Журнал «Вокруг Света» №05 за 1989 год

14 июля. Двадцатый день путешествия начался... До семи утра гребу без приключений, всего раз сидел на

мели и пять раз тащился по льду. Ветер достиг штормовой силы. Гудит, трещит, стреляет, хлюпает. Хорошо, что дотянул до надежного укрытия за косой — лед надвинуло прямо на противоположную сторону узкой косы. Вчерашние проходы, безусловно, закрыло. Что впереди?

Знаю, самое главное — заставить себя начать работать. Разогреешься— и тогда сам черт не страшен. Отхожу в полный прилив. Между оторванными, засевшими на косе стамухами и нетронутым полем образовался коридор. Иду по нему километр, три и сразу же упираюсь в цепь высоких торосов. Высаживаюсь на берег и бреду с биноклем на возвышенность. Дорога возможна только через торосы. Как бы то ни было, ближайшая задача ясна. Отгребаю назад, выбирая удобное место для прохода. Надо же, нагромоздило?! Вершины отдельных пирамид достигают десяти метров. Вот уж необузданная сила! Седловину нашел между двумя высокими пиками, сойтись им не дала льдина, вставшая на ребро. Не один час работаю топором, прорубая полутораметровый проход для лодки. Хорошо, что взял в путешествие настоящий топор лесоруба да топорище к нему сладил надежное. Снег прекратился, кратковременными зарядами идет дождь. На горизонте обозначилась полоска чистого неба. Неужели сегодня увижу солнце? До воды дотащился за полчаса, немного погреб и. опять уперся в лед. Да такой, что тоска берет. Ни обойти, ни объехать. Глыбы, севшие на дно, образуют провалы. Из этого лабиринта не выбраться. Придется рубить канал вдоль берега к чистой воде и там дождаться прилива.

За два прилива одолел километров тридцать. День сегодня удачный, тепло, солнечно. Огорчило лишь одно купание. Тащил лодку через льдину, конец развязался, и я с головой угодил в полынью. И холодная же вода!

18 июля. В полночь оказался в таком льду, что груженую лодку через него тащить было невозможно. Решил сделать две ходки с грузом. Рюкзак с тридцатикилограммовой поклажей отнес и пришел за вторым. Но одолеть не сумел, сил больше не было. Вынес груз из затапливаемой приливом низины, развел рядом костер и вернулся: до утреннего прилива надо хотя бы в лодке немножко отдохнуть. Завел будильник на пять часов.

Мощный прилив дал возможность сразу обойти торосы и вытащить лодку на ровный лед. Тащу «нарты» шесть часов. Такого ровного льда еще не встречалось. «Ошвартовался» у бревен, вмерзших в припай. Поставил варить обед. Рядом снуют две птички. Подбегут близко и снова в сторону, как будто зовут куда-то. Одна и крыло опустит, и припадет на бок. Знакомы мне эти повадки — от гнезда отвлекают. Но где же оно? Надо посмотреть, все-таки рядом костер. И действительно, в двух метрах

от него, на самом краю невысокого берегового обрыва, обнаружил гнездо. В нем четыре зеленоватых в крапинку яичка. Самка затаилась рядом с гнездом. Она оказалась значительно крупнее самца. Последний и симулировал раненого, выполняя роль защитника. Стал наблюдать, что наседка будет делать. Яйца же надолго без тепла здесь не оставишь. Дым от костра прямо на гнездо тянет. Попрыгала, попрыгала птаха — и на гнездо. Сам я сижу в трех метрах. Ни человек ей не помеха, ни дым. Силен инстинкт сохранения потомства. И все же костер решил перенести подальше.

Пообедал и пошел за оставленной, вчера поклажей. По пути на серо-зеленом фоне тундры заметил светлосерое пятно. Точно помню, вчера его не было. Посмотрел в бинокль. Волк! Громадина, рвет оленя. Вот тебе раз, а я ружье с собой не взял. Середина дня и оставленные вещи рядом, а ему хоть бы что, знай себе делает свое дело. У добычи может и броситься. Пришлось возвращаться за ружьем. Убежал зверь, когда я стал приближаться. У моих ног лежал крупный пантач, зарезанный, видимо, утром. Туша была еще теплая. Разорваны лишь шея и грудина. Отрезал кусок окорока, вырезку. Возвратился еще раз, взял целиком заднюю ногу, отнес под крутой берег, вырубил во льду нишу и заложил продовольственное депо. Лед здесь вряд ли растает, мясо сохранится долго. Впереди неизвестность, на крайний случай будет что жевать. В одном из кормовых отсеков теперь придется делать холодильник, благо лед кругом. Поставил сковородку на огонь. Жаркое получилось отменное. Панты залил водкой. От бутылки осталось сто граммов. Надо выпить за ловкого охотника под свеженину.

Трое суток одолевал с божьей помощью 70 километров до Анабарского залива. Всякое было: рубил лед много часов кряду, тащил по нему лодку, почти не греб. Однажды схватил аварийный рюкзак, бросил лодку среди вздыбленного льда и побежал прочь. До первой тундровой кочки. «Вот он, конец «Пеллы-фиорд». Точила предательская мысль: прекратить испытание и выйти к людям. Но нет. Надо поверить в себя и проверить в безнадежной ситуации... Сидение на кочке помогло. К лодке вернулся другим человеком.

