Журнал «Вокруг Света» №02 за 1982 год
Шрифт:
Управление лесного и водного хозяйства крепко оштрафовало триста предприятий за загрязнение вод Ольшавы и ее притоков. Им было предписано в течение трех лет снизить загрязнение воды до установленного молодыми учеными уровня. «Бронтозавры»-гидрохимики рассчитали нужное количество очистных сооружений.
А их понадобилось девяносто семь. Для реки длиною всего в тридцать три километра... Ибо загрязнить даже большую реку не так уж трудно. Вернуть к жизни маленькую куда труднее. Фитильной пушкой тут не обойдешься...
После воды следовало взяться за берега: ведь за долгое время прибрежная растительность стала жалкой. «Бронтозавры» договорились с руководителем научно-исследовательской станции лесного хозяйства в Збраславе. Обследовали почву и выяснили, что лучше всего подойдет ива крупноцветная. Ученики
Тем временем «бронтозавры» стали считать ворон. Понимать следует буквально. Вороны облюбовали район Угерске-Градиште. Налетая тучей, они нападали на озимую пшеницу и оставляли после себя опустевшие поля. Вред от ворон исчислялся в миллионах крон.
Существует такое химическое средство — месурол. Предназначение его — отпугивать фазанов в тех местах, где их заповедники подходят близко к полям кукурузы. Зерно, намоченное в месуроле, рассыпают по полю. Птица кидается на зерно и через час пьянеет. Неуверенно взмахивая крыльями, она улетает и... больше в эти места не возвращается. При этом она кричит как раненая. И это главный результат действия месурола. Напуганные ее криком, другие фазаны оставляют это поле в покое.
Но тут воспротивились работники санитарно-эпидемиологической службы: в таких больших количествах месурол не использовали, неизвестно было, как подействует средство на остальных птиц и животных.
Природоведы из районного штаба «Бронтозавр» предложили свои — «нехимические» — услуги. Вороны, как было известно, на одни поля нападали, а другие облетали стороной. В чем тут дело, ни орнитологи, ни земледельцы не знали. Не знали они, и какой вид ворон прилетает, где они ночуют.
«Бронтозавры» из Угерске-Градиште придумали свой метод. По школьному радио — всех школ в районе! — раздавался пароль: «Ворона ждет!» Это означало, что стая прилетела. В кустах и на деревьях появились дозорные с биноклями и блокнотами — ученики седьмых и восьмых классов.
Каждый дозор имел свой квадрат наблюдения с соответствующим номером. Когда наблюдения по квадратам наложили на карту района, орнитологи узнали, что вороны предпочитают поля, где только что прошли сеялки. Поля, обработанные культиваторами, их не интересуют. На магнитофон записали вороньи сигналы тревоги. Долго бились над силой звука: ни на слишком громкий, ни на слишком тихий звук пернатые не реагировали. Зато, когда раздался такой крик, как нужно, ворон словно ветром сдуло.
В законе о воде есть пункт, на основании которого местный совет имеет право закрыть предприятие, не выполняющее предписание управления водного хозяйства о допустимом уровне загрязнения сточными водами рек и озер. Такое решение и было принято: если эти предприятия и хозяйства до октября (за пять месяцев) не построят водоочистные сооружения, они заплатят штраф, их работа будет приостановлена.
Управление водного и лесного хозяйства обратилось к «Бронтозаврам» с просьбой выявить тех, кто продолжает загрязнять Ольшаву «потихоньку». Но и выявлять их следовало в глубокой тайне. Так началась третья фаза операции «Ольшава».
Только учителя школ и преподаватели профессиональных училищ знали дату проведения операции, чтобы никто не догадался о дне проверки. Прошлый опыт показал, что некоторые кооперативы и предприятия дня за два до проверки изменяли режим работы, и из сточных труб вытекала почти питьевая вода. Только на эти два-три дня.
Я уезжал из Угерске-Градиште после «третьей фазы». «Бронтозавры» мне на прощание посоветовали:
— Приедешь через год, захвати плавки. В Ольшаве купаться будем!
