Журнал «Вокруг Света» №02 за 1982 год
Шрифт:
В 8 часу с полунощи увидели землю, на которой высокий хребет покрыт снегом...»
Я могу представить, как моряки пакетбота, уставшие от постоянных штормов, холода, сырости и недоедания, нехватки воды и цинги, выползали по трапам на палубу, чтобы лишь взглянуть на эту долгожданную землю, которую они приняли за оконечность Камчатки. Тогда была и радость спасения, и горечь разочарования.
Все, кто мог двигаться, собрались в каюте Беринга и решали обществом, как поступить. И сошлись в мнении, чтобы высаживаться здесь, в удобном месте, а далее на собаках попытаться вывезти всех в Петропавловск. И против всех был один Дмитрий Овцын — бывший лейтенант Российского флота, пострадавший за знакомство и дружбу с ссыльным князем Иваном Алексеевичем
Они ходили вдоль острова, пытаясь еще и еще раз определить свое место по отношению к Камчатке: вначале на юг — к мысу Манати, затем вновь вдоль берега на север. И здесь на рейде бухты Командор принимают наконец решение — «высадиться здесь и попытаться спасти жизнь, и если удастся, то сохранить также в целости судно».
Мы стояли на берегу бухты Командор. С одной стороны, откуда только что пришли наши вездеходы, уходили в океан и скрывались в нависших облаках многочисленные мысы. С другой — тяжелым желто-зеленым монолитом высился мыс Толстый. Там начинался заповедник каланов.
Мирно плескалось голубое море, обнажая коричнево-зеленую гряду коралловых рифов.
Где, в каком месте пакетбот Витуса Беринга после потери двух первых якорей был переброшен через каменные гряды в спокойную тихую воду лагуны? Вот здесь? А может быть, там?.. В тот день ветер был северных направлений, и скорее всего где-то между остатками двух охотничьих домиков должен лежать пакетбот, вернее, то, что от него осталось, и где-то рядом пушки. Не могли больные, обессиленные люди унести их очень далеко.
Но все это случилось потом. А вначале пакетбот «Св. Петр» стал пленником лагуны.
Мы молча разглядывали жилища, контуры которых лишь угадывались на песчаных дюнах, в молчании постояли у креста Командору, поставленного в июне 1966 года экспедицией с Камчатки.
Первый деревянный крест был установлен в 1874 году Российско-Американской компанией. В июне 1941 года учителя Никольской семилетней школы И. Махоркин, В. Захарчук, И. Бондарь и промысловик Е. Степнов установили сооруженный ими из плавника новый крест взамен упавшего. Но через три года военные моряки поставили в бухте железный крест с латунной дощечкой. Он простоял ровно 22 года. А затем на Петропавловской судоверфи имени В. И. Ленина были отлиты эта плита и этот крест.
В полночь все небо на севере вдруг озарилось ярко-красным светом: быть хорошей погоде. Над отрогами холмов, оканчивающихся мысом Развальным, выкатилась полная луна. Она осветила палатки, выросшие по обеим сторонам песчаной дюны, сплошь заросшей высокой и густой травой, отразилась на глади лагуны и бухты.
Утром мы начнем раскопки. Всего через несколько часов...
Еще вчера археология была для меня довольно абстрактным понятием. Сегодня же труд на благо археологии отдается болью в пояснице, нестерпимым зудом под ногтями и в пальцах, стертых песком. Как у большинства ребят, от солнца и песка у меня потрескались до крови губы, кожа щек. Ярко выступают на лице следы солнечных ожогов...
«В продолжение всей зимы нам не приходилось страдать от особенно сильных морозов или пронизывающего холода, но зато постоянное беспокойство причиняли нам жестокие ураганы и штормовые ветры в сочетании с сильным снегопадом, густыми туманами и сыростью от близости моря, от которых паруса, составляющие крыши наших землянок, быстро ветшали и не в состоянии были противостоять постоянным сильным ветрам; они разлетались при первом же порыве ветра, а мы оставались лежать под открытым небом»,— вспоминал Свен Ваксель.
Вот ветры, пожалуй, и сейчас остались такими... Ветер заставлял нас менять обыкновенные туристические растяжки на палатках на нейлоновые, толстые, до 20 миллиметров в диаметре, которые могли бы отлично служить буксирными тросами для автомобилей.
