Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год

Какие-то птицы вспархивали из-под колес. В рассеянном свете фар трудно было определить расстояние, и мне каждый раз казалось, что птица вот-вот врежется в ветровое стекло.

Я до сих пор не знаю, чем это объяснить, но в тропиках ночное шоссе — излюбленное место для прогулок самых разных животных. Может быть, их привлекает теплый асфальт? Наверное, именно так, поскольку больше всего ночью на дорогах встречается змей, ящериц и других холоднокровных животных. Рано утром, когда на работу еще не вылетели крылатые уборщики мусора и лесные санитары, на оживленных магистралях можно собрать неплохую коллекцию змей, ящериц и жаб.

Али встретил меня у своего дома и, едва я вылез из машины, потащил к реке. На горизонте, изрезанном зубчатыми вершинами гор, заалело, и почти сразу показался край солнечного диска.

Недавно в горах прошли дожди. Река Сунгей Мерах вздулась и с удвоенной энергией вгрызалась в плодородные почвы долин. Ее кофейно-коричневые воды несли в море тысячи тонн ила, расцвечивая синюю гладь грязно-рыжими полосами. Река несла искалеченные стволы деревьев, охапки травы и другой мусор, собранный на пути с гор.

У дощатых мостков, где уже принялись за стирку женщины, ритмично ударяя свернутым бельем по отполированным камням, стояли две лодки. В них погрузили наше снаряжение. На корме были устроены навесы из листьев пандануса, которые должны были укрывать нас от солнца.

— Дождемся начала прилива, тогда грести будет легче, да и вода станет спокойнее, — скачал Али.

Солнце поднялось выше, и стало довольно жарко. Начавшийся прилив повернул течение реки вспять, помогая гребцам. Мы сели в первую лодку. Мимо медленно проплывали зеленые берега. Лодки еще не вышли из зоны, где морская вода смешивается с пресной. Здесь было царство мангров, сплошной стеной стоявших по обоим берегам. Среди темных узловатых стволов, затопленных водой до зеленых ветвей, словно черные растопыренные пальцы, торчали воздушные корни, позволяющие этим деревьям расти в местах, периодически заливаемых во время прилива. Берег был испещрен норками маленьких береговых крабов. При малейшей опасности они мгновенно скрывались в своих убежищах, чтобы снова как по команде вылезти наверх, когда угроза минует. Дальше вверх по течению река ныряла в тоннель, образованный кронами деревьев, густо переплетенных лианами.

Лодка вошла под зеленые своды леса. Вокруг стало сыро и сумрачно. Берега сблизились, и гребцам приходилось напрягать все силы, преодолевая бурное течение. Гребцы тяжело дышали и часто сменялись. Капли пота скатывались по их обнаженным спинам, хотя зеленый полог джунглей надежно прикрывал нас от палящего солнца, свет которого проникал сверху в виде неясных бликов.

Минуты складывались в часы. Мне уже надоело однообразие зеленых кулис, тянувшихся по обоим берегам реки, и я спросил:

— Али, скоро приедем на место?

— Как только дойдем до порогов, — с наслаждением затягиваясь сигаретой, ответил он.

— А на кого мы будем охотиться? — Я вспомнил, что за суматохой сборов так и не успел спросить его об этом.

— На крокодила, туан.

Я сразу забыл, что совсем недавно ругал Али за то, что он не дал мне поспать вволю. Да и кто не пожертвовал бы сном, чтобы принять участие в такой охоте? Я тут же потянулся к ружью и стал вспоминать, куда положил патроны, начиненные картечью. Али снова озадачил меня, сказав:

— Ружье не нужно, туан. Мы будем ловить крокодила, как рыбу.

— Как рыбу?! — Мой рыбацкий опыт не шел дальше ловли щурят на блесну. Правда, как и у каждого рыбака, у меня тоже пару раз попадались рыбины, неизбежно срывавшиеся с крючка, о которых я потом рассказывал:

«Вот такая щука ушла», — разводя при этом руки в стороны как можно шире.

Но теперь было другое дело. Самый маленький крокодил даст сто очков вперед самой большой щуке. Опыта в ловле крокодилов у меня не было. На память приходили только кадры из давнего фильма «Охотники за каучуком», где герои плыли на лодке по какому-то месиву из крокодилов и меткими выстрелами укладывали на месте ревущих хищников, пытавшихся залезть к ним в лодку.

