Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год

«Ваш муж бежал, такую глупость сделал: ему всего-то сидеть осталось месяца два. Теперь, если поймают, не выпустят до конца жизни...»

Меня допросили, убедились, что я ничего не знала о побеге. Обыскали, переворошили передачу, а потом отпустили.

Решили, что будут наблюдать за мной. Рано или поздно Антонио попытается сообщить о себе. Но партия приняла самые строгие меры. И как за мной ни ходили сыщики, ничего им добиться не удалось.

— А когда вы получили первую весточку от него? — спрашиваю я Глорию.

— Через полгода. Это была короткая записка, прошедшая через много рук. Но и до этого я уже знала, что Терезо в безопасности: по всему городу были наклеены плакаты с его фотографией, которую нашли при обыске у нас дома. На плакатах была надпись: «Разыскивается опасный преступник. Тому, кто сообщит о его местонахождении, будет выдана награда».

А увиделись мы с Антонио только через полтора года. Нас партия отправила в эмиграцию, И мы прожили за границей до революции 25 апреля...

А что с «крайслером»?

После революции он был отправлен на аукцион. Приобрел его известный коллекционер врач Жоао Ласерда, и теперь автомобиль можно видеть в музее маленького поселка Карамуло. Правда, на пояснительной табличке нет никакого упоминания о побеге из Кашиаса: доктор Ласерда не любит вспоминать об этом.

Он был близким другом Салазара, который ежегодно приезжал в поместье Ласерды отдохнуть от государственных забот, и конечно, доктору неприятно все, что связано с историей антифашистского Сопротивления.

В семьдесят четвертом году супруги вернулись на родину. Антонио снова работает в том же самом автопарке, откуда его взяли в пятьдесят девятом году агенты ПИДЕ. По принятым после революции законам, годы тюрьмы, подполья, эмиграции были зачтены ему в рабочий стаж.

— Ну а как ты живешь теперь? Каковы твои планы? Что собираешься делать в будущем? — спрашиваю я Терезо.

— Планы? Какие у меня могут быть планы, — улыбается он. — Мне к пятидесяти. Подполье дорого обошлось всем нам, коммунистам. Работа водителя автобуса очень тяжела, требует железного здоровья, и я чувствую, что скоро придется оставить ее. Чего я никогда не оставлю — это работы для партии. Каждый вечер приезжаю после работы в ЦК, выполняю там всевозможные поручения. Товарищи знают, что на Терезо можно положиться. Терезо не подведет. Образования у меня, конечно, маловато, скажем прямо. Не до учебы было. Но ведь партии нужны не только ученые люди, но и такие, как я: надежные рабочие руки. Скоро окончательно перейду на работу для партии. Хороший шофер товарищам очень нужен. Буду развозить нашу газету «Аванте», литературу, все, что понадобится.

Игорь Фесуненко

Лиссабон

Курс на юг

Первые дни рейса всегда проходят в заботах и хлопотах. Надо распаковывать ящики с оборудованием, монтировать приборы, да и закрепить их по-штормовому не мешает: впереди зимнее Японское море.

Впрочем, море это оказалось к нам на удивление благосклонным, прошли его при слабом волнении и умеренном ветре. «Прошли» — это наш «Витязь» и небольшое научно-исследовательское судно «Акванавт», которое мы должны перегнать из Владивостока в Новороссийск. Вместе с нами оно совершит полукругосветный рейс и останется работать в Черном море.

Вошли в Корейский пролив... Ветер резко усилился, нагоняет волны. «Витязь», корабль довольно большой, и то зарывался н водяные валы, а на «Акванавт» было просто страшно смотреть: волны хозяйничали на его палубе, грозили накрыть вместе с мачта ми, и мы облегченно вздыхали, когда «Акванавт» снова показывался на гребне. Уловив маленькое затишье, капитан «Витязя» Артур Адольфович Шиман решил взять нашего спутника на буксир. Не знаю, насколько лучше стало морякам «Акванавта»: и на буксире он шел в сплошном ореоле брызг, — но зато от нас не отставал. Довольно скоро мы вышли из пролива, где, как говорят моряки, «тянет, словно в аэродинамической трубе». В Восточно-Китайском море стало потише, а в Южно-Китайском и вовсе заштилело. Решили опробовать приборы и механизмы — встали на станцию.

