Журнал «Вокруг Света» №10 за 1988 год
Шрифт:
...Зверь в одно мгновение метнулся в сторону, замелькал между деревьями, которых вдруг стало очень много. Но стрелять нельзя было не только поэтому, ведь там, за деревьями, еще виднелись загонщики, а правее, в той стороне, куда уходил вепрь, стоял Пауль. Нужно было выждать, когда зверь пересечет линию стрелков, и только тогда нажимать на спусковой крючок. Удерживая кабана на мушке, я на чем свет стоит ругал себя за то, что нервничаю и могу упустить верную добычу и тем самым опозориться перед немецкими товарищами, обречь себя на долгие и мучительные переживания по этому поводу, ведь первое участие в такой охоте останется в памяти на всю жизнь. Надо быть охотником, чтобы понять это состояние. А кабан, хотя я и держал его на мушке, все удалялся, не пересекая линию
Вечером в установленное место была свезена вся добыча. На поляне уже горел костер, было много женщин и детей — пришли и приехали семьи, родственники, друзья охотников, просто желающие принять участие в празднике.
Такой вид отдыха и взрослым-то доставляет большое удовольствие, а дети прямо-таки цветут от восторга и счастья. Но для тех и других это не просто проведение досуга, закалка на свежем воздухе, но и урок нравственного воспитания. Многочисленные традиции и ритуалы помогают познавать природу родного края, учат бережному отношению к ее богатствам. К слову сказать, разведению и охране животных охотобщество уделяет гораздо больше внимания, чем самой охоте. Определены участки леса, где установлены кормушки и запрещена всякая стрельба. Члены общества заготавливают на зиму сено, собирают желуди, орехи, на лесных полянах засевают кормовые площадки. Лет пятнадцать назад в районе совсем не было ланей. Охотобщество закупило несколько десятков особей, какое-то время они содержались в специальных загородках в лесу, потом были выпущены на волю. Сейчас лани стали промысловым видом диких животных.
Перед общим строем участников охоты и перед гостями товарищ Меллер поблагодарил всех за строгое соблюдение мер безопасности, за организованность и порядок. Под торжественные звуки горнов тем, кому сопутствовала удача, на шапку прикрепили еловые веточки. Наиболее торжественный момент — коронация самого удачливого. Им оказался слесарь Эберхарт Манке. И хотя корона сделана не из золота, а из веточек ели, почести лучшему охотнику были оказаны поистине королевские. Долго перечислялись его заслуги и достоинства, были отмечены не только меткость и выдержка, но и знание охотничьих правил и законов. Король охоты наделен большими полномочиями: весь вечер ему обязаны оказывать всевозможные знаки уважения, в присутствии Короля никому нельзя сидеть без его разрешения, любая его просьба должна выполняться беспрекословно, ему принадлежат права амнистии или усиления наказания на «Высочайшем суде» и многие другие «королевские» привилегии. И конечно же, все это подчинено одному важному правилу — осуществляется на веселой волне, с шуткой, с выдумкой.
Вся добыча сдается государству, если же кто-то из охотников пожелает принести домой «дичинки», он должен купить ее на общих основаниях — через магазин.
Перед праздничным ужином, который устраивается за счет охотобщества, под торжественные звуки горнов и аплодисменты были вручены подарки и выражена благодарность всем, кто организовывал и обеспечивал охоту,— егерям, водителям машин, поварам и даже метеорологам за хорошую погоду. И вот наконец настало время «Высочайшего суда». Председатель и его помощники заняли свои места, «палач» проверил остроту секиры и положил ее на край массивной скамьи. В зале деревенского кафе установилась тишина. Председатель что-то сказал, его слова были встречены смехом, а я ничего не понял, поскольку Коваленко, выполнявшего роль переводчика, рядом не было.
Кто-то выкрикнул с места, перебив председателя, и тот незамедлительно вписал в свой «черный список» новую «жертву».
Первым скамью подсудимых занял молодой охотник, который выстрелил в самца косули, хотя в данный момент охота разрешалась только на самок.
— Отвечай, почему застрелил козла?
— Трудно отличить, рога ведь сброшены,— оправдывался молодой.
