Журнал «Вокруг Света» №05 за 1974 год

— Куче, кученце! 1 — позвал он собаку и снова застучал в дверь.

1 Собака, собачка (болг.).

Пес зашелся в лае, но изба молчала. Борис вырос в деревне и знал: покинутую людьми собаку — даже самую лютую — голос человека обрадует. Если пес злится и лает на голос, значит, он не покинут, он охраняет дом.

Мороз крепчал.

Борис достал ведро, покидал в него ветошь, налил солярки и негнувшимися, задубеневшими пальцами чиркнул спичкой. Вспыхнул огонь, сначала будто нехотя, лениво, а потом пламя вырвалось из ведра и вокруг выросли тени. Борис тянул к огню руки, пригибался, чтоб отогреть лицо, подставлял всего себя, валенки...

— Что за леший, батюшки?

Борис резко выпрямился и обернулся: перед ним спокойно стояла старуха. Огонь освещал ее полушубок, шаль, кружевную от инея. На валенках у нее были лыжи.

— Цыган, что ли? — вглядевшись в его лицо, спросила бабка.

— Булгар... Болгарин... Шофер. Машина сломалась... Избу не открыли.

— Господи, не открыли, говоришь? — старуха властно кивнула ему и сказала: — Шагай за мной...

У крыльца избы, где только что лаяла собака, старуха сняла лыжи, скинула с плеч рюкзак и поднялась по ступенькам. Собака за дверью радостно заскулила.

— А кто тебе может открыть? Во всей деревне одна я только и живу.

Она нашарила где-то за доской ключ и отомкнула замок.

На крыльцо выскочила маленькая лохматая собачка и, подпрыгнув, лизнула старуху в нос, а затем закрутилась возле Бориса, не то ворча, не то радуясь.

Старуха звякнула щеколдой, распахнула дверь и втолкнула Бориса в теплую избу.

— А ну не крутись, Рыжик, под ногами — дай свет зажечь... Я как знала: с утра печку истопила, щец сготовила, а хватилась — хлеба-то нет. Ну и тронулась в соседнее село, в магазин. Хотела было у снохи заночевать, да собаку пожалела — и обратно вернулась.

Хозяйка запалила керосиновую лампу, свет выхватил из темноты нехитрое убранство избы: стол с лавками, полати, иконы в углу. Борис бессильно опустился на сундук у дверей: в тепле он почувствовал, как промерзло тело.

— Да ты, милый, никак совсем замлел. Я сейчас... Мигом...

Она опустилась перед ним на колени, стащила валенки, распахнула его полушубок, потом кинулась к шкафчику, звякнула чем-то, и Борис почувствовал резкий запах водки.

— Пей сразу!

Тепло разлилось по телу,

— Как тебя зовут?

— Борис.

— Ишь ты, как моего сына... А меня — бабка Варвара. Ты ведь мог и замерзнуть до смерти — не подоспей я. Вот уж бог надоумил не ночевать у снохи...

— Что есть сноха? — спросил Борис.

— Да жена сына моего.

Старуха вытащила из печи чугунок, налила щей в миску и поставила ее на стол, потом из рюкзака вытащила буханку хлеба и сказала:

— Садись...

После щей Борис пил чай с сушеной малиной. Тень старухи, двигающейся по избе, ломалась на стене. Бабка Варвара заставила его раздеться до белья, натерла ему ноги водкой и указала на печь:

— Лезь...

На печи пахло луком, связки его висели у потолка, чесноком, сушеными яблоками. Борис завернулся в овчину, и сон накрыл его теплым одеялом.

Очнулся он от разговоров. Отодвинул ситцевую занавеску и глянул вниз: за столом у пыхтящего самовара сидели Коля Букалов, старшой колонны, и Иванко Арнаутский. Окна избы молочно белели. Варвара прихлебывала чай из блюдечка и слушала, как Коля рассказывал о стройке, на которой они работают. Иванко тоже пил чай, степенно слизывая варенье с ложечки.

— Насос привезли? — крикнул Борис.

— А, замерзший очнулся, — засмеялся Букалов. — Ты все проспал... И насос привезли, и поставили, и твою машину отогнали и разгрузили. Ждем вот, когда очнешься. Пора ведь и в обратный путь.

Перед тем как попрощаться, Борис спросил Варвару:

— Так одна и живешь? Без людей?

— Так и живу. Сын зовет в соседнее село, да я не еду. Здесь век прожила, здесь и успокоюсь. А чего мне бояться? Я в лесу выросла. А по дороге люди ездят, ко мне заходят. Новости говорят...

Борис Василев снял вязаный шарф и подал Варваре:

— Подарунок от меня.

— Христос с тобой... За что обижаешь, не возьму...

— Не полагается, бабуся... У болгар такой обычай, не возьмешь — обидишь, — вступил в разговор Коля.

— Ладно, раз обычай такой — возьму...

Она повесила на гвоздь, под рамку с фотографиями, синий вязаный шарф, затем подошла к сундуку, согнала с него Иванко, откинула крышку, нагнулась. По избе поплыл резкий запах нафталина. Наконец она нашла, что искала, подошла к Борису и протянула варежки из козьей шерсти.

— И у нас обычай в деревне — отдаривать. Бери...

С тех пор, когда бы ни заглянул к Варваре гость — проезжающий шофер или еще кто из путников, — она показывала на шарф и рассказывала: — Подарок от болгарина. Они, болгары-то, песок в тайгу возили мимо меня. Ну, у одного болгарина машина возьми и сломайся. Он понадеялся на деревню, друзей отпустил, а сам остался. А деревня-то — один мой дом... А я в отлучке была — за хлебом наладилась. И хотела уж в селе-то у снохи заночевать, да передумала. Возвратилась, а мой болгарин над костром пляшет из последних сил. Вот ведь как бывает...

Возрожденный лес

...Из-за горы с ревом медленно выползает мощный трактор и начинает спускаться по только что проложенной дороге. Груженный древесиной прицеп подминает папоротник и мелкий кустарник, пробивающийся между камнями.

Для людей, живущих в Сьерра-де-Баракоа, в течение веков мул был единственным и незаменимым видом транспорта. Появление в этих краях мощного тягача — событие исключительное. Его можно сравнить только с приходом сюда в 1961 году группы молодых учителей-добровольцев, которые меньше чем за год научили всех жителей деревень читать и писать. Другие молодые люди приехали сюда, в Баракоа, чтобы возродить леса.

В доколумбову эпоху вся Куба была покрыта густыми лесами. В течение четырех веков после открытия и завоевания острова здесь велась бесконтрольная вырубка лесов. Лесные богатства Кубы быстро сократились.

Растущий спрос на кубинскую древесину, использовавшуюся в Европе для изготовления изящной мебели и деревянных украшений во дворцах и монастырях, превратил ее в один из самых выгодных для испанской короны товаров. После того как Куба получила независимость, ее древесина стала выгоднейшим сырьем для США, которые подписали в 1903 году специальный договор, позволивший вести вырубку строевого кубинского леса американским промышленникам. И к 1920 году лесные богатства страны оказались на грани полного уничтожения.