Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год

— Это же негритенок, который срывает банан в саду, — не выдерживает сидящий напротив парень. — Его глаза видят банан, а берут руки; руки берут, а рот ест; рот ест, а бьют по спине; кричит не спина, которую бьют, а рот; зато плачет не рот, а глаза. Ну, понял?

Солнце поднимается, и его лучи заставляют подумать о спасительной тени,

— А в Советском Союзе есть сахарный тростник? — спросил вдруг Риад.

— Нет, — сказал я.

— Ты же видел, что он первый раз на рубке, — пришел на выручку Ананд. — Как в этом году заработки?

Наши собеседники помрачнели.

— Да в угол загоняют. Цены растут, концы с концами не сведешь! Одна надежда на профсоюз, начали его организовывать. Нужно еще добиться, чтобы его признали сахарозаводчики, а это не так просто. Вчера вот собирались в профсоюзном комитете. Обсуждали наше положение, спорили.

Мне приходилось читать об этом в местных газетах: девальвация рупии привела к новому скачку роста цен. Рис подорожал почти в два раза. В полтора раза увеличилась стоимость муки. Цены на сахар и те возросли процентов на семьдесят.

Подошел сирдар: пора за работу, чтобы выполнить дневную норму. Друзья Риада стали прощаться с нами.

Мы возвращались в деревню около одиннадцати. Впереди нас шли несколько женщин в длинных юбках и двое мальчишек лет двенадцати. На головах они несли большие копны травы. Издали ноша казалась невесомой, а шаги грациозными, и, только нагнав их, увидели мокрые от пота спины и скованные усталостью движения.

— Женщины тоже работают на плантациях? — спросил я.

— Круг занятий женщин ограничен домашним хозяйством и плантациями. Вот, например, в нашей деревне. Наверное, процентов десять семей посвящает все свое время участку земли, которым владеет. Они могут прожить со своей плантации. Остальные делятся на две примерно равные группы. Часть, кроме дома и огорода, не имеет земли и может продержаться только работая в городе или поселке. Благо на острове все близко и автобусы ходят повсюду. А в сезон рубки тростника на полную катушку на плантациях работают все. За несколько месяцев нужно заработать столько, чтобы хватило и на мертвый сезон. Вот тогда люди заняты поисками возможности где-нибудь подработать...

— А вторая группа?

— Это мелкие плантаторы. Доходов от собственного тростника им не хватает. Они вынуждены тоже подрабатывать на плантациях или в городе. Риад как раз из них. Но мы отвлеклись. Ведь начали говорить о женщинах. Так вот, мне кажется, что со времени основания нашей деревни — а первые дома здесь построены где-то в 1912 году, — круг занятий женщин изменился очень мало. На заработки в город едут больше мужья и сыновья. Жены и дочери остаются в деревне, занимаются домашним хозяйством, идут на плантации.

— Ты же мне как-то рассказывал, что в экспортной зоне — на фабриках свитеров, джинсов —именно девушек принимают на работу охотнее всего.

— Совершенно верно, — сказал Ананд, — но, во-первых, новых рабочих мест сейчас почти не появляется. А во-вторых, не нужно забывать, что многие из них просто не могут выдержать изматывающий ритм конвейера. К тому же не в наших традициях отпускать девушек далеко от дома.

Мы подошли к машине. На другом конце деревни виднелись старые строения и высилась квадратная кирпичная труба. Часть верхней кладки обрушилась, и на косом срезе зеленели два куста и пучок травы.

— Видишь? — спросил Ананд. — Развалины старого сахарного завода. Посмотрим? Там, правда, ничего, кроме трубы, не осталось, зато труба — куда старше деревни. Первые клочки земли наши деды и прадеды получили на окраине плантации уже объединенного сахарного завода. За неплодородные, неудобные для обработки участки приходилось платить сбережениями нескольких поколений. Ты видишь, какие здесь поля? Изрезанные ручьем, а с той стороны — глубокий овраг... Сколько нужно было сил, чтобы обработать земли плантаторов и поднять эти участки! Сахарная промышленность создана в этой стране кровью и потом людей, привезенных из Индии. Это признают и сами плантаторы...

— Во время церемонии открытия сезона, — сказал я, — сахарную промышленность называли отраслью-матерью. Говорили об особом к ней отношении.

— Скорее особого отношения к сахарозаводчикам! Эти не думают ни о чем, кроме собственного кармана. У нас на острове эксплуатация всегда сопровождалась расовой дискриминацией. Белые плантаторы индийских кули не отличали от черных рабов, захваченных в Африке. Это часть истории Маврикия. Прошлое и в настоящем ощущается здесь на каждом шагу.

Десятилетиями складывавшиеся порядки предопределили современную социальную структуру страны. Отношения между владельцами сахарных поместий с мелкими плантаторами, имеющими по клочку земли, и с безземельными батраками находятся все время в зыбком равновесии. Социальные конфликты сотрясают это равновесие, каждую уступку трудящиеся добывают ценой нелегкой борьбы и тяжелых жертв. За двести тридцать восемь лет изменились формы борьбы, трудящиеся все больше осознавали необходимость организации и единства. Зато сахарозаводчики научились уступать в малом, чтобы сохранить главное — заводы и большие плантации.

Время от времени вспыхивают бурные дискуссии о сахарной монокультуре, часть капиталов вкладывают в экспортную зону — в производство джинсов и свитеров. Мелкие землевладельцы начинают использовать часть площадей для выращивания овощей. Все это вносит определенные изменения в экономику Маврикия, но не меняет ее основы.

И все-таки облик Маврикия определяет сахарный тростник. Его плантации окружают взлетно-посадочную полосу аэропорта Плезанс, подступают к отелям и пляжам, железобетонным домикам-коробочкам деревень, разбросанных у дорог. Серебрятся пологие склоны Центрального плато, когда ветер в середине лета колышет седые стрелки вступившего в пору цветения тростника.

А из окна самолета весь Маврикий кажется единой зеленой плантацией на синей глади океана. В сплошной зелени видны светлые пятна городов и сел, игрушечные строения сахарных заводов, синие узкие реки.

— Так что же, — спросил я Ананда на обратном пути, — благо или беда для Маврикия сахарный тростник?

— Не знаю, — ответил Ананд. Потом добавил с улыбкой: —- Одно, пожалуй, ясно: пока растет тростник, будет жить и наш остров.

о. Маврикий — Москва

Ю. Степанчук

Беспокойная прерия

На выставке, устроенной в Оттавском университете по случаю юбилея вступления провинций Манитоба, Саскачеван и Альберта в Канадский доминион, на глаза мне попался любопытный экспонат — брошюрке), выпущенная в 1870 году. Открывалась она обращением к читателю: «Иди на Запад, молодой человек. Иди на Запад!» Потом шло перечисление благ, суливших переселенцу быстрое обогащение. Это были и финансовые субсидии, и бесплатное предоставление надела плодородной земли в сорок гектаров, и многое другое. Язык брошюры был столь броским, что заставлял задумываться даже людей, далеких от желания менять насиженное место.