Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год
Шрифт:
Потом прочел я свидетельство и самого Столетова: «Мы посылали за водой все равно что на расстреляние».
— ...Вот так добывали воду, в том числе и отец. Во время одной из таких вылазок он был ранен в ногу. Вообще-то он три раза был ранен, но строя не оставлял.
Вот, скажем, моя запись рассказа отца, когда ему было поручено преградить путь туркам, взорвав фугас.
«Самое трудное — точно определить время, когда надо поджечь этот проклятый шнур. Турки приближаются, слышу их голоса, а огонь высечь не могу. То ли руки дрожат, то ли трут отсырел, не знаю. Ну, думаю, конец мне пришел... Пытаюсь еще раз, и вдруг искра! Загорелся шнур. Бросился бежать к своим, не тут-то было, турки увидели, открыли огонь. Залег... А в этот момент как рванет! Меня оглушило, засыпало землей, не помню, как выбрался и дополз до своих. Говорили, что потерял сознание, когда в своих окопах оказался...
— Мы
— А турок там полегло при взрыве... — добавил другой, — я сам ходил потом смотреть...»
— Как сложилась дальнейшая судьба вашего отца?
— После тяжелого ранения и госпиталя отец снова вернулся в строй и воевал до конца кампании. За Шипку был награжден вторым Георгиевским крестом, почетным оружием, а всего семнадцатью русскими, болгарскими, сербскими, румынскими орденами и медалями. По представлению генерала Столетова был произведен в прапорщики. Служил в Петербурге, занимался самообразованием, встретил мою мать — студентку-бестужевку. А меня назвал Георгием в ознаменование того, что был георгиевским кавалером. Сами понимаете, что под влиянием рассказов отца я не мыслил себе иного пути, чем служба в армии. В 1910 году поступил в военное училище и подпоручиком вышел в 145-й Новочеркасский пехотный полк. С этим же полком пошел в 1914 году на фронт. Правда, воевать долго не пришлось, был тяжело ранен, долго лечился. Сразу же после Октябрьской революции вступил добровольно в Красную Армию.
Отец мой умер в 1919 году. Я старался быть верным памяти отца, когда воевал против Юденича, с Колчаком сражался, против Врангеля в Крыму... К началу Отечественной войны командовал бригадой, потом блокадный Ленинград — в одной из военных академий готовил кадры для фронта, затем долгие годы заведовал кафедрой военной истории... И это тоже связано с отцом: ведь желание узнать как можно больше о русско-турецкой войне и стало началом моего увлечения военной историей...
Я знал, что Георгий Николаевич, выйдя в 1955 году в отставку, продолжал заниматься историей военного искусства. Пять лет он возглавлял экспедицию Академии наук СССР по определению места Ледового побоища на Чудском озере в 1242 году, не оставлял своих исследований, связанных с русско-турецкой войной. Боевой дружбе русских воинов и болгарских ополченцев посвящена его книга «Не смолкнет слава этих дней», изданная в Болгарии. Член правления Общества советско-болгарской дружбы и председатель правления Ленинградского отделения этого общества, Георгий Николаевич Караев сейчас завершает составление альбома всех наград, медалей и знаков боевой дружбы наших народов. Мало кому известно; например, что в честь похода киевского князя Святослава в 971 году и его борьбы совместно с болгарами против Византии было выпущено 11 памятных медалей. На других медалях запечатлены славные победы Румянцева, Суворова, освободительной русско-турецкой войны. Особенно интересна специальная медаль с надписью: «Сеющие со слезами будут пожинать с радостью. В честь освобождения Болгар».
На двух славянских языках — русском и болгарском — одинаково звучит и одинаково будит воспоминания дорогое обоим народам, священное слово Шипка... На вершине, названной именем генерала Столетова, воздвигнут болгарами памятник Свободы. Над мраморным саркофагом стоят в вечном карауле братья-воины: русский солдат и болгарский ополченец...
Вот уже столетие приходят на Шипку болгары поклониться священным могилам храбрецов, восстановить перед мысленным взором героические картины минувших битв на бережно сохраненных русских редутах, батареях, постоять у орудий среди нагромождения скал неприступного Орлиного гнезда...
Отчизна нам безмерно дорога,
И мы прошли по дедовскому следу.
Чтоб уничтожить лютого врага
И утвердить достойную победу.
Эти строки на одном из памятников у деревни Шипки написал советский воин.
А в книге посетителей музея Освобождения Плевны я прочел такую запись: «В детстве я слышал от дедушки о Плевне и боях за освобождение Болгарии от турецкого ига. В ходе Великой Отечественной войны 1941—1945 годов мне выпало дойти до Болгарии. Вспомнились рассказы дедушки, потом пришло письмо от него, в котором сообщались подробности боев под Плевной. Десять месяцев я мечтал посетить Плевенский музей и вот сегодня — 25 сентября 1945 года — его посетил. Очень счастлив увидеть, как наши русские богатыри помогали болгарскому народу освободиться от турок.
Выражаю глубокую благодарность болгарскому народу, который сумел сохранить великую память о русских.
