Журнал «Вокруг Света» №08 за 1960 год
Шрифт:
— Слушай, Семен, — повернулся я к Гайгерову. — Мы идем недалеко от границы, как бы сориентироваться поточней.
— Боюсь, это невозможно, — проговорил он, — облачность почти до самой земли...
Мы оба поглядели на Кирпичева. Матвей понимал, что от его рации теперь зависит все. По пеленгам нескольких станций мы определили, что находимся над Джамбулской областью и медленно движемся на восток вдоль границы.
Наледь и снег упрямо тянули шар вниз. Мне приходилось все время сбрасывать балласт — последние мешочки песка. Потом в ход пошли израсходованные электрические батареи, баллон из-под кислорода, а еще через несколько часов — баллоны с замерзшей водой.
И еще один день...
— Если так будет продолжаться и дальше, я стану неврастеником, — невесело проговорил Гайгеров.
Он, как и мы, сильно устал. Глаза покраснели от бессонницы и холода, осунулось и потемнело лицо. Отдыхал он меньше нас: наверное, час в сутки. Только Гайгеров, в котором удивительно сочетались выносливость спортсмена с подвижничеством ученого, мог выдерживать такую нагрузку. Он мужественно держался у своих приборов, висевших на стропах, как виноградные гроздья.
В полдень мы пересекли реку Или, которая течет с гор Тянь-Шаня и впадает в озеро Балхаш. Балласта уже не было, и мы решили садиться. Но все невольно медлили. Час... Еще час. Лишнее время — это рекорд. Наступил вечер. Все летим! Ночью думаю: «Нельзя злоупотреблять счастьем. Сажусь!..»
Посадка на аэростате, пожалуй, гораздо сложней, чем на самолете. Особенно ночью, когда не видно земли и высотомер не дает точных показаний. Можно вскрыть разрывное отверстие, которое служит для быстрого выпуска газа, на опасной высоте и разбиться.
— Как же в темноте ты определяешь высоту? — спросил Кирпичев.
— У деда есть испытанный способ, — рассмеялся Гайгеров. — Снимай парашют!
Все парашюты я привязал на конец шестиметровой веревки и выбросил этот груз на борт, потихоньку стравливая газ. Как только я почувствовал, что узел коснулся земли, изо всей силы дернул вожжу разрывного отверстия.
Гондола ударилась о землю, подпрыгнула, тряхнув нас, как необузданный конь, еще раз коснулась земли и, наконец, поползла вслед за падающей оболочкой. Только теперь мы услыхали вой ветра. Он свистел в ушах и швырял в лицо тучи мелких песчинок.
Мы вылезли из гондолы и почувствовали, как шатается земля. С большим трудом уложили оболочку, чтобы ее не унесло ветром, и упали на землю. Мы уснули, не успев даже как следует развернуть спальные мешки.
Меня разбудило не по-зимнему жаркое солнце. Приоткрыв глаза, я встретился... с глазами овцы. Вокруг нас стояла целая отара. Овцы рассматривали нас очень уж подозрительно. Только ягнята, храбро подобравшись к оболочке, слизывали с нее иней и пробовали на зуб крепость материи. Я стал будить своих друзей. Гайгеров упрямо мотал головой и не хотел просыпаться. Он знал, что теперь его работа закончена. В конце концов Семен возмутился моими настойчивыми толчками:
— Дай же поспать, негодный ты человек!
— Сеня, — шептал я ему зловеще, — если ты не проснешься, тебя сожрут овцы.
Семен рывком поднялся и удивленно спросил, кивнув на овец:
— Что за маскарад?
Овцы отпрянули, но мало-помалу любопытство одолевало страх. Теснясь, они снова стали приближаться. Пастуха не было. Как мы узнали позднее, тот принял нас за мертвых, бросил отару и побежал в аул. Колхозники рассказали нам, что спустились мы несколько восточнее озера Балхаш. Они помогли нам довезти до железнодорожной станции приборы и оболочку аэростата.
