрасный вид на Альпы и долину. В XIV веке тут жили графы Савойские, потом здание много раз перестраивалось, а после наполеоновской оккупации было надолго заброшено. В 1979 году его реставрацию поручили архитектору Андреа Бруно. Оценив провокационное сочетание романики, барокко и классицизма в руинах ансамбля, он предложил устроить здесь Музей современного искусства. Поначалу эта идея властям не очень понравилась: ведь в городе уже 100 лет существует такой музей — GAM, с хорошей репутацией и расположенный прямо в центре, по соседству со штаб-квартирой «Ювентуса» и Лигой промышленников. А когда проект все-таки был реализован, его нещадно критиковали. В те годы словосочетание «современное искусство» было в Италии едва ли не ругательным. Тем более не следовало выставлять его в старинных зданиях — говорили даже, что своими хайтековскими решениями Бруно испортил исторический памятник. Однако за несколько лет Кастеллоди-Риволи стал одним из популярнейших музеев Италии. Без преувеличения можно сказать, что здесь теперь выставляются лучшие из действующих художников страны.
Успех проекта обозначил новый туринский тренд в сторону искусства и дизайна, который удачно развивается уже более 20 лет. В отличие от соседнего Милана (с которым вечно сравнивают туринцев) художественные инициативы здесь выглядят заманчивее и заметнее. Бросается в глаза, какое множество людей занимаются разными арт-проектами, прибыльными и не очень. Знаковым можно считать и открытие в 2002 году на верхнем этаже Линготто картинной галереи Аньелли, где выставлена их коллекция — единственный след, который оставила после себя династия на бывшем заводе.
Все эти преобразования начались в 1990-е годы, однако результаты их стали ощущаться только после зимней Олимпиады-2006. Известный итальянский футболист, а ныне один из руководителей «Ювентуса» Джанлука Пессотто, как-то сказал, что до последнего момента выбор тогда еще полузабытого Турина для ее проведения казался всем рискованным. «Но город вдруг сам на себя взглянул со стороны и сам себе поразился, а туринцы после Олимпиады стали даже улыбаться по-другому».
Вот это, наверное, и восхищает больше всего в Турине. Повороты на 180 градусов, блестящие взлеты и тяжелые падения, уклон индустриальный и художественный — мало в каком городе они сменяли друг друга так, как здесь. И каждый раз Турин приспосабливался к новым обстоятельствам, кардинально изменяясь сам и провоцируя большие перемены по всей стране. Теперь этот город на периферии вновь в центре внимания.