22 июля. Наконец вырвался на чистую воду Анабарского залива. Пересечь его можно лишь у мыса Хор-го, там льда нет. Маяк уже виден. Спрятался от ветра за невысоким обрывчиком берега и занялся кухней. Слышу — с берега шум нарастает. Вездеход?! Пока не встанешь, ничего на берегу не видно. В котел только что лапшу засыпал, сейчас помешаю и посмотрю. Прямо на меня движется полчище оленей. Другого сравнения в голову и не пришло. Не меньше тысячи. Стадо свернуло в сторону и понеслось через реку. Стоял грохот, подобный реву мощного водопада. Южнее, на возвышенности левого берега, виден другой табун, не меньше первого. Тоже к морю путь держит. Гнус довел животных до безумия. Одно спасение для них — открытое ветреное место, морские мыски, косы. Рядом с моей кухней, за мысочком — еще табунок на несколько десятков голов. Достаю фотокамеру. Подкрасться было плевым делом. Поснимал вдоволь.

Река Анабар и одноименный залив упоминаются в сохранившихся документах уже с 1642 года — «Набара река». Это был, вероятно, самый восточный пункт, которого мангазейские стрельцы достигали северным путем. В 1648 году сюда из Хатанги морем приплыла ватага Якова Семенова. Каково им было, первопроходцам, отправлявшимся на свой страх и риск в края неведомые?! Сколько мудрости, опыта, тончайшего знания примет погоды и сколько терпения требовали эти походы! Сведения, добываемые столетиями, собирались в рукописные своды: «Роспись мореходства» или «Сия книга — знание» «...Молода льдинка осенью твоего судна боится, что тонка и хила. А весной ты ее боишься: отечную матерую старуху толкнешь, она тебе ребро и бортовину выломит». Сама правда, испытал, знаю. Вот и опять непроходимый лед у полуострова Нордвик перечеркнул предполагаемые сроки окончания путешествия, который раз!

Последнее известие о себе давал из Усть-Оленёка, прошло восемнадцать суток. Нужно искать связь. На мысе Пакса, северной оконечности полуострова Нордвик, должен быть обслуживаемый маяк. До мыса 40 километров, надо идти пешим ходом. По тундре этот ход непростой, без ночевки не управиться. Вытащил лодку на берег, подальше и повыше от воды, рюкзак уложил: недельный запас провианта, два фотоаппарата, топор, котелок, кружка с ложкой, сменная одежда, кусок полиэтиленовой пленки — на случай непогоды, сапоги резиновые с короткой голяшкой, в них в основном и идти (гидрокостюм брошу, как только перебреду две речки), блокнот, двадцать патронов, ружье. Поклажи 25 килограммов...

На маяк вышел к полудню на второй день. Ветер неистовствует, но тумана нет. Нет людей, нет и связи. Стою на высоком обрыве мыса Пакса и смотрю на мыс Медвежий — южную оконечность острова Большой Бегичев. Нас разделяет пролив Восточный, весь забитый движущимся льдом. Вот попал! Теперь единственная возможность дать о себе весть — идти в поселок Косистый, расположенный в юго-западной части полуострова Хара-Тумус. Задача непростая. Надо возвратиться к лодке, сутки отдохнуть, взять на неделю продуктов и топать 150 километров. С такой мыслью и пошел в обратную дорогу.

...В начале следующих суток был у лодки. Там, где вчера громоздились горы ломаного льда, открылась вода

с редкими льдинами. Вот удача! Теперь разумнее пробиваться к поселку морем. Если смогу в проливе пройти, через трое суток причалю. Отдыхать не стал. Быстро сварил на день еду, позавтракал и спустил лодку. Торопился, греб из последних сил, ел на ходу — изменится ветер, опять пригонит лед. Тундрой шел к мысу Пакса 12 часов, а на лодке добрался за шесть.

28 июля. Преодолев за десять часов непрерывной гребли акваторию бухты Нордвик, вошел в Хатангский залив. Теперь мне предстоит борьба с могучим течением реки Хатанги. Однако и союзник будет — приливное течение. Но скоро задул ветер. Выгребать бессмысленно, надо ждать, когда он стихнет. Отдаю якорь и прячусь под тент. Через полчаса выглядываю — не дрейфую ли? Пока нет, но появляется другая опасность. Далеко выступивший в море край ледяного поля ползет прямо на лодку. Надо срочно отходить. Стараюсь выбрать якорь, но он не поддается, вцепился мертвой хваткой в дно. И так пробую, и эдак. Тащу что есть мочи, а сам страхуюсь, чтобы не вывалиться за борт, если резко оторвется. Бесполезно! Вот еще сюрприз, не очень-то приятно без якоря оказаться, пока в реку не войду. Лед угрожающе приближается. Рубить?! Хватаю топор. Зачем? Лодку прорублю. В руках охотничий нож, им одним взмахом можно конец отсечь. Примостился на носу, жду. Тут в голову мысль пришла: льдина подводным краем должна сдернуть якорь. А если уж будет топить, тогда придется нож пустить в дело... Так и вышло. Трос резко дал слабину, я отошел от льдины и выбрал конец. Якорь цел.

29 июля. Ветер потише, холод поменьше. Впервые за много дней проснулся, а вокруг ни одной льдинки. Начал долгую изнурительную работу веслами.

Почти двое суток одолеваю последние 40 километров среди ломаного льда. Работать больше приходится шестом, расталкивая льдины, немножко топором, немножко волочить через прочные перемычки. Перед поворотным маяком в бухту Кожевникова встраиваюсь в средний эшелон движущегося льда, надеясь с ним войти в бухту. Но прилив заканчивается. Не успел: навстречу пошел встречный лед.