Так закончился наш полет. Он длился 84 часа. За это время аэростат прошел более 4 тысяч километров. Так был установлен мировой
рекорд дальности и продолжительности полета.Аэростаты когда-то дали толчок к овладению воздушным океаном.
Но есть ли у воздухоплавания будущее? Может быть, этот вопрос возникнет у читателя. Мне кажется, аэростату уготовлена долгая жизнь.
Пикар, полемизируя с противниками воздухоплавания, писал: «Некоторые говорят: «Свободный аэростат — игрушка ветров, какой цели он служит? Его место в сарае». Мы, воздухоплаватели, высоко ценим свободный аэростат. Кто обвинил бы швейную машину за то, что она не способна молоть кофе? Кто обвинил бы кофейную мельницу за то, что она не может шить? Всякая вещь, выполняющая свое назначение, хороша сама по себе».
Воздухоплавание оказывает большую помощь не только науке. Это и спорт смелых, отважных.
Когда-то аэростат поднимался на недосягаемые для самолетов высоты. Парашютисты, например, первые прыжки из стратосферы совершали с воздушного шара. Так, в августе 1945 года с того же аэростата «ВР-79», на котором мы летели в предгорья Тянь-Шаня, Наби Аминтаев совершил затяжной прыжок с высоты 10 400 метров. Он пролетел без парашюта около 10 тысяч метров и, пробив несколько ярусов облаков, раскрыл парашют вблизи земли.
Реактивные самолеты со временем побили высотные рекорды аэростатов. Но вот появился полиэтилен, и воздушные шары снова взяли реванш. Легкая, эластичная и чрезвычайно прочная оболочка, способная выдерживать большие перегрузки от расширяющегося с высотой газа, позволила воздухоплавателям достигнуть высоты в 36 километров!
Аэростат летит только до тех пор, пока в гондоле есть балласт, а в оболочке газ. Можно ли каким-либо способом усовершенствовать этот летательный аппарат? Можно. Помните, доктор Фергюссон из романа «Пять недель на воздушном шаре» говорил, что балласт может заменить легкий и мощный мотор? Сейчас такие моторы есть на любом поршневом самолете. Если установить авиационный мотор с винтом, благодаря которому можно подниматься и опускаться, аэростату совсем не потребуется ни балласта, ни дополнительных запасов газа. Думается, что в ближайшие годы новый аппарат — геликостат — будет построен. Он» откроет дорогу к новым мирным исследованиям, к новым рекордам.
Сергей Зиновцeв, заслуженный мастер спорта СССР Литературная запись Е. Федоровского
Новый плот — новая надежда
Продолжение. Начало см. в № 7 .
Вынужденные жертвы мало помогли. Уже на третий день плот снова стал тонуть, он не слушался руля, а паруса ставить было нельзя. Однако, хотя «Таити Нуи II» превратился в развалину, мы делали в день 25 морских миль: помогало западное течение. Сильный попутный ветер направлял плот прямо на остров Старбак. Карандашная линия, отмечавшая на карте наш путь, с каждым днем приближалась к острову, и одновременно возрождались наши надежды и бодрость.
6 августа до Старбака оставалось всего 250 миль. Мы по-прежнему шли нужным курсом, но знали: стоит ветру измениться, и плот пройдет мимо цели — крохотной точки на карте. Да и продержится ли судно на воде еще десять дней, пока мы не достигнем острова? Взвесив все, я решил, что пришло время строить спасательный плот.
Как всегда, посоветовался с Эриком. Он сразу согласился со мной; зато остальные, услышав новость, сначала опешили, а затем язвительно заметили, что я украл их идею, которую сам же не дал осуществить раньше. Впрочем, немного погодя они изменили тон и стали даже снисходительно похваливать: наконец-то Ален одумался. Я предпочел повести речь о главном — каким должно быть аварийное судно.