Я забросал Али вопросами, но он как истый охотник считал, что говорить перед охотой о добыче — верный способ остаться ни с чем. Поэтому в ответ я услышал только:

— Потом все увидишь сам, туан.

Через некоторое время издалека донесся неясный шум. Чем дальше мы продвигались, преодолевая течение, тем громче становился раскатистый гул. Приближались пороги. Когда рев падающей воды стал заглушать наши голоса, в сплошной зелени, окаймлявшей берега, показался просвет. Круто вильнув, обе лодки уткнулись в берег. Оглядываясь по сторонам в надежде немедленно увидеть крокодила, я соскочил на глинистую землю. Отдав несколько распоряжений, Али последовал за мной.

Некоторое время мы молча шли по узкой тропинке среди сырых зарослей, смахивая облепивших нас москитов. Причем Али воспринимал атаки этих надоедливых насекомых совершенно равнодушно. Я же со стороны наверняка напоминал ветряную мельницу.

Пожалуй, ни одно насекомое в тропиках не докучает человеку так, как москит. Он походит внешне на комара, разве только поменьше и цветом потемнее. Но характером и повадками резко отличается от своего северного собрата-увальня. Пока наш комар, предупредив о своем приближении долгим звоном, усядется, примостится и будет нерешительно перебирать ножками, выбирая удобное место, куда можно вонзить хоботок, его можно десять раз прихлопнуть. Другое дело москит. Он нападает мгновенно и, с налета вонзив жало, улетает прежде, чем его успеваешь убить. А чтобы насытиться, ему нужно ужалить не один раз. Поэтому, если вас осадил пяток москитов, вам будет казаться, что их по меньшей мере сотня.

Через некоторое время тропинка пошла круче вверх, влажная глина под ногами сменилась каменистой осыпью, и сырой тоннель кончился. Как по волшебству, исчезли и москиты. Они докучают только ночью или в темных сырых местах. Деревья раздвинулись, и впереди показались заросли аланг-аланга — высокой жесткой травы и колючего кустарника, растущего на месте старых вырубок и пожарищ.

Пробираясь по узкой стежке среди аланг-аланга, приходилось внимательно следить, чтобы не зацепиться за острые шипы и колючки или не порезаться об острую траву, похожую на нашу осоку, увеличенную в несколько раз. Потом аланг-аланг кончился. Мы вышли на поляну, спускавшуюся к берегу реки в том месте, где вода с шумом низвергалась вниз с десятиметровой высоты.

Пока я стоял, любуясь величественным зрелищем, появились наши спутники. Они принесли с собой все узлы и свертки, сложили их под гигантскими фикусами на краю поляны и немедленно принялись за устройство лагеря. Мог внезапно набежать дождь, и нужно было приготовить себе укрытие. Никаких инструментов, кроме нескольких длинных тесаков-парангов и дубин, ни у кого не было. Однако моих спутников это не смущало. За несколько минут между деревьями были установлены навесы, опиравшиеся одним концом в землю, а другим на три палки, воткнутые в глину. Листья пандануса и пальм, плотно уложенные сверху, гарантировали надежное убежище в самую сильную грозу, несмотря на кажущуюся несолидность постройки. Малайцы переняли технику строительства таких шалашей от аборигенов Малайзии, бродячих охотников-собирателей, которые и поныне кочуют кое-где в джунглях.

Али предложил мне пойти на разведку, на место будущей охоты.

Мы отошли метров на сто, и я сразу потерял всякую ориентировку. Пожалуй, только шум водопада мог подсказать мне, где примерно находится лагерь. Правда, в присутствии Али я чувствовал себя довольно уверенно. Он сроднился с лесом, знал его как никто другой. Для него все вокруг говорило понятным языком, для него не было неразрешимых загадок.

Впереди показались заросли бамбука. Зеленые стволы стояли сплошной стеной. Я подумал, что нам предстоит сделать большой крюк, чтобы обойти это препятствие. Но Али быстро разыскал в этих зарослях тропинку, проложенную многими поколениями животных. Она была плотно утоптана.