Я лейтенант, мне 32 года, а деду моему 114-й год, но он жив и гордится, что освобождал Плевен. Тут я увидел знамя гвардейского Павловского полка, это полк моего деда, а его внук — тоже гвардеец и гордится этим званием. Уверен, что пройдут годы, и мой сын Владимир прочтет эти строки, и ему не будет стыдно за своих отца и прадеда.
Гвардии лейтенант Василий Луговский».
...А самарское
знамя еще раз побывало в России. В 1961 году его любовно восстановили советские реставраторы, и вновь оно вернулось в Болгарию.Юрий Гальперин
В Калибо — на праздник
С традиционным филиппинским фестивалем Ати-Атихан я столкнулся случайно, когда знакомый журналист Джо Кирино, ведущий одну из субботних телепрограмм, пригласил меня выступить в ней. В конце передачи на сцену под аккомпанемент тамбуринов высыпал танцевальный ансамбль. Все были вымазаны чем-то черным, одежда ограничивалась набедренными повязками. Возглавлял ансамбль пожилой человек с горящими глазами, в головном уборе, похожем на кокошник. Участники — среди них были и дети — приплясывали, хлопали в ладони, выкрикивали что-то в такт музыке и в конечном счете вовлекли в свой круг всех, кто находился на сцене. Уже закончилась программа, а мы, то взявшись за руки, то размахивая ими, продолжали танец. Выглядели мы все весьма комично, ибо участники ансамбля ухитрились незаметно вымазать нам лица сажей. Второй раз я увидел Ати-Атихан через несколько дней на манильских улицах. На этот раз в танцевальной процессии участвовало куда больше народу. К уже знакомому ансамблю человека с горящими глазами присоединились и студенты манильского «университетского пояса» и даже государственные служащие. Толпы манильцев глазели на них с тротуаров, но зрелище явно предназначалось для туристов и поэтому не было захватывающим для меня, как в первый раз, на телевидении.
Меня убедили съездить на остров Панай, чтобы в Калибо увидеть настоящий Ати-Атихан: «Это не просто зрелище! В Калибо нет зрителей, там все участники...»
И вот в одно прекрасное январское утро я сел в автобус, курсирующий между перенаселенным районом Большой Манилы Баклараном и южной частью острова Лусон.
Манильские автобусы, а загородные тем более, не балуют пассажиров особыми удобствами. Во всяком случае, деревянные их сиденья напоминают о себе долгое время после окончания путешествия. В передней части восседает водитель, своим видом показывая, что здесь он главный. Но любой пассажир скажет вам, что настоящая хозяйка автобуса — «кондуктора». Ловко протискиваясь среди вещей и пассажиров, она подает сигналы водителю ударами кулачка по гулкой крыше. Один удар означает «Стоп», два — «Трогай», серия ударов — «Ты что, заснул?». Профессия эта на Филиппинах — традиционно женская, причем владельцы автобусных компаний подбирают претенденток на должность кондукторы с не меньшей тщательностью, чем авиакомпании — стюардесс. Ибо, как говорят, автобус с хорошенькой кондукторой приносит больше дохода.
Как деревенский парень проигрывает в наряде своему манильскому родственнику, так и загородный автобус уступает городскому собрату. Технические требования к нему не так высоки, да и владельцы не склонны вкладывать капитал в удобства для пассажиров. До недавнего времени, например, на многих междугородных линиях использовались машины вовсе без стен — только стойки поддерживали легкую крышу. В хорошую погоду пассажиров обдувал встречный ветерок, обжигало солнце. Однако в муссоны брезент и пластиковые пленки были лишь символической защитой от влаги и брызг. К тому же на крутых поворотах или ухабах пассажиры, случалось, просто-напросто вываливались наружу. В последние годы после специального указа, запрещающего выход на трассы машин без левого борта, появились автобусы лишь с правой открытой стороной.
Но вот мы выбрались из города, и за окном замелькали квадратики рисовых полей. В сезон дождей они выглядят скучновато: из воды торчат зеленые ростки и лишь чуть заметные межи разделяют залитые участки. В январе картина рисовых полей совсем иная. Каждая чека имеет свой цвет или оттенок — от яркой зелени молодых побегов до желтизны созревших метелок, так похожих, если смотреть только на них, на волнующиеся колосья на осенних полях нашей среднерусской полосы. Однако сходство исчезает, когда видишь, как тут же рядом, тяжело вытаскивая ноги из коричневого земляного теста, тащится за плугом сухонький пахарь. И погоняет он ритмичными возгласами не лошаденку, а водяного буйвола — карабао. Карабао считается символом трудолюбия и долготерпения «тао» — филиппинского крестьянина.
К тому же он кормилец крестьянской семьи, друг ребятни, всегда готовый прокатить их на своей широкой спине.
Кстати, карабао нередко служит причиной серьезных аварий. Это добродушное животное предпочитает в полдневный зной отлеживаться в какой-нибудь канаве с водой, а в сумерках выходит на теплый асфальт шоссе и рискует попасть под колеса. Особенно опасны такие столкновения интересов животного и машины на скоростных магистралях. Искореженные остовы разбитых машин, оставляемые вдоль дорог, частенько являются результатами именно таких происшествий.