Журнал «Вокруг Света» №04 за 1962 год

Чистая большая комната с голыми стенами. Два шкафа, обклеенные рекламными плакатами оранжада. Столы — простые доски, уложенные на козлы. По обычаю, хотя ярко светят электрические лампы, в черепках, обернутых станиолем, слабо мерцают свечки.

— Мы очень рады, что так много советских гостей пришло сегодня в наш рабочий дом. — Лицо Эйлы разгорелось, рукава кофточки засучены по локоть.

Наш гид Эйла — секретарь губернской организации общества «Финляндия—СССР». Этот пост раньше занимал ее муж. Сейчас он по приглашению Союза советских обществ дружбы с зарубежными странами учится в Московском университете — и она работает вместо него.

— У нас правило, — говорит Эйла. — Сначала поют хозяева, потом — гости.

И она запевает шуточную народную песню.

Дружно поют хозяева. Начинаем подтягивать и мы. Всего несколько минут, как мы встретились с этими людьми, но уже чувствуем себя легко и просто.

Утро в Лахти. Еще в предрассветной тьме на торговую площадь в самом центре съезжаются грузовики и подводы, лимузины и лакированные фаэтоны в упряжке, тракторы с прицепами и тачки. И вот уже вся площадь заставлена палатками, киосками, столиками, светится огоньками. Здесь все — овощи, фрукты, изделия ремесленников, продукция патентованных фирм — и даже живые цветы в декабрьский снег и мороз: горделивые тюльпаны на тонких бледно-зеленых ножках, душистые гвоздики, хризантемы... Живые цветы мы встречали в Финляндии повсюду: на базарах и за витринами магазинов, в квартирах, отелях и школьных классах. То, чем обделила страну природа, люди стараются восполнить в бесчисленных оранжереях и теплицах.

В час дня торговля прекращается. Площадь пустеет, и уже ничто не напоминает о базаре.

Мы стоим на лесистом холме у высокого обелиска из красного гранита. На камне высечено: «За идею братства вы шли на смерть, чтобы солнце свободы взошло над страной».

О многом напоминает этот обелиск... В январе 1918 года финская буржуазия, охваченная страхом перед революцией в России и ростом революционного движения финского пролетариата, развязала в стране гражданскую войну. Передовые рабочие, крестьяне, интеллигенты объединились в отряды Красной гвардии и задали трепку белогвардейцам. Тогда контрреволюция призвала на помощь войска германских империалистов...

В Лахти шли самые жестокие бои рабочих-красногвардейцев с белой гвардией и иностранными наемниками. Город несколько раз переходил из рук в руки.

Легендарную славу оставил красногвардейский женский батальон. Он сражался до последнего патрона.

Гранитный обелиск установлен на братской могиле женщин-красногвардейцев.

Ежегодно 29 января у братской могилы торжественно отмечается День красногвардейцев.

Перед самым отъездом мы побывали в Лахтинском комбинате ремесленных училищ. Это гордость города и всей страны. В комбинате много школ: промышленная, строительная, коммерческая, техническая, рукоделия и домашнего хозяйства, кустарной промышленности, медицинских сестер и другие.

Прекрасные здания, спортивные залы, бассейн для плавания с трамплинами и вышками... Но обучаться в этих школах могут немногие.

Проблема образования очень сложна в Финляндии. Как и по всей стране, в Лахти не хватает школ: на два места — три претендента. Восьмилетняя народная школа дает начальное образование, но не предоставляет права на продолжение учебы в институте или университете. Для этого после четырех классов народной школы надо перейти в лицей и проучиться в нем еще восемь лет. А учеба в лицее стоит немалых денег.

Студент университета, проучившись год, может без всякого разрешения сделать перерыв на... девять лет. И только по истечении десятого года его имеют право исключить за «непосещаемость». Как правило, студенты год учатся, а потом делают перерыв на год-два. Как-то мы прочитали в газете, что университет в Хельсинки окончил студент 72 лет от роду.

