Журнал «Вокруг Света» №04 за 1983 год

Пока частная собственность существует, значит, существует эксплуатация человека человеком. Но государство контролирует эти отношения. Существуют комитеты защиты сандинизма, которые отстаивают интересы трудящихся.

Робело — миллионер. Ему принадлежат плантации земляного ореха, пляжи, фабрики по первичной обработке хлопка, фабрика по производству хлопкового масла, мыловаренный завод. У него есть собственные самолеты, чтобы сбрасывать химикаты на поля, и самолеты для прогулки. Все это до поры до времени, конечно... Раньше капиталисты сами вывозили свои продукты за границу и сами получали доходы. Теперь же они должны продавать урожай государству, а государство продает его за границу. Поэтому студенты ехали помогать не миллионеру, а народной власти: чтобы заработать больше валюты для благосостояния страны.

Вот мы и увидели, как живут крестьяне, которые батрачат на богатого человека.

Живут они в длинных бараках. Коридор. Десять каморок с одной стороны и десять с другой. В каждой каморке грубые трехэтажные нары. Дверей нет. Стола тоже нет. Спят в одежде. Здесь же стирают белье. Сток воды не предусмотрен, и грязная жижа остается тут же.

Столовые хуже не придумаешь! Одна ложка на всех, одна тарелка на всех, один стакан на всех! Здесь же гуляют голодные свиньи, бегают худые собаки, куры. Кругом грязь, пыль!

Крестьяне встают в три часа ночи и идут в поле, а возвращаются с заходом солнца. Тяжелый труд, безрадостная жизнь! Иногда крестьянам показывают фильмы на английском языке. Зачем они им, эти картины с красивыми домами и на непонятном языке?

В первый же вечер мы дали концерт для крестьян: пели революционные песни, читали стихи. Всем понравилось.

Нам пришлось работать как крестьянам, но без привычки было очень тяжело: беспощадно пекло солнце, всегда хотелось пить. Однако трудились дружно, и никто уже не вспоминал, из какого он университета. Здесь мы были едины: нас сплотил хлопок.

Студенты часто проводили дискуссии о политике, об экономике. Самые начитанные рассказывали другим о социализме в СССР. Сейчас в Никарагуа продают много книг и журналов о Советском Союзе.

Мы должны были работать две недели. Но когда нам предложили остаться работать еще на семь дней, почти все согласились: понравилось работать вместе. Решили: в каникулы — через полгода — поедем на уборку кофе.

Так постепенно рождаются новые отношения между людьми и новое отношение к работе. Судите сами: за две недели нам заплатили, а третья-то была бесплатная! Деньги, заработанные студентами сверх плана, пошли в фонд солидарности с борющимся народом Сальвадора.

Крестьяне после революции совсем не те, что были раньше. Растет их политическое сознание.

Один раз произошел такой случай: хозяин решил «подарить» всем студентам бесплатный суп. Мы смеялись: какой добренький капиталист — супчик дарит! А кто-то из крестьян сказал:

— Товарищи, не думайте, что это бесплатно! Все оплачено нашим потом! Когда мы взвешиваем мешки с хлопком, нас обсчитывают. Когда нам платят деньги за собранный хлопок, нас обворовывают. В здешнем магазине нас тоже обманывают. Так что нет никаких подарков! Хозяин скоро просто лопнет от денег. Но будет и на нашей улице праздник!

Так сказал крестьянин, простой человек, который раньше рта не смел раскрыть...

...Прямая стрела Панамериканского шоссе ведет из Манагуа на север, в департамент Матагальпа, где проживает четверть миллиона никарагуанцев. За окном автомобиля мелькают плантации. Вот вдоль дороги потянулась очередная ограда, непохожая на другие. Что ни столбик, то флажок: красно-черный, затем бело-голубой, снова красно-черный, опять бело-голубой... Один — символ Фронта национального освобождения имени Сандино, второй — национальный флаг республики.

— Как вы думаете, что это? — улыбается наша спутница Гладис Мендес. Мы пожимаем плечами.

