Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год
Шрифт:
Словно караванной тропой, от колодца к колодцу, бредешь через пласты истории края — и вот под портретом уже знакомое имя: Карелин Григорий Силыч, русский путешественник и естествоиспытатель. Строгое, изборожденное морщинами лицо смотрело с фотографии. «Пустыня! Пустыня съела молодость! От нее и седина, и дряблость кожи, и прочие предвестия старости...» — припомнились слова из повести «Кара-Бугаз».
Карелин прошел «киргизскую сторону», «смертоносные области» вдоль и поперек, и не было, наверное, в те годы в России человека, который знал эти места лучше, да к тому же имел к ним необъяснимое пристрастие. И потому, когда в 1832 году на берегу залива Мертвый Култук был основан Форт, он стал его начальником. Первая опорная точка в почти не исследованном
Казалось бы, знакомые полотна поэта-художника: «Казашка Катя», «Байгуши» (казахские дети — нищие), «Казашка над ступой», «Казах в юрте», «Казах на коне», «Казахский бакса» (музыкант), «Пожар в степи». Но здесь эти картины постигаешь естественнее и глубже, потому что за окном сейчас та же степь и тот же ветер...
Две ивы, что посадил Шевченко, живы до сих пор. Их стволы похожи на старое серебро.
— Мы посадим новые, такие же, — говорит Есбол Умирбаев.— У нас должно быть все, как при Шевченко.
Он показывает крохотную землянку, где работал поэт: стол, узкая кровать, вид на залитый солнцем сад и прохлада. Эту прохладу, подаренную поэту комендантом Форта, работники музея тоже берегут: землянку восстановили, обсадили тонкими саженцами.
Много лет Есбол Умирбаев и Анатолий Костенко изучали документы, чтобы установить на Мангышлаке места, где бывал Шевченко. Установить и пройти по ним... По крупицам собирался музей. Еще недавно он занимал одну комнату, но трудами школьного учителя, уроженца этих мест, Есбола Умирбаева и его помощников музей разросся, да настолько, что несколько лет назад рядом с Музеем Шевченко открылся еще и краеведческий!
— Не удивляйтесь, — предупреждает Умирбаев, — но нас не оставляет мысль и о третьем музее — Доме-музее героев гражданской войны...
Мы вышли за ворота сада, идем вдоль глухих, серо-желтых, сложенных из ракушечника заборов. Прокричал верблюд, как плохо прочищенная труба. Проехал пастух на лошади, он ехал к морю по плоскому, потрескавшемуся, усыпанному камнями берегу. Кое-где за заборами виднелись юрты. Обычно их ставят во дворах летом. Мы постучали в один из домов, нас охотно впустили. Угостили прохладным шубатом — кислым верблюжьим молоком, откинули полог юрты: «Смотрите!» Из юрты шмыгнули ребятишки, встали у входа. Снаружи юрта была покрыта бараньими кошмами, привязанными веревками. Внутри хорошо просматривался каркас жилища — переплетение деревянных реек (их делают в Хиве, на фабрике). Вдоль стен свешивались разноцветные кисти, а с потолочного круга спускалась гиря: чтобы ветер не сорвал юрту. В юрте было просторно и прохладно, электрическая лампочка освещала стоящие вдоль стен разноцветные сундуки.
Долго тянется улица — прямая, словно по линейке проложенная, напоминая, что Форт возник как военное поселение. Есбол Умирбаев ведет меня к часовенке. Мы идем и рассуждаем о том, что вот годы бегут, рядом возник большой город Шевченко, а Форта вроде бы и не коснулось время. Даже воду в поселок привозят из Астрахани...
Умирбаев говорит: может быть, Форту уготована судьба историко-этнографического заповедника, может быть, в этом его будущее?
Любопытная мысль. Любопытная тем более, что сегодняшнему Мангышлаку ощутимо не хватает штрихов истории, той самой истории, которая подводила бы человека к пониманию, как и почему эта древняя земля кочевников превратилась в индустриальный, нефтехимический форпост страны.
