Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год

Кровавого ритуала требуют только боги. Духи предков менее привередливы. Для них достаточно только танца пророка и плача нескольких женщин. После этого дух предка вселяется в пророка и вещает народу его устами.

— А этот тоже будет пророком? — киваю я на большеглазого малыша.

— Конечно, — подтверждает Чундан. — Способности пророка передаются от отца к сыну. Мой отец тоже был пророком. А когда подрастет мой сын, я начну его обучать.

Будущий пророк увлеченно возился в пыли, не подозревая об уготованной ему судьбе. Сегодня Чундан смотрел за сыном, потому что второй пророк семьи, его жена, была в данный момент занята совсем не пророческим делом. Она собирала зерна кофе на соседней плантации.

— Если хочешь ее повидать, сходи на плантацию, — сказал мне Чундан. — И приходи в нашу деревню через три дня. Я буду пророчествовать.

— От чьего имени? — поинтересовалась я.

— Да кто вселится, — вздохнул Чундан. — Я ведь никогда об этом не знаю. Старые пророки знают, а я еще не знаю.

...Плантация, где собирала кофе жена Чундана, была расположена в полутора милях от деревни.

Солнце уже высоко стояло в небе, от зелени поднимались жаркие испарения. Кусты кофе бесконечно тянулись куда-то вверх. Деревья, разбросанные по плантации, почти не давали тени. Я вышла в какую-то совершенно безлюдную часть плантации и остановилась передохнуть у дерева. Здесь царила тишина, и только откуда-то снизу изредка долетали до меня приглушенные расстоянием голоса работавших. Ветви дерева, низко опущенные, почти касались разросшихся кустов кофе, на которых гроздьями зеленели созревшие зерна. Хамелеон проскользнул между кустами, на мгновение замер и исчез где-то в корнях дерева. Ветви кустов и деревьев, переплетенные между собой, почти не пропускали солнечных лучей, и поэтому здесь царил полумрак. Вдруг раздался какой-то шорох, я обернулась, и передо мной в зелени ветвей, органически сливаясь с ней, возникло лицо. Темное, зловещее. Небольшие глаза смотрели пронзительно и умно из-под вьющейся шапки волос, спадающих на узкий лоб. Я невольно отступила. Из ветвей появилась узкая темная рука и поманила меня скрюченным сухим пальцем.

«Видение» приложило палец к толстым губам и приглашающе кивнуло зловещей головой. Ничего не оставалось, как последовать за ним. У «видения» оказались быстрые босые ноги и туловище, завернутое в кусок белой ткани, как у панья. Впереди меня по тропинке шагала обычная женщина, мелко перебирая босыми ногами. Она семенила молча, изредка поглядывая назад, как бы проверяя, иду ли я за ней. И когда она оглядывалась, ее лицо оставалось таким же, каким я увидела его первый раз. Зловещим. Откуда-то из-за кустов раздался стон. Женщина остановилась, сделала шаг в сторону и снова поманила меня. Я обошла куст и увидела свою знакомую Черанги, сидящую на земле. Она раскачивалась и стонала, держась за колено. Колено распухло и посинело.

— Господи! — сказала я. — Черанги, что с тобой?

— Ой, мадама... — сквозь слезы улыбнулась Черанги. Но улыбка получилась какая-то жалкая и беспомощная.

— Молчи! — властно приказала женщина-видение. — И ты тоже молчи! — повернулась она ко мне.

Мы с Черанги замолчали. Женщина опустилась перед Черанги и завладела ее коленом. Черанги только всхлипывала временами от боли. Женщина терла колено, постукивала по нему, шептала, плевала через правое плечо, плевала через левое плечо. И даже в какой-то момент своего действия поплясала над пострадавшей Черанги. Потом снова начала тереть колено. Ладонь ее двигалась все медленней и медленней. И вдруг внезапно сжалась, как будто она что-то поймала.

— Теперь смотри, — сказала женщина-видение и раскрыла ладонь.

На светлой коже ладони лежал обыкновенный волос.

— Ты думаешь, колено твое болело от того, что ты упала? — спросила она Черанги. — Нет! — И она рассмеялась тихо и зловеще. — Потому что внутри ноги был этот волос. Теперь я вынула его оттуда, и ты сможешь ходить.

Черанги поднялась на ноги и, прихрамывая, сделала несколько шагов.

— И правда! — обрадованно сказала она.

— Ты Кулати? — осенило меня.

Женщина повернулась ко мне, посмотрела пронзительно и изучающе. Тихо, растягивая как-то слова, заговорила:

— Да. Я Кулати. Великая колдунья племени панья. Я все могу. Я могу говорить с богами и пророчествовать. Я все знаю. Я знала, что ты ищешь меня, и вышла тебе навстречу. Я могу лечить болезни. Любую болезнь я высосу из человека и сплюну. И больше он не будет болеть. Только я могу это делать.