Йозеф Велек, чехословацкий журналист Прага
Трагедия Арадаса
Эрл Галлахер с трудом взбирался по крутому
склону, поросшему высокими ликвидамбрами и толстенными махагониевыми деревьями. Гряда прибрежных холмов была не слишком высока, но за четыре года он так и не смог приспособиться к здешним тропинкам. Местные жители при ходьбе ставят ноги на одной линии и протаптывают слишком узкий для походки европейца желоб, который дождевые потоки превращают в извилистую промоину. Но другого пути к реке Сумпул не существовало, а «крестьянский телеграф» сообщил, что сальвадорские беженцы, спасающиеся от карателей, собираются перейти через пограничную реку на территорию Гондураса. Поэтому отец Галлахер считал своим долгом присутствовать при переправе. Если даже гондурасские солдаты пронюхают о ней, может быть, удастся предотвратить бессмысленные зверства с их стороны. В прошлый раз он с отцом Фаусто Милья опоздал и нашел на берегу лишь двадцать бездыханных тел.Гондурасские друзья уговаривали отца Галлахера не подвергать свою жизнь опасности. Не раз сальвадорских беженцев на переправе бомбили с вертолетов, обстреливали из орудий. Но священник был непреклонен: «Я — гражданин США, плачу моему государству налоги. А оно на эти деньги сыплет с американских вертолетов американские бомбы на головы невинных людей. Меня мучает совесть. Я не могу оставаться в стороне. Это будет предательством».
Эрл Галлахер приехал в эту глушь, чтобы хоть как-то помочь обездоленным беднякам. Вместе с ними он жил в щелястых лачугах из неотесанных бревен, спал на коровьей шкуре, натянутой на раму из жердей, питался бобами да кукурузными лепешками, неутомимо карабкался по горным тропинкам, если нужно было помочь больному в дальней деревне. Крестьяне полюбили «старого козла», как ласково прозвали они седого американца. Слишком непохож был он на «кура» — местного священника, навещавшего приход два раза в год,— прочесть проповедь, окрестить младенцев, обвенчать молодых, а главное — собрать церковную подать.
Взобравшись на вершину холма, отец Галлахер бросил взгляд вниз, на Сумпул, и прирос к месту. Зеленая луговина на противоположном берегу, словно черным ковром, была вся покрыта сарычами, этими спутниками смерти. Скользя и падая, священник кое-как продрался сквозь колючий кустарник к реке и стал бродить по берегу в поисках уцелевших людей. Он уже не сомневался, что там, за мутным, быстрым потоком, произошло что-то страшное.
Первым из прибрежных кустов выполз раненный в ногу двадцатидвухлетний Педро Сибриан. Потом в чаще деревьев, мыском подступавших к воде, священник нашел дрожавшую от страха, худенькую девушку Маргариту Лопес. И все. Сколько он ни прочесывал колючие заросли, больше никого не было. Трое гондурасских крестьян, пришедших ловить рыбу и присоединившихся к нему, убеждали, что дальше искать бесполезно, нужно нести раненого в деревню. Но отец Галлахер никак не мог поверить, чтобы из полутора тысяч жителей сальвадорской деревни Арадас, находившейся в полумиле за Сумпулом, спаслись только двое.
И вдруг из-за реки донесся жалобный детский плач. В просветах стлавшегося над водой тумана священник разглядел какое-то темное пятно на песчаной косе у противоположного берега. Недолго думая, его спутники разделись и вброд пошли посмотреть, в чем дело. Вскоре они вернулись, неся на руках чуть живую Лолиту Гуардадо, которую прошила автоматная очередь, и ее трехлетнего сынишку. Обоих раненых уложили на самодельные носилки из жердей, и скорбная процессия поспешно направилась к ближайшей гондурасской деревне Талкинта.
Позднее отец Галлахер записал на магнитофонную пленку рассказы трех уцелевших от расправы сальвадорцев.
...Арадас была непохожа на обычные сальвадорские деревни: ни церкви, ни хоть какого-то подобия улиц, лишь жалкие хижины с земляными полами, прячущиеся под деревьями на опушке леса. Большинство ее жителей укрывалось от непогоды под навесами из пальмовых листьев или в подобиях палаток из пластиковой пленки. Население Арадаса состояло целиком из беженцев, согнанных с насиженных мест карательными рейдами армейских подразделений. Вместо привычных мильп, маленьких кукурузных полей, вокруг стеной стояли непроходимые зеленые заросли. Дороги через них к деревне не было, только едва приметная тропинка, и жители чувствовали себя в относительной безопасности. А лес не давал умереть с голода.