Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год
Шрифт:
Влетаем в самое пекло порога. Володя сросся с ручкой мотора. Сейчас и лодка и наша жизнь в его руках. Дрогнет рулевой, лодка встанет бортом к валу, ее мгновенно перевернет, затянет под воду и раскрошит о камни.
Крепкая обшивка лодки выдержала, и мы вылетели в полосу бурунов за порогом. Потом пошла зыбь. Пронесло!
Чтобы обуздать неистовство реки, нужно знать законы ее жизни. Для этого на Ангаре и притоках созданы специальные водомерные посты. Круглый год, капля за каплей, собирают наблюдатели данные об уровне, расходе и температуре воды.
К одному из этих постов мы шли по тропинке вслед за техником-гидрологом Андреем Ивановичем Сараевым. Тропка кружила по берегу таежной речушки со смешным названием Кокуй. Речка иногда пропадала под нагромождениями бревен, сучьев и вырванных с корнем кустов.
—
Тропка свернула влево, и мы вышли к подвесному мостику через Кокуй. Это и есть главное «сооружение» водомерного поста. Андрей Иванович рассказывает, как натягивал тросы, как закреплял их на бревнах, врытых в землю. Теперь можно, не замочив ног, вести наблюдения.
Инструмент наблюдателя несложен: металлический шест с делениями, которым замеряется уровень реки, термометр со стаканом, позволяющий очень точно узнать температуру воды, и прибор для определения скорости течения. Круглый год, в любую погоду, дважды в сутки пробирается наблюдатель по таежной тропе на свой пост.
Кокуй капризен: то чуть звенит по камням прозрачной струей, то, после дождей, замутится, вздуется и несет в Ангару таежный мусор.
Уровень низовьев Ангары во многом зависит от притоков, которые ее питают. Если в верховье уровень воды устойчив, то здесь по нескольку раз за лето он резко поднимается, причиняя немало хлопот сплавщикам леса и местным жителям. Не учитывая этого, нельзя всерьез приниматься за большое строительство.
...И снова мы на Ангаре. Надвигаются черно-синие горы, плывут навстречу голубые острова, синей дымкой подернута тайга. По утрам, когда между скалами виснет туман, в их причудливых очертаниях невольно ищешь контуры будущей плотины. Ведь она поднимется над этими водами. Может быть, под днищем нашей лодки дремлют камни, на которые ляжет ее бетон...
Н. Димчевский / Фото Н. Немнонова
Не споткнись о Полярный круг
Две желтые папки
Песня была знакомая: «Много разных кладов зарыто под северным льдом, не споткнись о Полярный круг, добираясь до них».
Алексей вполголоса бубнил слова старой экспедиционной песни. Черт бы побрал, меня даже это раздражало. Мы совсем не ложились спать в эту ночь. Мы решали сейчас наше сугубо личное дело, и я не помню, с каких пор повелось так, что каждый раз, прежде чем принять важное решение, мы уходили на наше особое место. Было такое удобное место невдалеке от поселка, там, где береговой обрыв переходил в кочковатую россыпь тундры и море плескалось в десяти метрах от входа в избушку.
— Так что будем делать? — в двухтысячный раз спросил меня Старик. Алексея все почему-то звали Стариком, и это подходило к нему лучше любого имени.
— Давай будем думать, — ответил я в две тысячи первый раз.
Перед тем как спуститься к дому, Старик остановился поправить крепление на лыже. Несколько куропаток, обладавших при жизни замедленной реакцией, коченели в связке. Вечер делал снег синим, а камень на вершине — черным. Старик достал бутерброды. Они были завернуты в цветные оттиски фотографий из какого-то журнала. На фотографиях были пальмы, черные большеглазые ребятишки, лодки-сампаны. Мы долго рассматривали их, фотографии наводили на всякие мысли.
— А знаешь... — сказал Старик.
— Знаю, — ответил я.
И мы начали разговор, который долго уже обдумывали каждый отдельно. Мы живем на Чукотке. Я геолог, то есть бродяга по профессии, Старик — бродяга по увлечению. Геологи видят мир — это лицевая сторона медали, но они не всегда идут гуда, куда хочется. План есть план, и маршруты заранее жестко проложены по карте. Будет отпуск, и мы обязательно закрутим маршрут «поперек Чукотки», такой, какой нам захочется. Из всех синих сопок мы выберем самые синие, из голубых рек — самые нехоженые. У нас будет медаль без оборотной стороны.
