Журнал «Вокруг Света» №08 за 1986 год
Шрифт:
— Я не хочу быть женщиной. Я хочу остаться мужчиной, джентльменом. Я протестую...
— Федор!— Директор схватился за галстук.— Федор! Послушай, Федор...
Компьютер не отвечал. Телеглаз замерцал яростным синим огнем.
— Сколько у нас времени до остановки главного конвейера? — прошипел директор, не сводя глаз с посеревшего
— Примерно девять минут.
— Если через девять минут эта... ситуация не будет устранена, я... я... не знаю, что сделаю! — Директор с силой хлопнул дверью.
Машинный психолог уныло уселся в кресло диспетчера и задумался. На дисплее угасал немыслимый Федин цветок.
Неожиданно психолог пулей сорвался с места и кинулся в приемную директора. Там он выхватил из вазы букет чайных роз. Влетев обратно, он положил цветы на пульт управления.
Телеглаз Федора уставился на букет, потом послышался легкий свист — заработал анализатор запахов.
— Да-а... Прекрасно,— тихо вымолвил Федор.— А что, это принято дарить живые цветы женщинам?
— А как же! — Машинный психолог вздохнул.
— Я... согласен.
Как только в приемник «Программа личности» была вставлена новая плата, раздался шорох, словно кто-то переводил дыхание, и капризный женский голос произнес:
— Что ты сидишь? Поставь цветы в воду...
На координационном совете было решено срочно заложить во дворе комплекса оранжерею.
Сергей Туаев г. Минск
Перевоплощение
— Ну что, готов? — спросил Овидий Бериллович.
— Готов,— обреченно вздохнул Петя.
— Сосредоточился?
— Сосредоточился...
— Трансформируйся!
Петя напрягся, слегка оплыл по краям и стал медленно видоизменяться.
— С чем тебя и поздравляю! Посмотри-ка на свои ноги. Нет, ты посмотри, посмотри! Что ты там видишь? Ах ничего такого? Тогда
я тебе скажу, что там такое — это туфли на трифрениловой подошве — ваша последняя дурацкая мода. Что же, по-твоему, тогда их тоже носили? Сначала! Немедленно все сначала!Петя принял первоначальный облик, собрался и начал видоизменяться снова.
— Готово? — спросил Овидий Бериллович.
— Готово...
— Ну, молодец! Ну, талант! Ну, гений! Так ты и собираешься застегиваться рубиниловыми пуговицами?
Петя снова стал прежним, с той только разницей, что теперь он был красным, как его большие застежки.
— Ну ладно,— сказал, подумав, Овидий Бериллович.— Попробуем через полное разложение. Растворяйся!
Петя сжал зубы и стал медленно таять. Вскоре от него осталось лишь слабое сияние, сквозь которое отчетливо просматривалось сердце и все такое прочее.
— Час от часу не легче,— всплеснул руками Овидий Бериллович.— Разложиться как следует не могут! Ладно уж, помогу на этот раз.
От Пети не осталось совсем ничего.
— Вот это другое дело. А теперь конденсируйся. Учти, каркас держу я, а ты заполняйся. Только потихонечку, не спеши.
Через некоторое время в месте, где раньше стоял Петя, образовался — словно сгустился из воздуха — совсем другой человек.
— Ну это еще куда ни шло,— ворчливо пробормотал Овидий Бериллович, придирчиво осматривая его со всех сторон. — Это хоть на что-то похоже. Ну-ка пройдись... Неплохо, неплохо... А теперь шпагу... Шпагу из ножен рывком — и к бою! Молодец, совсем хорошо! А теперь текст — прямо со слов: «Быть или не быть — вот в чем вопрос».
— Быть или не быть...— начал Петя.
— Сто-о-о-оп! Не верю! Ни единому слову не верю!
Овидий Бериллович, главный режиссер театра «Новоселы Марса», обхватив голову руками, забегал по краю сцены.