— А знаете, — добавляет Умирбаев, прощаясь, — у нас неподалеку, в степи, есть и бывшие подземные мечети, могильники, усыпальницы. Масатата, Шопаната, Шахбагата...
Я уезжала из Шевченко морем. В сумерках вечера открылась еще не виданная мной картина города на каспийском побережье. Я различала далекие огни порта, зеленые,
плывущие в небе буквы «Актау» над зданием гостиницы, темный островок парка, круглый маяк на крыше дома, посылавший в море то красный, то белый луч. Над этим полотном береговых огней, над спокойным морем встала круглая ярко-красная луна. Низко висел над волнами ковш Большой Медведицы...Город уходил, превращаясь в полосу огней, в далекий светящийся горизонт. Кругом расстилалась бесконечная гладь Каспия, как синий цвет пустыни.
Л. Чешкова, наши спец. корр.
«Погода» земной коры
Назиров положил перед синоптиками фотографию. Те обрадовались: как раз то, что нужно для учебника по метеорологии! На снимке, сделанном с искусственного спутника Земли, был виден атмосферный циклон. Облачность четко выявляла движение воздушных масс. Одна ее ветвь отмечала наступление холодного фронта, другая — теплого. В месте их смыкания облака закручивались в спираль.
«Циклон на стадии максимального развития, — сказали синоптики. — Идеальный случай!»
После этого М. Назиров и выдал «секрет»: на фотографии изображены не закрученные циклоном облака, а снежные вершины высочайших гор! Точнее, космическая аппаратура запечатлела Гималаи и район Тибета: Ньенчен-Тангла и Далай-Лама.
Конечно, случайность, прихоть природы... Заметили же астрономы на одной из звездных фотографий человеческое лицо с бородой.
М. Назиров сравнивает с первой фотографией другую, на которой изображен подлинный атмосферный вихрь. Почти близнецы! Но за первым, внешним намеком на сходство исследователь ищет более серьезные аналогии.
...Взаимодействие циклона с антициклоном — это «конфликт» теплого и холодного воздуха. Поначалу между ними возникает ровный фронтальный раздел. Но взаимодействие продолжается: фронт ломается, в нем появляется излом, точка перегиба. Холодные и теплые воздушные массы постепенно закручиваются, образуя гигантскую спираль, движение которой постепенно угасает.
Такова вкратце биография заурядного циклона, изложенная на основе теории шведского ученого В. Бьёркнеса, которая появилась более 60 лет назад и стала хрестоматийной для метеорологов.
У заурядного циклона есть верные приметы. В точке перегиба обязательно образуются вихреобразные движения. Это его центральная часть, своеобразный крючок, в котором вместе закручены теплый и холодный воздух. Но и горные системы образуют похожую картину, что и было видно на снимке из космоса!
Теория гласит: холодный и потому более тяжелый воздух подтекает под теплый, который и поднимается вверх по клину холодного воздуха.
Запомнив это положение, обратимся к карте. Реки Янцзы, Меконг, Салуин, Иравади текут бок о бок на громадных расстояниях и нигде не сливаются. Брахмапутра покрывает почти 1000 километров вдоль Гималаев, прежде чем ей удается повернуть на юг.
Русла этих рек — громадные борозды на поверхности Земли, как бы проведенные одним плугом. Вероятнее всего, речные борозды возникли на стыке горных пластов, которые медленно, но верно двигались относительно друг друга. Их путь был наклонным; направленным немного вверх.
Сегодня геологи обнаружили немало таких крупных — на сотни километров — надвигов. Называют их шарьяжами. Процесс надвигания земных пластов удивительно напоминает подъем теплого воздуха по холодному клину. Та же упорядоченность восходящего движения, примерно тот же наклон и, главное, похожий состав участников: легкий материал и более тяжелый. Гималаи, как известно, высочайшие горы Земли. На их постройку пошло вещество полегче. «Чем меньше удельный вес материка, тем он мощнее, выше, тем больше по площади» — так считают ученые. Значит, еще одна аналогия: каменный вихрь «Гималаи — Тибет» образован породами, разными по весу.