Журнал «Вокруг Света» №10 за 1993 год
Шрифт:
— Ешь, ты большой, тебе надо много есть!
— Нет,— решительно возразил Василий.— Только вместе.
...В грязной камере у Василия воспалилась рана. Двое суток его лихорадило. Ночью он начал бредить. Старый малаец в перерыве между приступами надсадного кашля сказал Али:
— Скоро отмучается. Недолго осталось.
— Нет! — Али начал тормошить Василия.— Малиган, очнись! Малиган!
В ответ послышалось лишь невнятное бормотанье.
— Малиган! — громче позвал Али.— Не умирай, прошу тебя!
Ма-ли-ган!
... Третий месяц велось следствие по делу Малыгина. Его обвиняли в шпионаже, сговоре с местными бандитами, подстрекательстве
Барон Кирнштейн ни разу не появился в суде. Не пришел он и в тюрьму к Василию, несмотря на его многочисленные просьбы о встрече. Окончательное слушание дела Малыгина отложили на неопределенный срок.
Шумиха, поднятая голландскими газетами из-за «русского шпиона», вынудила Кирнштейна послать донесение в Петербург. Он обрисовал все преступления, совершенные Малыгиным, и в заключение рискнул высказать свое мнение о его дальнейшей судьбе.
«Полагаю нецелесообразным,— писал барон,— защищать подобного преступника, посмевшего нанести немалый ущерб нашим дружеским отношениям с великой Голландией. Справедливый приговор (Малыгина должны были осудить на 20 лет тюрьмы) не следует оспаривать, дабы не дать повода голландским властям поставить под сомнение нашу лояльность».
Свое донесение в Петербург Кирнштейн решил согласовать с Ван дер Вальком. Перед отъездом он вынул из резного шкафа штоф водки и, смакуя, выпил полную рюмку. Оделся в льняной сюртук и вышел из дома. Барон взял бечака и приказал ехать к Ван дер Вальку.
Время двигалось к вечеру, но солнце жгло и сквозь ветхий зонт. Кирнштейн, разморенный жарой и водкой, прикрыл глаза и не заметил, как бечак внезапно толкнул коляску в сторону крутого обрыва...
Тело Кирнштейна нашли на следующий день...
Ван Димен сидел в своем доме один и пил. Шел третий час его одиночества, но благодушное состояние не наступало. Сегодня он был явно не в ладу с собой. Вновь и вновь он вспоминал Кардилу.
«Черт возьми! — яростно ударил он кулаком по столу. — Как я мог выпустить ее? Как?! Она же была у меня в руках. Что за дьявоЛыцина вечно спасает ее?!»
Голова Ван Димена упала на стол. Он закрыл глаза и вновь увидел бездонные глаза девушки, ее нежную кожу, гибкое тело.
... Они поймали туземцев у самого берега. Их главарь, яростный и надменный Тако, через несколько минут превратился в безвольного хлюпика. Он не просил, а рыдал, упав на колени, чтобы его не убивали. В какой-то момент это так опротивело Ван Димену, что он приказал солдатам оттащить его подальше. Вот тогда-то Тако и рассказал, где находится Кардила.
В тот же вечер они поймали ее и убили всех воинов, шедших с ней. Тако даровали свободу. Все складывалось как нельзя лучше. Русский, накрепко связанный, лежал без сознания. Девчшига, живая и невредимая, была рядом.
