Журнал «Вокруг Света» №02 за 1983 год

...Перед глазами то вздымается, то опадает барханное пространство. На бывалом ГАЗ-66, почтительно называемом здесь «барханоходом», мы едем в урочище Чарлак. Кузьменко сегодня, не отступая от правил, вышел в свой обычный десятикилометровый маршрут, а со мной в кузове машины стоит энтомолог Виктор Кривохатский. Он, окончив Ленинградский университет, уже поработал лесником в Бадхызе и сейчас рассказывает о встречах с различным зверьем. Как отбивался палкой от волков, спасался от леопарда и встречал каракала. Тот бежал по другой стороне ущелья, прыжками, вытягиваясь в полете в одну линию. Красиво бежал.

Я тоже видел каракала, отловленного в здешних местах, но, к сожалению, в неволе.

...Вначале из темноты проступила только треугольная морда, на которой безучастно светились зеленые глаза. Потом зверь прошелся по клетке, мягко и пружинисто, ставя несколько внутрь задние лапы, всегда готовые к прыжку. Он потягивался, шевеля острыми ушами с длинной кисточкой на конце, похожий на большую домашнюю кошку. Но стоило кому-то неосторожно задеть клетку, как каракал взвился в воздух, сильно ударив передними лапами по железным прутьям, и заскреб когтями, тихо, но яростно зашипел, обнажив клыки. Он уже не походил на безобидную кошку. Это был крупный зверь на длинных лапах, с необычно маленькой, изящной головкой. В тени он казался пепельно-серым, а на солнце стал розово-желтым, украшенный черными ушами и светлыми грудью с подбрюшьем.

Вышла самка, и они стали снова похожи на кошек, играя и ластясь друг к другу. Самец с места перепрыгивал самку в очень высоком, почти балетном прыжке. Затем каракал снова замер, стал похожим на изваяние, но весь по-прежнему излучал опасность. Только глаза его жили своей особой жизнью, и в них читалась тоска по барханным просторам...

— Смотрите, джейраны, — дернул меня за рукав Виктор.

Легкие тела этих быстроногих антилоп унеслись, как тени, за ближайшую гряду. Затем перед грузовиком метнулась лисица, неправдоподобно бледная по сравнению с нашей рыжей. А дальше начались заросли саксаула, и шофер остановил машину.

Кривохатский забирает из кузова свои нехитрые энтомологические приспособления, и мы отправляемся искать обитателей леса, вспугивая почти из-под каждого куста голенастых толаев. Идем заячьей тропой, которая выводит нас на большую поляну. Здесь колонии песчанок и сусликов.

Кривохатский осматривает на ветках марлевые ловушки для насекомых, склоняется к земле:

— Для энтомолога каждая норка — целый мир. Я изучаю состав населения норы, взаимосвязи между видами, динамику развития этого обособленного мирка. Куда денешься в пустыне от жары? Конечно, лучше всего для животных и насекомых зарыться в землю...

Виктор, наконец, выбрал нору и запустил туда выгребалку, чтобы вытащить наружу всю живность.

— В норы кто угодно может забраться. Однажды шуранул палкой, а оттуда эфа выскочила. Хорошо, что не гюрза — той лучше дорогу не переходи, очень уж злобная.

В тот же момент рядом со мной выскочил из земли зверек — словно им выстрелили из духового ружья.

— Знакомьтесь, хозяйка норы — полуденная песчанка. Всегда держит про запас вертикальный выход, который не достает до поверхности. В случае опасности зверек вышибает телом земляную пробку. Вот они, красавцы, греются под кустами, полюбуйтесь.

Действительно, неподалеку столбиками стояли рыженькие симпатичные зверюшки — это и были полуденные песчанки. Там же, на середине поляны, с любопытным видом торчали большие песчанки, похожие на крыс. Они издавали довольно мелодичный свист, который напоминал пение пеночки.

— Удивительно, что в колонию большой песчанки может подселиться перевязка. Редкий хищник, внесенный в Красную книгу. Похожа на ласку, злобная, тонкая и длинная, — поясняет Виктор.

Поляна была так перепахана сусликами, что какие-либо следы на ней было трудно разобрать. Мы двинулись в обход по заметной тропе.

Кривохатский показывает на отсеченные будто ножом ветки.

— Большие песчанки срезают их даже на высоте двух метров, залезая на саксаул, а потом тащат по этому тракту корм в свои норы...

С другой стороны поляны нам нетерпеливо махал рукой шофер Орунбасар Айбазаров. Когда мы торопливо подошли, он ткнул рукой в землю. На взрыхленном песке виднелись большие круглые кошачьи следы, которые уходили по гряде вверх.

— Тяжело шел, сытый был,— произнес Айбазаров,— надо посмотреть, кого поймал.

Пока мы двигались по саксауловому лесу, стараясь не потерять след, Айбазаров рассказывал, как в этих местах лет двадцать назад встретил каракала. Орунбасар искал верблюда и ночевал в черносаксаульнике. Рано утром его разбудил шум, какой-то вскрик. Он вышел из леса и увидел на открытом месте лежащего джейрана с перекушенным горлом. Видимо, каракал кинулся из-под деревьев наперерез и в несколько прыжков настиг джейрана.

Мы уже выходили снова к дороге, по которой приехали, когда Орунбасар неожиданно остановился и присел под деревом.

— Ай, кровь есть. Зайца кушал, — покачал он головой в большой меховой шапке. — Голодный очень был, от дороги не ушел, все съел...

Действительно, на песке остались заячьи лапа да бело-черный хвост.

По следам было видно, что испуганный заяц-толай успел сделать несколько отчаянных прыжков, но каракал сбил его лапой, как делают все крупные кошки.

Кривохатский задумчиво сказал:

— От него не уйдешь. В Иране каракалов специально держали для состязаний. Выпускали голубей, и сильнейший определялся по прыжку, в котором сбивал больше всего птиц.

Мы пробирались мимо скрученных жаркими ветрами стволов саксаула с искривленными ветвями. Сколько на своем долгом веку выдержали напастей эти деревья... Только торчащая дикобразом эфедра живет дольше саксаула, лет сто.

Где-то я вычитал теорию о возможности занесения с других планет незнакомых нам форм жизни, даже семян. Как пример приводился саксаул, который вполне может сойти за инопланетного пришельца.

А по мне, он очень земной, пустынный. Упрямо гонит в глубь земли свои корни, чтобы достать воду, терпеливо выносит иссушающее солнце. И все-таки живет, могучее высокое дерево в Каракумах, образуя в бывших протоках Амударьи настоящие «леса пустыни».

Саксаул так же терпелив и вынослив, как и люди, работающие здесь. Вспоминая Володю Кузьменко, сухого, опаленного солнечным ветром в своих ежедневных маршрутах, я почему-то всегда вижу его в осеннем саксауловом лесу. Деревья будто цвели, покрытые бледно-коричневыми семенами с крылышками, похожими на венчики цветков.

...Снова наш «барханоход» нырял вниз и взлетал на песчаные гряды, возвращаясь в Репетек. Плывут по сторонам барханы с одинокими песчаными акациями, поворачиваясь своими бархатистыми золотыми боками. И кто назвал эту пустыню Каракумами, «черными песками», когда все вокруг в желтых, розовых, золотистых тонах? А за спиной, уплывая вдаль, вспыхивает под солнцем серебром, расцветает невиданными цветами осенний саксауловый лес.