Журнал «Вокруг Света» №08 за 1982 год
Шрифт:
Именно отсюда отсчитывают жители архипелага вехи истории Фарерских островов. Почти двенадцать веков назад в этой удобной бухте, разделенной на два равных сектора далеко уходящим в море скалистым мысом,— бухте, название которой в переводе с фарерского языка означает «Тресковая гавань»,— высадились первые кельтские поселенцы из Ирландии и Шотландии. Правда, их уединение в IX веке нарушили викинги, которые начали переселяться на острова из западных районов Норвегии.
В столице нет никаких памятников, относящихся ко времени освоения островов. Но жители Торсхавна уверены, что их город стоит именно на том самом месте, где было построено первое поселение кельтов.
На фоне ярко-зеленых холмов, окружающих столицу, и черных прибрежных скал эти раскрашенные в голубой, темно-синий, красный, оранжевый цвета здания, беспорядочно разбросанные вдоль нешироких дорог, напоминают иллюстрации к сказкам о гномах и троллях. Это впечатление еще больше усиливают... торчащие на крышах некоторых домов небольшие деревья и кусты. Дело в том, что по традиции крыши зданий на Фарерах покрывают берестой, которую вместе со строевым лесом ввозят из Норвегии. На бересту накладывают толстый слой дерна. Нередко семена карликовых ив, низкорослого дубняка, вереска, занесенные ветром на такие крыши, прорастают.
Архипелаг входит в состав Королевства Дании, однако пользуется внутренней автономией по Акту о самоуправлении 1948 года и имеет выборные законодательный и исполнительный органы.
В датский фолькетинг острова выставляют двух представителей. Фарерский парламент — легтинг — имеет особенность, которая отличает его от всех законодательных собраний в Европе: в нем непостоянное число членов. Двадцать человек выбирают избиратели, и еще есть десять дополнительных мест, которые заполняются в зависимости от числа голосов, собранных той или иной партией. Таким образом, в легтинге может быть от двадцати до тридцати парламентариев.
В 1970 году фарерцы во всеуслышание заявили о своем отношении к милитаризму и военным приготовлениям: легтинг проголосовал за выход из НАТО. К сожалению, это решение не возымело последствий. По Акту о самоуправлении Фарерские осторова не полномочны в вопросах обороны, внешних сношений и валюты, поэтому архипелаг все же остается в системе Атлантического блока. Однако факт остается фактом: фарерский парламент сказал свое слово. И если выйти из НАТО не удалось, то легтинг все же добился того, что Фареры, в отличие от Дании, не вступили в «Общий рынок».
— Мы не хотим войны,— говорил мне Янус Даль, библиотекарь в Торсхавне.— Как и всем прочим людям планеты, нам нужно только одно: мир. У нас нет воинской повинности, и не надо нас вовлекать во всякие натовские дела. Конечно, ни Фареры, ни вся Дания не определяют мировую политику, западные державы заставляют нас плясать под свою дудку. Однако фарерцы всегда будут повторять: мы не заинтересованы в военном блоке. Гонка вооружений принесет только беды...
...В порту Торсхавна работа не прекращается ни днем ни ночью: по гавани снуют рыбацкие лодки, шхуны. Одни возвращаются с промысла, другие уходят в море. Именно здесь убеждаешься, что город действительно обязан морю и названием, и своим благосостоянием.
В 1886 году журнал «Вокруг света» так писал об основном занятии островитян:
«Мужчины в Торсгавне исключительно промышляют рыболовством... Фарерские острова окружены чрезвычайно бурным и беспокойным морем, которое в лабиринте утесов производит ужасный прибой. Нередко свирепствуют страшные вихри, которые двигают громадные массы воды, загоняя рыбу, попавшую в их район, на громадное расстояние. Иногда целые стада сельдей забрасывает на самые высокие горы».
Последняя фраза — это,
очевидно, преувеличение, но что касается «беспокойного моря», то здесь автор точен. Для фарерцев жизнь среди бурных вод всегда означала борьбу со стихией. Век назад рыбаки выходили в море на одномачтовых смэках и бесстрашно отправлялись к берегам Исландии, Гренландии, Ньюфаундленда, в Баренцево море, преследуя косяки трески и сельди. Выловленную рыбу разделывали на борту, солили, а потом — когда суда возвращались домой — высушивали под солнцем на скалах. Этот типично фарерский продукт до сих пор популярен в южной Европе — в Италии, Греции, Испании, Португалии.Во время второй мировой войны фарерские рыбаки прорывались сквозь морскую блокаду гитлеровцев и доставляли в Великобританию свежую рыбу. Много рыбаков погибло от фашистских снарядов и торпед, архипелаг лишился трети рыболовецкого флота.
Маленькие смэки и сейчас можно увидеть в порту Торсхавна, хотя, конечно, нынешние рыбаки выходят в море в основном на траулерах и сейнерах. И главный продукт экспорта теперь не вяленая рыба, а свежемороженое тресковое филе, гренландские креветки и сельдяная мука.
...Ранним утром я встретился с Пером Магнуссеном в порту. Мощные волны мерно накатывались на причалы и с шумом разбивались о плиты. Мелкая холодная морось, словно повисшая в воздухе, окутала горы и скалы молочной пеленой.
— Вы разве пойдете сегодня в море? — спросил я Пера, увидев, что его товарищи перебрались на стоявшую у пристани маленькую шхуну. Два рыбака, открыв деревянный люк на корме, возились с двигателем, а остальные вытаскивали из крохотной рубки на палубу какие-то приспособления для лова. Даже здесь, в гавани, пришвартованную шхуну волны подбрасывали так, что я только дивился: как это рыбаки на палубе удерживаются на ногах?
— С вечера не собирались,— ответил, помолчав, Магнуссен.— Погода действительно скверная. Но ночью на сейнере пришли ребята. Говорят, у Сандоя появилась треска. Надо идти, рыба ждать не будет. Да и хозяин велел выходить. Ведь шхуна-то не наша. Мы ее арендуем. А если будем уповать на погоду да гадать на рыбьей чешуе, вся наша аренда прогорит. Ну, до свидания! Если все будет удачно, к вечеру вернемся. Приходите встречать!
— Удачи вам! — пожелал я Перу.
Он прыгнул с причала на раскачивавшуюся шхуну. Взвыл двигатель. Судно отвернуло от пристани и, зарываясь носом в волны, пошло к выходу из «Тресковой гавани».
Названые братья
Вечером я зашел в библиотеку за Янусом Далем, и мы отправились в порт. У причала уже стояла шхуна, на которой Пер и его товарищи утром ушли в море.
По свинцовой глади бухты лишь изредка пробегала мелкая рябь. О шторме, с которого начался этот день, напоминал только дождь, он нудно сеялся весь день, не переставая ни на час. Надоедливая влага оседала на одежде, тонкими быстрыми струйками сбегала с плащей на землю, тяжелыми каплями сочилась с бочек, сложенных высокими штабелями. В бочках была соленая треска.
— Опоздали! Посмотрите — в порту никого нет! — сказал я, глядя на опустевшие причалы.
— Удивительное дело! Что-нибудь стряслось. Обычно в это время здесь как в муравейнике. Все при деле — кто разгружает улов, кто готовит судно к выходу в море,— недоумевал Янус.
Пер с товарищами сгружали с судна длинные пластмассовые ящики, полные трески, и переносили в кузов грузовичка.
— Я смотрю, вас можно поздравить с удачей,— сказал я Перу.
— Спасибо, улов действительно неплохой. Нам повезло в самый последний момент,— ответил Магнуссен, с удовлетворением поглядывая на сложенные ящики.