С острова Ван Димен не рискнул отплывать в сумерках, а решил дождаться утра. На радостях устроили грандиозную попойку. Кардилу привязали неподалеку от костра к мшистой пальме, и всякий раз, когда он смотрел на нее, сердце его бешено колотилось в груди. Вскоре солдаты уснули. Ван Димен неровной походкой подошел к Кардиле, развязал и обнял за талию. Она не сопротивлялась, глядя куда-то вдаль. Он порывисто наклонился к ее груди, но в этот момент чьи-то острые крючковатые пальцы сдавили горло с невероятной силой, и он выпустил Кардилу. Удивление сменилось острой болью. Ван Димен, дергаясь всем телом, сумел ударить нападавшего, и цепкие руки разжались. В ярком свете костра он увидел женщину, обезображенную
проказой, и с криком отпрянул назад. Она вновь бросилась на него, но пуля опередила ее, остановив у самых ног Ван Димена. Солдат, опомнившийся раньше других, успел выстрелить. Проснулись остальные голландцы и схватились за ружья. Вид прокаженной Исы отрезвил их мгновенно. Ван Димен бросился искать Кардилу. Он обшаривал все кусты, деревья, каждый бугорок, но безуспешно.... В затуманенном сознании Ван Димена звучали пронзительные голоса джунглей. Он закрыл уши руками. Комната начала кружиться...
Наутро Ван Димен не знал, на ком сорвать зло. Слуги предусмотрительно избегали попадаться ему на глаза. Нарочный от Ван дер Валька прибыл совсем некстати да еще и с неприятной вестью: срочно явиться к господину Ван дер Вальку.
Ван Димен достал из кармана белоснежных брюк мускатный орех, прекрасно отбивавший запах спиртного, пожевал его и вышел из дома.
Слова Ван дер Валька окончательно испортили настроение Ван Димену.
— Вам надо срочно ехать в Батавию. Сообщить в русское консульство о смерти Кирнштейна.
— В Батавию?! — испуганно переспросил Ван Димен.
— Да, в Батавию. Не волнуйтесь, не в Россию посылаю.
Ван Димен молчал. Как навязчивый мотив звучали слова Чу Мин Фата: «Я не советую вам возвращаться в Батавию. Не советую. Оставайтесь на Суматре как можно дольше».
— Всего хорошего, капитан,— с раздражением произнес Ван дер Вальк, не услышав ничего в ответ.
... Прошло несколько дней, но Ван Димен не возвращался.
Глава 12
На истрепанные до дыр огромные ботинки Василия Али сумел выменять какие-то листья. Он привязывал их к распухшей ноге Василия, и через несколько дней опасность гангрены миновала. Каждодневная борьба за существование продолжалась. Жалкую миску риса, крохотное место у стены приходилось отвоевывать. Василий не представлял себе, что бы он делал без своего друга.
Изматывающие ежедневные допросы проходили в душном подвальном помещении, где горела чахлая свеча и где его встречал один и тот же «горилла». Так он окрестил огромного голландца, в руках которого всегда была зажата деревянная палка, утыканная гвоздями. При виде ее Василий всякий раз невольно вздрагивал. Спина и грудь у него после первого же допроса покрылись гнойными нарывами, и день ото дня их становилось все больше.
В подвал нередко приходил «старый знакомый» — Ван дер Вальк. Он удобно располагался в кресле и с терпением инквизитора часами допрашивал Василия.
— Малыгин, если вы решили сгноить себя в Азии, мы препятствовать не будем,— начинал он разговор с одной и той же фразы.— Подумайте о своих близких, которых вы никогда не увидите. Спасти вас может только признание во всех ваших злодеяниях...
— Сколько можно, Ван дер Вальк, неужели не надоело?! — устало говорил Василий.
— Мы, голландцы, люди терпеливые. И многого своим терпением достигли.
— Да и позора немалого. Если голландская империя детей бояться стала, плохи ваши дела.
— Что вы несете?!
— Можете сами убедиться. В камере со мной пятый месяц сидит мальчик. Неужели и в детях вам мерещатся преступники?!
«Значит,— подумал Ван дер Вальк,— у него там и «дружок» есть. Неплохо, совсем неплохо. Надо сегодня же допросить мальчишку».
— Повторяю последний раз, Малыгин. Я человек терпеливый. Но вопрос в том: как долго вы выдержите?! Конечно, условия у нас прекрасные: регулярное питание, приятная компания и даже врач к вашим услугам.