Журнал «Вокруг Света» №11 за 1980 год
Шрифт:
— В отличие от «самой жаркой» погоды сейчас «просто жарко» — других определений у мадрасцев не существует, — смеется Кидамби Верарагхаван.
Через центр мы спускаемся на прохладную ленту Марина Драйв и оказываемся сразу же в кольце ребятишек, некоторые из них — дети рыбаков — предлагают нам раковины.
Кидамби говорит им что-то ласковое и укоризненное, а нам по-прежнему весело:
— На весь мир известная проблема Азии — высокая рождаемость, быстрый прирост населения.
— А вы придерживаетесь принципа: «Нас двое и нам двоих»?
— О, вы в курсе, — смеется Кидамби. — Нет, у меня трое —
— Но уменьшение рождаемости все еще гораздо меньше предполагаемого. В чем дело, по-вашему?
— Знаете, часть кинопродукции под знаком перевернутого красного треугольника — символа программы планирования семьи — просто не находит своего зрителя, так же как и газеты, брошюры на английском языке. Бедные слои населения неграмотны, не имеют доступа к фильмам, а образованные люди, горожане все правильно воспринимают — за их счет и идет снижение рождаемости, как у меня, — улыбается Кидамби. — Но плакаты вроде изображения хорошенькой девочки, указывающей пальчиком на свою преуспевающую семью: «Папа, мама, брат и я — вот счастливая семья»,— не очень эффективны, особенно в сельской местности. Более того, неграмотные крестьяне, особенно женщины, истолковали плакат по-своему: «Чем-то, видать, прогневили богов! Такие богатые, а детей нет!» Очень крепки еще традиции многодетных семей, кроме того, дети в сельской местности — большое подспорье во всех работах, залог благосостояния, жизнеспособности семьи.
Государственная программа планирования семьи в Индии рассчитана на долгое время. С каждым годом дети получают все больше возможностей обучения в правительственных школах, возможностей для развития своих способностей.
— Мудрые люди считали, что дети должны быть счастливее нас, — тепло прощается с нами Кидамби, — будем верить в это...
В. Лебедев, наш спец. корр.
Окончание следует
Белые моржи Чукотки
Белые моржи? Вы уверены, что именно белые?.. Впервые о них слышу...
Так отвечал Савва Михайлович Успенский, знаток и исследователь животного мира Арктики. И если бы я ранее не успел перелистать несколько справочников по морским млекопитающим, не изучил бы внимательно книгу английского писателя-натуралиста Ричарда Перри «Мир моржа», это заявление ученого меня бы не только удивило, но и озадачило. Однако и в справочниках, и в книге Р. Перри я также не нашел упоминания, что среди моржей могут попадаться особи белого цвета. А ведь известно, что, создавая свой труд, английский писатель переворошил гору литературы, задавшись целью собрать о морже все самое интересное и необычное.
В справочниках говорится, что в молодости этот зверь имеет темно-коричневую или рыже-коричневую окраску. К старости он становится соломенно-желтым с грязно-серым оттенком. При этом Перри добавляет, что «после того как морж вдоволь наныряется за моллюсками, шкура его на фоне льда кажется синеватой. Но когда животное проведет несколько часов на солнце, расширившиеся кровеносные сосуды окрашивают шкуру почти в розовый цвет». Далее он приводит слова шведского фотографа Свена Йильсетера, которому моржи на лежбище, когда он снимал их у западного побережья Аляски, показались красными, поросячье-розовыми, а те, что лежали на льдинах, прямо-таки кирпичными. Но белых моржей никому из исследователей, видимо, наблюдать не приходилось, ибо Перри не преминул бы об этом сообщить.
Однако я пришел к Успенскому не с пустыми руками, В доказательство того, что я видел белых — именно белых! — моржей, я представил широкий цветной слайд, который сделал на острове Аракамчечен: среди десятка-полтора обычных, коричневых, зверей отчетливо виден белый, как головка сахара, огромный самец с желтоватыми клыками и шишками на шее.
