Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год

На окружной дороге в Оденсе мы сели к словоохотливому работнику Красного Креста, который с огромным удовольствием демонстрировал свое прекрасное знание английского, рассказывая о многочисленных поездках по всему свету.

Следующий водитель, владелец бара из Вайле, доставил нас в свой городок и не отпускал до тех пор, пока мы не отведали по бокалу прохладного пива в его заведении. Хозяин, подавая пиво, что-то громко произнес по-датски, и посетители — несколько игроков в бильярд — сгрудились у стойки: «Русский? Да ну? Откуда?»

Ой, как бы не зазнаться!

К вечеру прибыли в Хорсенс.

— Сейчас я отвезу тебя в уникальное место, — объявил Питер после разговора с кем-то по телефону, — гордись тем, что даже не всякому датчанину позволено побывать там.

В полной темноте мы добрались на автобусе до малюсенькой деревеньки, а затем долго шли между домишками и полянами, пока не натолкнулись на молодого парня, ожидавшего нас на берегу моря.

— Еспер, — представился он. — Добро пожаловать на остров Ворсё.

Остров и островитяне

Ворсё отделен пятьюстами метрами береговой отмели от материка. Во время отлива добраться до острова можно в обычных сапогах, однако нас отвезли как почетных гостей на тракторе — единственном виде транспорта хозяев острова.

Их двое — Еспер и Нильс, оба орнитологи, занятые изучением экзотических птиц-коморанов, обитающих на Ворсё с ледникового периода. Кстати, в Европе это единственное место, где их можно встретить, поэтому, видимо, вход в заповедник строго воспрещен.

По дороге Питер рассказал об Еспере.

Учились вместе на журфаке, где Еспер не отличался кротостью поведения — пил, наркоманил, безобразничал.

Потом дороги их разошлись, и вдруг Питер узнает, что с парнем произошла странная перемена. Он навсегда расстался с дурными привычками, оборвал все старые связи, устроился работать на этот остров и занимается только своими подопечными.

Весь следующий день мы бродили по острову, наблюдали за коморанами из замаскированной среди деревьев башни.

Странная деревня

Через день мы стартовали на запад Дании к побережью Северного моря. Первая остановка — деревня Фельцтрин, куда прибыли довольно рано. Что-то особенное связывало Питера с этим местечком, оттого и хотелось ему побывать здесь лишний раз.

Деревня и впрямь стоила внимания. Начать хотя бы с весьма своеобразного состава ее жителей: старые фермеры, бывшие хиппи и гренландцы. А еще в Фельцтрине есть театр, да не простой, а национальный гренландский, в котором ставятся психоделические пьесы с элементами пантомимы и шаманских ритуалов. Свободных мест в театре не бывает, и среди зрителей не только местные крестьяне, но порой и ценители со всего света — так популярен театр «Тукак».

В местном «сельпо» Питер столкнулся с несколькими знакомыми, среди которых был и Рейдер — режиссер театра. Хозяин лавочки обрадовался встрече со старыми приятелями и угостил всех присутствующих выпивкой.

— Хороший он парень, — сказал Питер о хозяине, — но бизнесмен никудышный. Всегда угощает знакомых, а в деревне ведь нет незнакомых.

Рейдер, стремительный и экстравагантный, схватил нас в охапку, отвез на машине к себе домой, угостил вином, познакомил со своим дружком из Сингапура и тараторил все это время без умолку.

Потом завопил, что страшно опаздывает, у него решаются глобальные проблемы, сунул ключ от соседней фермы, где нам предлагалось переночевать, и уехал в неизвестном направлении.

На следующий день я увидел человека, без которого немыслимо датское благосостояние. Питер привел меня к самому старому фермеру деревни Ивару. Ему 87 лет, последние десять лет живет совершенно один и по-прежнему трудится. А работы — ой как хватает! — огромное поле зерновых и свинарник на сто голов.

— Неужели даже помощников не нанимаете? — с сомнением спросил я, глядя на сухонького, но еще крепкого старика.

— Вот еще, — фыркнул Ивар, — тут и одному делать нечего.

И он продемонстрировал, как загружается обмолоченная пшеница в кузов трактора, а затем автомат разбрасывает зерно в лотки свиньям.

В доме Ивара фотографии и гравюры его родичей последних шести поколений. Больше всего старик любит собирать вещи, выброшенные морем. В одной из комнат он хранит иллюминатор, компас и прочие останки немецкого парусника, затонувшего у берегов Фельцтрина в 1907 году.

— Кажется, будто вчера это было,— вспоминает он.— Мы с мальчишками стояли на берегу и ничем не могли помочь этим людям. Неласковое море-то в наших краях.

На прощание я предложил Ивару остаток русской водки, прихваченной с собой на всякий случай.

Он пригубил стакан и мечтательно произнес:

— Да-а. Сколько я в этой жизни пережил — две войны, три кризиса, двух жен, а вот такой штуки пробовать не приходилось. Должно быть, хорошая у вас страна, коли такую водку выпускаете.

Прощаясь с Фельцтрином, мы заскочили к еще одной знаменитости — писательнице Ютте Борберг, хорошо известной по всей Дании. Господи, как они только существуют, западные литераторы — без Союза писателей, без Литфонда и Домов творчества, да еще и забираются жить непременно в глухомань, а не в столицу!

По масштабу своего творчества Ютте считается датским Борхесом в юбке. Ей 73 года, что явно не вяжется с моложавой внешностью. Среди ее привычек — ежедневное купание в море нагишом вне зависимости от времени года. Еще любит принимать душ во дворе, на глазах у всей деревни, и любит, когда дом полон молодых людей. Новому другу Ютте, как сообщил по секрету Питер, что-то около тридцати.

Дом писательницы выстроен без особых излишеств, разве что гостиная сделана полностью из стекла. По-видимому, главный девиз Ютте Борберг — «Никаких тайн!».

Датская Одесса

Из Фельцтрина мы двинули на восток в родной город Питера Орхус. Ехали очень быстро. Водители попадались все люди молодые, легкие в общении. Запомнилась последняя машина перед Орхусом. В салоне — две девушки, студентки артистического колледжа. Машина — настоящая студенческая — старенький «фольксваген» — букашка букашкой. Пришлось немного пофантазировать, пока мы уместились в ней вчетвером, плюс мой рюкзак. Наши попутчицы возвращались в Орхус из города Рандерса, где проходила выставка Иоко Оно — вдовы Джона Леннона. Всю дорогу они щебетали о своих впечатлениях, а в конце резюмировали: «И все-таки она выпендривается».