Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год
Шрифт:
Торгует маврикийским сахаром одна организация — «Синдикат». Он подписывает сделки на продажу сахара, фрахтует суда для транспортировки и выплачивает авансы поставщикам. «Синдикат» определяет и единую цену на сахар данного сезона.
В июне зеленые плантации тростника выбрасывают пепельного цвета стрелки, стебли наливаются соком, и ребятишки делают первую пробу сладкого урожая. Мелкие хозяева оттачивают мачете, на сахарных заводах идет последняя проверка оборудования после профилактики и ремонта. Приводят в порядок грузовики и узкоколейки для доставки срубленного тростника на сахарные заводы. Выводят из гаражей машины с прицепами,
Как работают эти люди, я не видел, и потому хотелось провести хотя бы день с рубщиками на плантации.
В ночь с пятницы на субботу прерывистый звон будильника поднял меня в три часа. В половине четвертого я заехал за Анандом, моим другом-маврикийцем. Не доезжая городка Роз-Белл, свернули на проселок, обсаженный манговыми деревьями.
Остановились у домика, спрятавшегося в банановых зарослях. Нас встретил лай собаки. В окне светился огонек — здесь, видно, давно уже проснулись. Скрипнула калитка, вышел хозяин, отогнал собаку и подошел к нам. Из темноты показались еще две мужские фигуры.
— Без десяти четыре, пора идти, — услышал я голос.
Нам нужно было пройти около двух километров до одной из плантаций, принадлежащих заводу «Риш-ан-О». Я знал, что во время работы будет не до разговоров, задавать вопросы надо сейчас.
— Почему мы вышли так рано? — негромко спрашиваю Ананда. Мы уже на окраине, но меня не покидает ощущение, что не все еще встали и лишний шум может помешать людям.
— У кого есть свой клочок земли — мелкие плантаторы — спешат управиться здесь поскорее. После работы на плантации завода нужно заняться и своими посадками. Семья моего приятеля Риада сводит концы с концами: у него немного своего тростника. Хуже тем, кто живет только за счет работы на сахарных баронов...
Риад, шедший впереди, услышав, о чем я спрашиваю, замедлил шаг.
— На себе узнаете... Когда встанет солнце, можно делать все, что угодно, но только не рубить тростник. Некоторые теряют сознание...
Деревня уже позади, стали успокаиваться растревоженные собаки. Казалось, все снова погружается в сон. Легкий шум ветра, шелестящего сухими листьями. За ручьем дорога свернула влево, а мы пошли прямо по стерне. Впереди были слышны голоса: оказывается, мы не самые первые.
Все заняли свои места, и работа началась. Свет фонарика освещал ряды высоких растений. Один за другим следуют резкие взмахи еле загнутых индийских мачете. Тростник срезают у самого корня, очищают от листьев. Ствол бросают влево, а все прочее — вправо. Размеренные быстрые движения. Я вижу, что Риад почти не разгибается, не поднимает головы. Проходит десять, двадцать минут — все те же ритмичные движения, ни одной остановки, ни одного слова.
На посветлевшем небе — фигуры Риада и его друзей.
Около часа мы с Анандом собираем тростник, складываем в кучки. Бригада должна срубить, собрать и погрузить его на металлические решетчатые поддоны.
Подошел сирдар — так называют на Маврикии человека, распределяющего работу. Он проверяет, сколько срублено тростника, как он собран и уложен. От отношений с сирдаром зависит, какой участок получит бригада рубщиков, и в конечном итоге — размер заработка. Сирдар — представитель владельца плантации, и наше с Анандом
участие в сегодняшней рубке заранее с ним согласовано.Ананд спросил, сколько тростника нужно срубить, чтобы выполнить дневную норму.
— На трех человек дневная норма составляет пять с половиной тонн тростника, уложенного в поддоны, — ответил сирдар. — Риад и его бригада справляются с этой задачей. Видите, они втроем берут шестнадцать рядов и идут быстрее других... И срез тростника как раз по норме.
Спокойная, приветливая речь видавшего виды человека.
— Рассудительный человек, — сказал я Ананду, когда сирдар отошел, — и очень неглупый, видать.
— На Маврикии служба сирдара идет с рабовладельческих времен, когда надсмотрщики ходили по плантации с плетью, — отвечает Ананд. — Много времени прошло, но отношения между людьми на таких вот плантациях не очень-то изменились, разве что плетью не пользуются.
Мы присели на кипу тростника, и Ананд продолжал:
— Одни владеют плантациями и заводами, другие работают на них. Среди первых — те, кто ведет свою родословную от рабовладельцев. Словно клещи вцепились они в эту землю, и пока никакой силой не выкурить их отсюда..
— Я видел их во время церемонии открытия сезона. Двести тридцать восьмого...
— Вот! Столько лет они здесь делают деньги на таких вот ребятах, как Риад и его друзья.
...Показался красный диск солнца. По океану, до которого отсюда километра два по прямой, пробежала светлая яркая полоса. Легкая дымка рассеялась, и все вокруг налилось сочными красками.
— Отдохни, — сказал Ананд Риаду, когда мы снова подошли к рубщикам.
— Сейчас будет завтрак... Да, пожалуй, пора.
Прежде чем мы сели в кружок и развязали свои сумки, Ананд взял мачете и минут десять срезал тростник. Он хотел показать Риаду, что не совсем еще забыл дело, к которому привык с детства. Взял в руки мачете и я. Он, конечно, застревал в тростнике, и мне приходилось два-три раза рубить по одному и тому же месту. Наша с Анандом неопытность вызвала у рубщиков улыбки, посыпались шутки, советы.
Мы напились воды из больших бутылей, потом ели по-индийски приготовленный рис с острой приправой.
— Ты не только разучился рубить тростник, — продолжал подшучивать над Анандом Риад, — ты, наверное, забыл наши сирандены. Ну-ка быстро отвечай. Мой дом желтый внутри и белый снаружи?
— Яйцо, — ответил Ананд.
— Я — деревянный. Когда на мне листья, то нет корней, а когда есть корни, то нет листьев?
Ананд задумался, а это вызвало смех присутствующих. На сирандены-загадки нужно отвечать мгновенно.
— Парусник, — наконец-то нашелся Ананд.
— Моя десятилетняя Памела отвечает быстрее, — хмыкнул Риад.
Ананд оживился. Эта игра, видно, напомнила ему детство.
— Ну давай дальше, — продолжал Риад, — а то наш гость из России подумает, что ты или вырос не на Маврикии, или совсем забыл, чему тебя здесь учили. Слушай! Тот, кто видит, не берет; кто берет, не ест; тот, кто ест, того не бьют; кого бьют, не кричит, а кричит не тот, кто плачет!
— Да ну тебя! Все перепутал. Разве поймешь, о чем ты? — Ананд улыбается, и я не пойму, действительно он не знает ответа или хочет доставить удовольствие друзьям.