Я слушала Кулати и верила в то, что только она может «сплюнуть» болезнь. Ни один из наших врачей «сплюнуть» болезнь не может. Им, видно, не хватает для этого Кулатиного образования, образования великой колдуньи и великой... актрисы. Ибо спектакль, который она поставила, чтобы продемонстрировать мне свое искусство, отличался незаурядным актерским и даже, я бы сказала, режиссерским мастерством.

...Чундан в отличие от Кулати был лишен этого вдохновенного актерского таланта. Он работал тяжело и старательно. В нем не было ни озарений художника, ни взлетов одаренности.

Через три дня в деревне Чундана забили барабаны и резко призывно запела флейта. Чундан, с серьезным и простодушным лицом, в сопровождении жителей деревни прошествовал к музыкантам и остановился перед ними. Он был обнажен, и только бедра охватывал кусок красной ткани. На темном его теле отчетливо проступали шрамы. Заслуженные шрамы пророка. В правой руке Чундан держал нож-секач, в левой — тростниковую палку. В какой-то момент с ним что-то произошло. Глаза Чундана померкли и стали смотреть куда-то внутрь. Быстрее забили барабаны, громче запела флейта. По телу пророка прошла судорога и остановилась где-то на животе, отчего живот стал двигаться и сокращаться как-то сам по себе, вне зависимости от остального тела. На лице выступили крупные капли пота, а в глазах появилось бессмысленное выражение, которое нередко бывает у пьяных. Потом, под неумолкающий грохот барабанов, Чундан сорвался с места и закружился в каком-то неистовом танце, наклоняясь чуть вперед и странно отбрасывая назад ноги. Нож-секач и палка вращались в воздухе, и казалось, что они вот-вот вырвутся. Внезапно Чундан остановился, как будто его задержала какая-то сила. Вместо глаз на потном лице голубели белки. Пророк что-то выкрикнул и резко взмахнул ножом-секачом.

— Ёх! — как единый вздох, вырвалось у толпы.

Я ушла. Потому что поняла, что это зрелище не для моих нервов. Когда я вновь вернулась, Чундана уже не было, а вокруг музыкантов танцевали женщины. Они двигались слаженно и однообразно. Так же, как Чундан, наклонялись всем телом вперед, поочередно выбрасывая ноги назад. Трава, там, где стоял Чундан, была забрызгана кровью. Плата пророка за разговор с упрямыми богами...

Огонь, который не обжигает

Говорят, такого огня нет. А я видела и утверждаю, что есть. Я ничего не могу объяснить. Мне, пожалуй, не хватает для этого знаний. Я знала, что на Малабаре, и особенно в Вайнаде, во время храмовых праздников и важных церемоний есть ритуал «хождения по огню». Мне говорили, что люди босиком идут по раскаленным углям и не обжигаются. Я не очень верила этим рассказам...

Ранним январским утром в Чингери появился Каяма. Мне передали, что Каяма ищет меня. Утро было прохладное, даже холодное по этим широтам. И поэтому Каяма был завернут до подбородка в шерстяную тряпку, бывшую когда-то одеялом.

Зябко кутаясь, он стал мне что-то объяснять о панья из Кадаламада. Я никак не могла понять, зачем ему понадобилось делать это с раннего утра и почему он напустил на себя такую таинственность.

Каяма на что-то намекал, чего-то недоговаривал. А я не столь хорошо знала панья, чтобы понять эти намеки.

— Слушай, Каяма, — сказала я, — говори яснее.

Каяма подумал и сообщил:

— Сегодня ночь новой луны.

— Ну и что? — спросила я.

— Как что? — удивился Каяма. — Разве ты не понимаешь?

— Все еще нет, — призналась я.

Каяма задумчиво и сочувственно посмотрел на меня и почему-то снова перешел на шепот:

— Сегодня панья будут ходить по огню.

— Как по огню? — оторопела я. — И зачем по огню?

— Зачем, зачем! — передразнил меня Каяма. — Значит, надо. Лучше тебе все это посмотреть.

И то правда, лучше мне все это посмотреть.

— А где панья будут ходить по огню? — поинтересовалась я.

— Там. — И Каяма махнул рукой куда-то в сторону, противоположную от «Спящей богини».

Указание Каяма было невероятно точным. Там — и все. А дальше сама как знаешь. Но оказалось, что другие знали, где находится это «там». Путь «туда» был извилист и долог. Он шел через горы и джунгли, через проселочные дороги. И поэтому, если меня спросят теперь, где все происходило, я, как и Каяма, махну рукой и скажу — там. Я только знаю, что неподалеку от этого священного леса находится деревня панья Кадаламад.