— Посмотрим, посмотрим, — с интересом принялся изучать
слайды Савва Михайлович, разглядывая их через свою знаменитую лупу размером с обеденную тарелку, — Вообще, альбиносы не редкость среди различных зверей, но встречать их у моржей мне не приходилось. Вот если бы рассмотреть глаз — зрачок должен быть белым, — тогда стало бы ясно, что это всего лишь альбинос...Белого моржа я снимал с расстояния метров в семьдесят. Снимал длиннофокусным объективом, и цвет глаз на снимках, конечно, разглядеть было нельзя. Чтобы сфотографировать зрачок моржа, мне надо было подойти к нему метров на пять, но тогда пришлось бы согнать с лежбища не одну сотню зверей, а это не только было невозможным, но показалось ненужным, ибо я и мысли не допускал, что белый морж — альбинос.
— Давайте-ка позвоним сейчас Льву Алексеевичу Попову, — решил Успенский. — Он — маммолог, известный специалист по ластоногим, думаю, он нам поможет.
Лев Алексеевич, как и Успенский, поначалу удивился. Поверив, что с ним не шутят, слайд с белым моржом на самом деле есть, он тоже заинтересовался — можно ли рассмотреть зрачок? — а потом сказал, что лично ему видеть таких моржей никогда не приходилось.
— Повезло вам — вот и все, что я могу по этому поводу сказать, — закончил он. — И как это вам удается?!
Польщенный его вниманием, я не без самодовольства признался, что белых моржей и не думал искать. Я летел на Чукотку с единственной мыслью увидеть наконец-то лежбище самых обыкновенных моржей, попасть на которое собирался без малого два десятка лет, да вот судьбе, видно, вздумалось наградить меня за столь долгую верность мечте...
Но вообще, если быть честным; с моржами мне всю жизнь не везло, хотя редким этого зверя никак не назовешь. Даже в тридцатые годы, когда численность его катастрофически уменьшилась, мировая популяция насчитывала до ста тысяч голов. Однако увидеть лежбище моржей оказалось столь сложно, что, признаюсь, были минуты, когда я считал, что так и не смогу понаблюдать эту картину.
В то время, когда я начинал работать на полярных станциях в Арктике, уже существовал закон об охране моржей, но стада их настолько поредели, что звери забыли дорогу на лежбища, где когда-то отдыхали огромными массами. Лишь угрюмых одиночек встречал я в полыньях во время зимовок на Новой Земле, мысе Челюскин, острове Виктория; звери чаще всего скрывались, завидев фигуру человека. Расспрашивая полярников, я собирал сведения, где можно еще встретить моржей, и так узнал об острове Преображения. Остров этот находится в Хатангском заливе, у восточного побережья Таймырского полуострова, и в шестидесятые годы, как рассказывали полярники, моржи туда еще приходили. Я отказался от отпуска, решив остаться в Арктике еще на год ради того, чтобы побывать на этом острове. Но когда приехал, то узнал, что в прошлую осень восемь зверей пытались выбраться на заветную косу, но какой-то аэролог застрелил их, продав мясо полярной станции, для прокорма собачьей упряжки.
Напрасно я прождал моржей все лето. Один помор объяснил мне, что наглый «предприниматель», который хорошо заработал на зверях, а должен бы быть привлечен к огромному штрафу, перебил моржей-разведчиков, за которыми идет стадо, и нечего больше ждать их на этом острове.
Мы сидели с ним на крылечке избы и глядели на темную галечную косу, далеко убегающую в море.
— На Чукотку тебе ехать надо, — посоветовал мне помор. — Там лежбища берегут, стрелять никому не позволяют. Рассказывают, будто чукчи свои чумы от берега подальше в тундру переносят, собак уводят, костров не жгут. Чтобы ничем не помешать моржам. А когда они выспятся, отдохнут и начинают собираться в зимний путь, люди берут из стада столько, сколько необходимо для жизни. Поэтому там моржи и не переводятся.
Тогда я воспринял этот рассказ как красивую легенду, которая родилась у охотников западной Арктики, так быстро растерявших свои богатства, но позже убедился, что когда-то чукчи и в самом деле могли покарать охотника, если он начинал стрелять моржей на лежбище. Об этом рассказывает в своей книжке и Перри. В 1909 году, сообщает он, местный вождь чукчей Тенасце организовал моржовую охрану из 24 человек, которые стали следить за порядком в Инчоуне. И с тех пор поредевшие было стада моржей вновь стали залегать там в огромном количестве; сохранились эти лежбища и сегодня.