— Не по рогам надо смотреть, а по «пистолету»,— поучал судья.
— Так не видно же, между
деревьями темно, да и сложно на бегу...— Ах, ты еще и бегал за ним? Получаешь десять ударов секирой!
Под общий смех слово взял адвокат:
— Я думаю, что дело не только в неопытности, но скорее всего в том, что в груди молодого человека бьется сердце настоящего рыцаря: он не смог выстрелить в самку, хотя и можно было, а предпочел быть наказанным, но послал пулю в самца. Прошу уменьшить наказание до пяти ударов.
— Я думаю, что с учетом благородных помыслов достаточно будет и трех,— сказал свое веское слово Король.
Подсудимый покорно вытянулся на скамье, а палач размахнулся секирой и... ударил плашмя по тому месту, которое в детстве почему-то тесно связывают с приобретением ума и знаний. Уже в ходе исполнения приговора судья заметил, что у наказуемого на брюках дырочка. Это послужило поводом для того, чтобы с согласия Короля добавить один удар за неопрятный внешний вид.
Другому подсудимому добавили за поспешность: после наказания он сразу сел на место, не поблагодарив «Высочайший суд» за науку.
Загонщика осудили за то, что он плохо выдерживал линию, а во время обеда сидел, когда рядом стоял старший по возрасту и охотничьему стажу. Один молодой охотник поторопился прямо в лесу вырезать клыки убитого кабана и за это был наказан. Но гораздо более суровое наказание понес опытный охотник, который, находясь рядом, не только не остановил молодого, а даже взялся ему помогать. Отличный стрелок, бывший чемпион Европы среди юниоров, а ныне тренер юношеской команды района, замечательный парень, ставший впоследствии моим хорошим товарищем, Экхарт Дальман понес наказание за то, что его пес Аку залаял невпопад. А затем получил свое и четвероногий нарушитель, посмевший облаять «Высочайший суд» в тот момент, когда отбывал наказание хозяин.
Ни одно, даже самое незначительное на первый взгляд нарушение не укрывалось от строгого взгляда судей: кто-то переступил через убитого зверя, кто-то шагнул через еловые веточки, которыми огорожено место для выкладки дичи, кто-то в рассказе о своей удаче не по рангу много приврал, кто-то был неопрятно или не по форме одет, у кого-то плохо ухожено оружие, кто-то сделал подранка и так далее, и так далее. И формы наказания применялись различные: одному присудили денежный штраф, другому — удары секирой, третьего лишили очередной охоты, четвертого перевели на некоторое время в загонщики, пятого заставили письменно изложить меры безопасности при обращении с оружием.
Мне за упущенного секача, который все-таки ушел необстрелянным, вместо ожидаемого наказания были сказаны добрые слова за то, что устоял перед соблазном, не выстрелил, не нарушил требований безопасности.
Возможно, я где-то и допустил какую оплошность, но если даже это так, ее деликатно не заметили. Может, это было сделано для того, чтобы подчеркнуть важность умения не выстрелить.
От многих советских охотников приходилось слышать удивленный возглас: почему в ГДР так много диких животных? Территория страны невелика, заселена плотно, покрыта густой сетью дорог, а косули, кабаны, олени, лани встречаются на каждом шагу, их часто можно увидеть на обочине даже самых оживленных магистралей. В чем же секрет? Не берусь дать полный ответ, но скажу с уверенностью, что значительная доля секрета кроется в слове «дисциплина», которое я часто слышал, а еще чаще наблюдал ее в действиях охотников всех рангов — и любителей, и профессионалов.
В тот день собственно охота завершилась совершенно неожиданным для меня эпизодом: загонщики еще с шумом шли по лесу, слышны были крики: «Кабаны пошли. Внимание на номерах!» Вдруг стоявший рядом со мною Пауль поставил к дереву ружье, достал из чехла горн и протрубил сигнал «Отбой». На мой немой вопрос жестом указал на часы: было ровно пятнадцать, руководитель охоты приказал закончить именно в это время. Стадо кабанов прошло мимо нас, Пауль посокрушался вместе со мною, но успокоил себя словами: «Дисциплина есть дисциплина». Хорошие слова, очень неплохо бы взять их на вооружение и нашим охотникам.