Станция — это остановка корабля в точке моря или океана с заданными координатами. Выйдя на точку, «Витязь» разворачивается к ветру «рабочим» бортом. С него в воду с помощью лебедок на специальных кабелях или металлических тросах спускают приборы. Спустя некоторое время, когда приборы подняты, «Витязь» разворачивается, теперь другой борт становится «рабочим», и вновь приборы идут в воду.

Первый порт на нашем пути — «бананово-лимонный» Сингапур. Его приближение мы почувствовали за несколько дней: на пути чаще стали попадаться огромные танкеры, сухогрузные суда, лайнеры. Каждые пятнадцать минут порт встречает или провожает судно. Кроме главного острова, в состав Республики Сингапур входит еще несколько десятков — совсем крохотных. С одним из них — Сентозой — Сингапур соединен канатной дорогой, вроде тех, что в горах служат для подъема лыжников, но с той только разницей, что здесь внизу море.

Недавно на Сентозе открыли Морской музей. Он-то прежде всего и интересовал нас. В музее собраны древние малайские челны и парусники. На таких судах тысячелетия назад малайцы плавали во внутренних индонезийских морях, выходили в Индийский океан, где открыли и заселили Мадагаскар, лежащий далеко на западе у Африканского материка. Открытие это совершено вопреки географической логике: малайским мореплавателям пришлось преодолеть огромные пространства, тогда как африканцам следовало бы пересечь только Мозамбикский пролив. Но факт остается фактом. У современных жителей Мадагаскара — мальгашей очень много общего с малайцами и не в пример меньше с африканцами...

После нескольких дней стоянки в Сингапуре «Витязь» снова в море, наш курс на северо-запад — в Бенгальский залив. Вообще-то: если придерживаться существующих определений, то Бенгальский залив совсем не залив, а море. Вот Аравийское море, наоборот, залив. Но такова уж сила традиции. Вода в Бенгальском заливе фантастической синевы и прозрачности. Не случайно индийский физик Ч. Раман, ежедневно видя перед собой ультрамариновые просторы Бенгальского залива, разработал теорию определения цвета, пригодную для самых прозрачных вод морей и океанов.

Между прочим, поэты, воспевая синь моря, прославляют тем самым... его пустынность. Жизнь в синих водах намного беднее, чем в других акваториях: прежде всего цвет указывает на то, что в воде меньше водорослей. Речь идет не о крупных водорослях, скажем, о ламинарии, широко известной под именем «морской капусты», а о мельчайших, даже одноклеточных, которые надо рассматривать в микроскоп. Крупные же водоросли встречаются обычно не в открытом океане или море, а живут на шельфе, на мелководье. Пожалуй, единственное исключение — саргассы, огромное скопление которых в западной Атлантике дало имя удивительному морю, нигде не омывающему сушу.

Ни с помощью зондирующих оптических приборов, ни в пробах, взятых с разных глубин в Бенгальском заливе, биологи «Витязя» не обнаружили заметного содержания микроскопических водорослей — фитопланктона. Бенгальская морская пустыня — необозримое пространство воды цвета спокойного индиго. Изредка к борту подплывают неутомимые тунцы. У них мощные обтекаемые тела. Тунцы в беспрестанном движении — в бедных тропических водах надо искать пищу постоянно, а температура рыб превышает температуру воды. Отчетливо видны в прозрачной воде акулы. Моряки с вполне оправданной неприязнью относятся к этим хищникам. Но если отвлечься от неприязни, акулы в своем роде совершенство. Триста миллионов лет назад появились они и дожили до наших дней без каких-либо признаков вырождения и деградации.