Понятно, что мы были в бухте не первыми, кого влекло желание узнать, как, в каких условиях жили моряки «Св. Петра» зиму 1741/42 года — девять долгих месяцев.
Вдвоем с Андреем Станюковичем мы проанализировали все известные нам газетные, журнальные, научные и популярные публикации: от экспедиции Федора Литке на шлюпе «Сенявин» в 1827 году до посещения бухты Командор начальником факультета Военно-морского училища Ленинграда, капитаном первого ранга К. Шопотовым. И оказалось, что согласно этим данным наша экспедиция была 25-й по счету. И лишь в третий раз, если принимать во внимание кратковременное пребывание в бухте Командор отряда Якутского филиала СО АН СССР под руководством кандидата исторических наук Ю. Мочанова, в этих экспедициях принимали участие профессиональные археологи.
Самыми трудными были, пожалуй, первые дни пребывания в бухте, когда мы только-только начинали расчистку будущих раскопок, делали проверочные шурфы.
Андрей Станюкович с Мариной Сергеевной Шемаханской занялись замерами на лайде с помощью квантового магнитометра, созданного на одном из ленинградских заводов.
На Ларису Сычеву — экспедиционного фотоисторика — была возложена еще одна нагрузка. Она стала шеф-поваром. Вначале планировалось, что каждый из нас будет по очереди дежурить на кухне. Но когда стало ясно, что вместе с нами будут в бухте еще двадцать школьников, мы поняли, что из этого ничего не получится. Каждое утро вместе с Ларисой в лагере оставались двое девочек и двое ребят. Девочки помогали во всех поварских делах, на ребят возлагалась забота о дровах и воде, а в свободное время они помогали Станюковичу в замерах на прибрежной полосе.
Остальных ребят разбили на две группы, и каждый день я и Олег Галактионов уходили с ними к землянкам. Лагерь наш был расположен на том же месте, что и в 1979 году, и та же дорога вела к песчаным дюнам. Одно лишь было новым: через речку мы перебросили мостик — длинное толстое бревно.
С первого дня группа Олега Галактионова работала на месте кузницы, мне же с ребятами досталась расчистка, как потом выяснилось, землянки, где жили Свен Ваксель с двенадцатилетним сыном Лоренсом, Георг Стеллер и больные члены экипажа.
Два дня мы занимались лишь снятием верхнего слоя дерна, метр за метром очищая будущее место работы.
— Да найдем ли мы хоть что-нибудь? — спрашивала Лена Чернышева, черноглазая, серьезная девочка, которая обычно лишнего слова не проронит, и смотрела на меня с нескрываемой требовательностью.
Лена алеутка. Она и Саша Синица представляли у нас в отряде, можно сказать, коренных жителей. Лена внучка двух очень уважаемых людей на острове, почетных граждан Никольского. Бабушка, Евдокия Георгиевна Попова,— одна из первых комсомолок Командор, в прошлом директор Алеутского музея. Благодаря ее стараниям удалось собрать для музея многие ценные документы. Дедушка Лены по матери — Сергей Илларионович Сушков — в прошлом председатель райисполкома. Каждый день три раза выхожу я на связь с радиостанцией Командорского зверозавода и, если на вахте дедушка Сушков, перво-наперво сообщаю ему, что здоровье и самочувствие ребят нормальное: все здоровы, сыты...
И вот наконец первая находка — какой-то непонятный красно-бурый ком. По мере того как осыпался песок, насквозь пропитанный и скрепленный ржавчиной, все более угадывался большой, сантиметров 25, четырехгранный кованый гвоздь.
— Откуда он? — Глаза ребят светились любопытством.
И я начал рассказывать, что, когда весной моряки осмотрели выброшенный на берег пакетбот, им стало ясно: засосанное в песок судно, с трюмами, заполненными галькой и песком, восстановить не удастся. Они решили разобрать его и из этих брусьев, досок и мачт построить другое судно, на котором смогли бы возвратиться на полуостров. Они распрямляли уже бывшие в употреблении гвозди и наиболее хорошие из них перековывали, пускали в дело.