Только потом я понял, что в тот вечер мы рассуждали как наивные младенцы. «Брести куда глаза глядят». Мы энергично разрабатывали варианты. Один
был лучше другого, и все походили на перевернутые косточки домино: угадай, который нужнее. Нужна была цель. Наша идея стала здорово напоминать мыльный пузырь. Она отливала всеми цветами радуги и... висела в воздухе. Трагическая судьба мыльных пузырей была нам известна еще по опыту далекого детства....Две желтые папки попались мне на глаза случайно. Я прочел их содержимое взахлеб и, только перевернув последнюю страницу, заметил с удивлением, что переплеты у папок не из потемневшей кожи с бронзой, а из обыкновенных скоросшивателей и что нет в них истлевших пергаментов и карт с нарисованными от руки человечками. Вторая половина XX века неумолимо смотрела на меня входящими номерами писем и загогулинами резолюций. Содержание папок, однако, искупало все. «Дело №» — было напечатано на желтом картоне, а поперек шли карандашные надписи: «Переписка с заявителем Уваровым В. Ф.» на одной и «Переписка с заявителем Баскиным С. И.» — на другой. Стало до чертиков ясно, что именно в этих папках лежит плоть и кровь нашей идеи. Эпоха мыльных пузырей кончилась.
Мы изучали содержимое папок днем и ночью. Особенно приятно было изучать их ночью, когда снег переставал скрипеть за окнами и мыши начинали нагло шебаршить за обоями. Настольная лампа с понимающим видом заглядывала в бумаги, двустволки на стене хранили безучастное молчание... Переписка с заявителем Баскиным и переписка с заявителем Уваровым. Очень все это было интересно.
Две невероятные история
Папка с «делом Уварова» старшая по возрасту. Основу ее составляет первое объемистое письмо Уварова, все остальное только дополняет, уточняет и... запутывает.
В 1930 году Василий Федорович Уваров приехал на Чукотку в качестве одного из уполномоченных акционерного Камчатского общества. Должность его звучала для Чукотки несколько иронически — «лесозаготовитель». В погоне за редкими островными лесами Уварову приходилось довольно много ездить по Анадырю и его притокам и постоянно сталкиваться с местным населением. Необходимо помнить, что это были годы, когда советизация полуострова практически еще только начиналась. Вдоль берегов беспрепятственно бродили контрабандные шхуны с американскими товарами, кулаки все еще хозяйничали в тундре. Область к востоку от Колымы на всех картах считалась если не «белым», то уж во всяком случае достаточно «серым» пятном. В одну из поездок Уваров услышал легенду о том, что среди хребтов Анадырского нагорья имеется гора, почти сплошь состоящая из самородного серебра. Гора находится на небольшой речке Поповда, имеет незначительные размеры и носит название Пилахуэрти Нейка. Речка Поповда находится где-то в узле, сводящем вместе верховья Анадыря, Анюя и Чауна. Уваров дал телеграмму в Москву начальнику Геолкома и получил ответ: «Достаньте образцы на наш счет». Однако предпринятая Уваровым экспедиция окончилась неудачей: в пургу он отбился от каюров, потерял снежные очки и чуть не ослеп. Позднее Уваров отказался лично участвовать в экспедиции и, выдав проводникам подарки, попросил их привезти образцы в Анадырь. Оленеводы обещали приурочить посещение горы к сезонному циклу перекочевок, однако ко времени их возвращения Уваров вынужден был покинуть Чукотку и больше туда не возвращался.
Письмо было составлено как увлекательная кладоискательская история, с легким запахом блаженных времен кольтов, квадратных челюстей и таинственных злодеев в масках. Уваров собрал сведения о том, как при Александре III была сделана попытка заплатить чукотским серебром ясак, в письме фигурируют «чукотский король» Шитиков (кстати, историческая личность), канадец Шмидт, пытавшийся добывать серебро в компании с одной американкой, и много других, не менее экзотических личностей. В целом оставалось впечатление заманчивой, но малодостоверной истории. Правда, мы знали, что указанный Уваровым район и по настоящее время был охвачен лишь рекогносцировочной геологической съемкой, при которой даже «валяющееся на поверхности» месторождение могло, вообще говоря, остаться незамеченным. Но вряд ли это было так. Скорее всего, основанием для возникновения легенды послужило одно из месторождений отдаленно похожих на серебро минералов: антимонита или галенита. Они, кажется, встречались в указанном Уваровым районе довольно часто. Остальное же можно было отнести за счет времени и воображения.