Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год
Шрифт:
Сокращение охотничьих угодий тяжело сказывается на жизни индейских племен, а продажа сувениров не может закрыть прорех в бюджете. Как свидетельствует канадская статистика, около двух третей кри не имеют ни постоянной, ни временной работы и пробавляются случайными заработками, подачками туристов либо живут на нищенское пособие.
Многие индейцы, особенно получившие образование, все чаще задумываются над судьбой своего народа. Но разница во взглядах на будущее — от полного отрицания всего, что исходит от белых, до презрения ко всему традиционному, как бы мешающему выжить в нынешней жизни, — не дает возможности выработать единой точки зрения.
Правда, все чаще можно слышать такое вполне разумное мнение: необходимо не
Вышки во льдах
Многие километры вдоль дороги тянулись нефтехранилища, и это лучше всяких указателей свидетельствовало, что мы приближаемся к Эдмонтону — столице провинции
Альберта. Город вырос на месте форта-фактории, построенного трапперами и купцами. Теперь здесь нет ничего, что напоминало бы это не очень далекое прошлое. Символом Эдмонтона стал молодой розовощекий предприимчивый парень в джинсах, руки которого густо вымазаны нефтью, а карманы туго набиты долларами. Во всяком случае, изображение такого парня частенько встречается на рекламных щитах.
Всего четверть века прошло с тех пор, как из первой скважины на окраине Эдмонтона пошла нефть.
О нефти в этих местах было известно индейцам еще задолго до того, как на земле нынешней Альберты появились первые белые. Совершая свой долгий путь по рекам с юга к берегам Гудзонова залива, индейцы останавливались здесь, чтобы просмолить хрупкие берестяные каноэ черной вязкой жидкостью, сочащейся по прибрежным пескам реки Атабаски.
Нефтеносные пески Атабаски, залегающие почти на поверхности, по мнению специалистов, содержат в себе больше сырой нефти, нежели все месторождения Ближнего Востока, вместе взятые.
Из скромного городка у перекрестка путей к далекому золоту Эдмонтон превратился в опорный пункт развития нефтяной и газовой промышленности.
Говорят, недалек тот день, когда число жителей Эдмонтона перевалит за миллион. В эти предсказания верить можно, ибо север Альберты только-только открывает свои сокровищницы.
Гигантские землечерпалки извлекают на поверхность нефтеносный песок. Специальные установки очищают его от породы, и нефть, по цвету напоминающая золотистый мед, исчезает в объемистых резервуарах-хранилищах. Есть ли здесь географическая случайность или нет, но Эдмонтон со своими промыслами лежит почти на одной и той же широте, что и тюменские месторождения нефти и газа.
Главная контора компании «Панарктик ойл лимитед» находится в местечке Реа-Пойнт на арктическом острове Мелвилл — четыре часа полета на турбореактивном самолете от Эдмонтона. Каждый день в эти неприютные, скованные льдом и гранитными скалами места направляются люди самых разных специальностей, оборудование, строительные материалы, добывающая техника, полярные вездеходы.
Компания остро нуждается в людях и не скупится на посулы. Они так привлекают инженеров, буровых мастеров, трактористов, поваров, плотников и просто подсобных рабочих, мечтающих скопить монету на черный день. Многие из них, как считают эдмонтонцы, по характеру сродни искателям счастья, шедшим в золотоносный Клондайк с надеждой раздобыть сокровища.
В аэропорту Эдмонтона в ожидании посадки на рейсовый самолет мы коротали время за чашкой кофе, следя за взлетами и посадками воздушных лайнеров. Народу, все больше молодого, набилось в кафетерии предостаточно. Увидев, что за нашим столиком есть свободное место, к нам подсел парень лет двадцати пяти. Воспаленное до красноты лицо, почти бесцветные ресницы особенно подчеркивали голубизну глаз. На коротко остриженной голове — вязаная шерстяная шапочка, на плечи небрежно накинута заношенная парка, обут в высокие шнурованные кожаными ремешками непромокаемые сапоги. После нескольких глотков кофе затеплился ничего не значащий разговор о погоде и прочих пустяках.