Такие «льготы» объясняются тем, что студентам вузов за все приходится платить, даже за сдачу экзаменов. Расходы студентов почти равны заработку рабочего. Вот отчего средний возраст выпускников финских вузов — 29 лет.

Бежит по холмам дорога. По обеим сторонам ее громадные валуны в белых шапках, деревянные коттеджи — красные, кремовые, голубые. И леса, леса... Вечнозеленые сосновые боры и ельники. Леса занимают две трети территории Суоми и служат основным сырьем для промышленности.

Середина декабря, но неожиданно тепло, снег осел и вот-вот начнет таять. Для Суоми такая температура в разгар зимы не каприз природы. Хотя Финляндии одна из самых северных стран в мире, климат ее довольно мягкий. Даже в Лапландии средняя температура самого холодного месяца — февраля — колеблется между минус 11 и минус 15 градусами.

Дорога петляет по холмам, и что ни вершина — чарующий вид на цепи озер, продолговатых, с изрезанными лесистыми берегами и живописными островками.

— Как называется это озеро?

— Разве запомнишь? Их тут!.. «Наш тысячеозерный дом» — часто называют свою страну финны. Существует легенда о том, как они возникли. При сотворении мира ангел в ковше Большой Медведицы нес воду для одного из будущих морей. Он загляделся на звезды, споткнулся и пролил воду на каменистую землю Финляндии. Так появились на свет 56 тысяч больших и малых озер Суоми.

56 тысяч — не точная цифра. Финны говорят, что озер еще больше. Они занимают около восьми процентов всей территории страны.

И все же озера не идут ни в какое сравнение с болотными топями страны. 33 процента всей площади Финляндии занимают болота; причем владения их год от года непрерывно растут — идет процесс заболачивания неглубоких водоемов, переувлажненных лугов и лесов. Само название страны — «Суоми» — в переводе с финского означает «Болотная земля».

Но болота где-то там, в стороне от дороги. А вдоль нее выстроились, как на параде, сосны и ели с настороженно замершими ветвями. Они словно боятся шелохнуться, чтобы не сбросить с ветвей серебряную парчу. И через равные интервалы мелькают бензоколонки с огненными рекламами: «Ford», «Esso», «Union»... Кстати, обосновавшимся в Финляндии предприятиям американских нефтяных королей приходится порой перерабатывать и продавать клиентам и советскую нефть, которую импортирует Финляндия. А на дорогах, на улицах городов, на стоянках мы то и дело встречали советские «москвичи», «волги», «чайки», грузовики и мотоциклы. Наши автомобили пользуются у финнов спросом. В прошлом году был даже установлен своеобразный рекорд: в Хельсинки продали 25-тысячный «Москвич». На второе место вышли чехословацкие «шкоды».

На остановке у парка-заповедника «Ауланко» к нам подкатывает на велосипеде коренастый мужчина в потертом тулупчике.

— Советские? — на чистейшем русском языке обрадованно говорит он. — Услыхал, что должны приехать. Ищу машину с большим красным флагом...

Фамилия его Чернов. Оказывается, еще при Екатерине Второй за какой-то проступок сюда, в дикие болота, выселили из-под Москвы десять крестьянских семей. Среди них были и предки Чернова. Сейчас здесь уже четыре деревни, все жители их говорят по-русски, выписывают «Правду», «Комсомольскую правду», «Советский Союз», «Огонек»...

Чернов засыпает нас вопросами о жизни крестьян в Советской стране. Мы дарим ему фотографии и значки.

— Вот-то будет моим радость, вот-то радость!..

Требовательно сигналит автобус.

— Чего вам так торопко? — огорченно говорит Чернов. — Так хочется побольше узнать...

Но нам действительно торопко — впереди город, чье название связано с революционной историей нашей страны, —

Тампере

В Тампере мы спешим к высокому зданию, на стене которого высечен барельеф, а под ним имя на трех языках — финском, шведском и русском: Ленин...