Журнал «Вокруг Света» №08 за 1971 год
Шрифт:
— Да, вы занимались им, господин Рихтер. Гестапо очень даже им занималось.
— Гестапо? Но в этом случае я здесь ни при чем.
— Нет, вы сотрудник гестапо.
— Позвольте! — заорал Рихтер. — Я имел честь принадлежать к абверу — разведывательной службе вермахта. Мы были немецкими офицерами, и я прошу вас не путать нас с подонками Гиммлера, которые повесили нашего шефа адмирала Канариса.
Он был красен от негодования, бутерброд дрожал в его вытянутой руке. Грета сидела как на углях. Марта разинула рот.
— Я рассматриваю это приравнивание как оскорбление, и я не понимаю, как вы согласились разделить завтрак с человеком, которого считаете гестаповцем.
Ему захотелось
— Простите меня и пейте ваш чай, — успокоительно произносит Рихтер. — Вы слишком молоды, чтобы понять мое возмущение. Есть слова, которые заставляют меня терять самообладание. Ваш отец был доставлен в гестапо?
— Он был доставлен к вам, неважно, гестапо это или нет. К вам лично...
— Ваннье... Группа «Марс»... Я очень огорчен, но я уже ничего не помню, — говорит Рихтер, прожевывая сосиску. — Перед моими глазами прошло так много людей... Вы не могли бы мне что-нибудь подсказать?
— У них у всех были имена планет или звезд. Была, например, Венера. Начальника группы называли Солнце. Моего отца звали Луной.
— Ах, «Марс»! Великолепно. Отличная группа. Они действовали как раз в такой среде, где у нас было мало осведомителей. Да, я теперь прекрасно вспоминаю, к нам в руки попал один из членов группы, который дал возможность сразу забрать всех.
— Это был мой отец. Я хочу знать, почему он все рассказал.
— Мы были офицерами и...
— Я знаю. Его не пытали.
— Погодите минутку. Я начинаю припоминать. Да, это было в январе или феврале 1944 года.
Скверное время. Как говорят у вас, не знали, за что схватиться. Так вот, вы ошибаетесь: не я арестовал вашего отца. Ты знаешь, Грета, кто арестовал отца нашего друга? Это Рюди.
Грета кивнула головой с понимающим видом. Марта наконец сняла свою ногу.
— Другой офицер абвера?
— О нет, нет! Рюди даже не немец. Он сотрудничал у наших французских помощников.
В книгах об этом писалось. Сборище подонков, еще худших, чем гестаповцы.
— Я хочу его видеть. И не пытайтесь меня уверить в том, что он умер. Это не так, раз ваша дочь его знает. Вы даже сказали: «Рюди не немец».
Рихтер отставил тарелку и закурил сигарету «Пэл-Мэл», которую он взял из протянутой Гретой пачки.
— Послушайте меня, — сказал он наконец, — я буду с вами откровенен. Мы прибегали к помощи этих людей, и в этом не было ничего хорошего, но у нас были горы трудностей, и Восточный фронт пожирал лучшие силы. Я признаю, эти люди допускали отвратительные вещи. Абсолютно отвратительные. Вы видите, я говорю с вами откровенно. Но в деле с вашим отцом, как вы признаете сами, все происходило корректным образом. В таком случае зачем вам разыскивать Рюди? Я не хочу устраивать вам встречу с Рюди. Это совсем неподходящая компания для такого молодого человека, как вы. Если бы я знал, что с вашим отцом обращались некорректно, я бы сам вместе с вами отправился к Рюди. Но раз он не может вам ничего сказать, повторяю: зачем вам видеться с Рюди? Великая вещь в жизни, мой юный друг, это уметь переворачивать страницы...
Он развивал эту тему еще несколько минут, закончил свою речь призывом к объединению Европы и, встав из-за стола, предложил сыграть партию в гольф. Прощание
было коротким: вы всегда будете желанным гостем в моем доме; Грета довезет вас до Штутгарта — она отправляется туда за покупками.Перед вокзалом в Штутгарте она сунула ему в руку две купюры по двести марок и сложенный вчетверо клочок бумаги.
— Это адрес Рюди, — сказала она. — Я даю его тебе, потому что ты был так мил со мной.
Окончание следует Перевел с французского Н. Разговоров
Карфаген не должен быть разрушен
Утро ворвалось в распахнутое окно торопливым птичьим гомоном. Он заглушил звонкие выкрики разносчиков хлеба и фруктов, уличных торговцев, гудки автомобилей, даже нескончаемый гул моря, невидимого за стенами белоснежных домов Туниса. Чистая и прохладная комната гостиницы была обставлена по безликому «общемировому» гостиничному стандарту, лишь на стене висела большая фотография древней глиняной маски — загадочная полуулыбка, спадающие на плечи пряди густых волос, четко очерченный разлет бровей над широко раскрытыми огромными глазами — фотография, которая могла висеть только здесь, в двенадцати километрах от Карфагена.
И хотя эта маска во всех научных изданиях и проспектах обозначается четко и академически однозначно: маска V века до нашей эры, найденная в финикийском захоронении при раскопках Карфагена, — я поверил надписи, сделанной под этой фотографией: «Прекрасная Дидона».
...Карфаген возник на несколько столетий раньше, чем маленький галльский поселок Лютеция, ставший затем Парижем. Он был уже тогда, когда на севере Апеннинского полуострова появились этруски — учителя римлян в искусствах, мореходстве, ремеслах. Карфаген был крупным городом уже тогда, когда вокруг Палатинского холма провели бронзовым плугом борозду, тем самым совершив ритуал основания «Квадратного Рима».
И как начало любого города, чья история уходит в полузабытую даль веков, основание Карфагена людская молва тоже освятила легендой.
Дочь правителя главного финикийского города Тира Дидона должна была вместе со своим мужем наследовать царский престол. Но брат Дидоны убил будущего наследника, и принцесса, опасаясь, что и ее ждет та же участь, бежала со своими приближенными в Африку. Ее корабль пристал к берегу недалеко от города Утика. Изгнанница обратилась к нумидийскому королю Гиарбу с просьбой выделить ей немного земли для постройки дома для себя и своей свиты. Гиарб разрешил Дидоне построить дом, но занимать места он должен не более того, что ограничит воловья шкура... И тогда Дидона на глазах пораженных советников Гиарба разрезала шкуру вола на тонкие полосы и оградила ими такую территорию, на которой можно было построить целый город. Так на северном побережье Африки возникла крепость Бирса, что означает «шкура». И вскоре у стен крепости раскинулся город Карфаген.
Как и большинство древних легенд, миф о Дидоне, видимо, отражает какие-то реальные события финикийской истории. Но все же слишком удачным оказалось место, выбранное для постройки Карфагена, чтобы приписать честь основания его лишь одному уму и случайности, — город в течение долгих столетий держал под своим контролем основные торговые пути между востоком и западом Средиземноморья. Через гавань Карфагена проходили суда из Этрурии и Испании, с Британских островов (даже туда, считают многие исследователи, ходили финикийские мореходы за оловом) и из Сицилии. И когда город Тир пал под натиском персов, столицей Финикии стал Карфаген.