— Это народный кооператив. Никарагуа — аграрная страна. На полях и плантациях трудится 70 процентов никарагуанцев. Для решения проблемы сельского хозяйства, обеспечения населения основными продуктами питания, увеличения урожайности главных экспортных культур — кофе, хлопка, сахарного тростника — революционное правительство осуществляет аграрную реформу. Одной из первых радикальных мер стал декрет № 3, в соответствии с которым была экспроприирована вся земельная собственность семейства Сомосы и его ближайшего окружения. На конфискованных землях, площадь которых превышает миллион гектаров, в первые два года после революции были созданы полторы тысячи госхозов, которые дают теперь 16 процентов внутреннего валового продукта. Аграрная реформа развивается. Ее новые положения предусматривают конфискацию крупных поместий. Министерство сельскохозяйственного развития и Институт аграрной реформы создают на них кооперативы или распределяют между безземельными крестьянами, батраками, издольщиками...

Третий рассказ Густаво

— Хотите посмотреть мою комнату? — предложил Густаво, когда я зашел к нему в воскресенье. До сих пор мы беседовали в гостиной, и я понял, что приглашение это неспроста. Видно, мальчик покажет что-то не совсем обычное. Топчан, письменный стол, книжные полки, окно, выходящее в небольшой палисадник.

— Посмотрите сюда,— Густаво показал на потолок, который явно требовал ремонта.— Знаете, что это такое? Следы от пуль. Хотите расскажу?

...Уже было невозможно жить. Сомоса зверствовал, очевидно чуя свои последние часы. Нашим постоянным спутником стала неуверенность: опасно ходить по улицам, опасно оставаться дома, опасно идти в магазин. Опасно быть молодым!

В нашем районе ночью погас свет. Мы услышали автоматные очереди. Было страшно.

В дверь постучали. Надо открыть... Что нас ждет?

Вошел парень лет двадцати пяти — с глазами орла, с пистолетом, с гранатами. Его окружали другие партизаны.

— Сохраняйте спокойствие! Фронт сандинистов начал последнюю атаку. Нам нужны люди, чтобы строить баррикады. Нужны инструменты, оружие, медикаменты, ветошь. Вы можете нам помочь?

Узнав, что эти парни — сандинисты, мы очень обрадовались. Чего только не сделали бы для них! Мы хотели, чтобы уже завтра они победили. Но борьба была трудной.

...Проходили длинные дни, ночи без сна. Кончались продукты. Тем немногим, что у нас было, мы делились с партизанами. Команданте Пако — тот самый, с глазами орла — казалось, никогда не уставал. Никто не знал, когда он ест, когда спит. На улицах каждую ночь слышался его голос:

— Свободная родина или смерть!

Сотни людей вторили ему. Голос команданте Пако помогал бороться со страхом, заставлял действовать, объединяться. Никогда не забуду этот голос — такой твердый, такой уверенный в победе.

Днем Пако был всюду, у него были тысячи глаз, тысячи ушей, тысячи рук. Его штаб находился в соседнем доме. Когда Пако узнал, что мой годовалый брат заболел, он отвел нас в госпиталь сандинистов. Пако же достал и молоко для ребенка. Он был очень человечный, но жестокий к сомосистам, к доносчикам, к шпикам — ко всем врагам.

Когда Пако приходил в наш дом выпить черного кофе или съесть «гайо пинто» («Гайо пинто» («крашеный петух») — блюдо из смеси риса и фасоли, популярная пища в бедных никарагуанских семьях.) — единственное, что у нас было, — мы разговаривали. Я спрашивал: почему сандинисты не идут в атаку на президентский дворец? Почему разрешают самолетам Сомосы фотографировать позиции партизан? А потом на нас бросают бомбы, стреляют из танков... На это Пако спокойно отвечал, что каждая война имеет свою тактику. Приказ главного штаба Сандинистского фронта — удерживать все стратегические точки в Манагуа, оперативными действиями выматывать силы гвардейцев Сомосы.