Парня звали Олаф Густавссон. Оказалось, что родом он из местечка Гимли, что в Манитобе, а родители его по происхождению исландцы. Дед с бабкой приехали с Острова Гейзеров в Канаду лет семьдесят назад. Сам Олаф по профессии шофер, тракторист, знает двигатели, словом, механик-водитель. Сейчас работает в Реа.— У нас там рабочий день длится по двенадцати часов и больше, невзирая на погоду. Нужно делать свое дело и в пургу, и в пятидесятиградусный мороз. Лето — проклятое время, донимает гнус. В общем, не сахар. Работаешь, а сам считаешь дни до отпуска. Его нам дают через каждые две недели. Как правило, свободные дни проводим в Эдмонтоне. Если родня далеко, как у меня, добираться до них дорого. Я вот не видался со своими уже года полтора...
Нашу только-только разгоревшуюся беседу о том, как работают люди в арктических условиях, прервал голос информатора, объявившего посадку на самолет, отправлявшийся в Реа-Пойнт. Олаф заторопился, сказав, что надо еще успеть пройти досмотр. Мы удивленно переглянулись.
Тщательно проверяется багаж выезжающих, обнаруженные в нем спиртные напитки — даже одна бутылка — изымаются безоговорочно. По существующим правилам в тех районах, где добываются нефть и газ, алкоголь, его продажа и употребление категорически запрещены. А потом мы узнали, что по правилам, существующим для тех, кто вылетает в Реа-Пойнт, обязательно надо быть коротко стриженным, потому что длинные гривы представляют собой в царстве крутящейся техники серьезную опасность для жизни. Тут-то и стало ясно, почему в аэропорту нам встретилось довольно много молодых парней, напоминавших армейских новобранцев...
Беспокойный край вновь призывал на дальние рубежи искателей счастья. Не все — далеко не все! — найдут его.
Манитоба — Альберта — Москва
Юрий Кузнецов
Салака с брусничным вареньем
Не сразу до меня дошло, отчего это Иоханнес вдруг заскучал, замкнулся в себе и стал сторониться. Давно уже между краем моря и солнцем — широкий просвет, мы успели обойти несколько банок, а рыбы взяли самую малость.
Обрадовавшись Хели, девушке из Пярну, хорошо знавшей остров Рухну, где я бывал, совсем некстати пустился я в праздные рассуждения: вспоминал, как тамошние рыбаки вот на таких же двух деревянных рыболовных ботах — малом и большом — хорошо брали салаку и как потом в гостях у островитян я ел свежезажаренную рыбу с брусничным вареньем...
— Ei lahe, не идет, — говорила уже который раз Хели тихо и вкрадчиво, так, будто не подтверждала, а успокаивала Иоханнеса.
Старый рыбак перевел взгляд с удаляющихся поплавков на Хели, а потом, рассеянно оглядев палубу с поблескивающей рыбой, уставился на темнеющий вдали остров. Заговорил, и тоже тихо, по-эстонски. Непонятно было: то ли он отзывался на слова девушки, то ли говорил сам с собой. А я, зная лишь условия лова на этом северо-восточном побережье острова Хийумаа, мог предполагать, что Иоханнеса заботит ветер. Он дул с берега, но не был таким сильным, порывистым, каким нам казался.
Холодную пелену над серым пространством воды будоражила и разрывала на скорости наша эрбешка, и влажный дождевой воздух, разлетаясь в стороны, лупил нас по лицам, раздирал одежду.
— Он говорит... надо немного ветер, — услышал я за собой рыбака, самого улыбчивого на боте, но до сих пор не проронившего ни слова.
Почувствовав, что я рад ему, хочу спросить о чем-то, он сказал:
— Меня зовут Эндель.
Эта несвойственная эстонцам поспешность расковала меня и, кажется, придала моему вопросу шутливый тон.